Экскоммуникация. Три эссе о медиа и медиации - Александр Р. Гэллоуэй Страница 4

потоках эфира. Разве мы сами не привыкли полагать, что коммуникация всегда и возможна, и даже желаема? Точнее, разве наше отношение к коммуникации не подразумевает ее непреходящую возможность? «Пусть всегда будет коммуникация» — даже если еще не сказали ни слова? Общий язык, точки соприкосновения, согласованные темы, правила применения силы… Еще не было ни слова, ни звука, ни единого сообщения — но уже столько всего появилось на их месте.

Есть такие формы медиации, в которых на первый план выходят изгнание, высылка или ересь — а вовсе не повторение, причастие или интеграция. Есть такие сообщения, которые заявляют: больше никаких сообщений. Почему? Причины могут быть разные. Это и парадоксальный лиризм невыразимого («это невозможно передать словами»), и отказ от взаимодействия («нет, спасибо»), и апатичная сварливость («об этом не стоит и говорить»), и сама загадка тишины (и ее невозможности).

Следовательно, для каждого акта коммуникации есть соответствующий акт экскоммуникации{8}. Любая коммуникация порождает возможность экскоммуникации, которая мгновенно сведет первую на нет. Любая коммуникация таит в себе тлеющее знание об экскоммуникации — и о том, что она первична, что она обусловливает и делает естественным. Экскоммуникация — до того, как было сказано хоть слово. Экскоммуникация — когда больше нечего сказать. Таким образом, мы намерены создать теорию медиации — но не в рамках коммуникации (что уже многократно делали до нас), а в рамках экскоммуникации.

Ведь даже сам вопрос «что такое медиация?» истончился и растерял свою силу — главным образом потому, что на него продолжают давать ожидаемые, изжившие себя ответы. Может, дело в том, что вопрос задают слишком часто; он появился еще на заре западной философии. И всё же мы полагаем, что экскоммуникация всегда была неразрывно связана с любой теорией коммуникации, что не-медиа всегда скрываются за медиа — стоят за порогом и подсматривают в замочную скважину.

Найти пример можно у ПЛАТОНА, в его диалоге переходного периода Федр. Диалог охватывает целый ряд тем, от телесной любви до любви метафизической, — и останавливается на вопросе языка и связи между устной речью и письменной[27]. СОКРАТ заявляет, что устное слово всегда первично — этот аргумент даст начало бесчисленным дискуссиям среди французских постструктуралистов и литературоведов. СОКРАТ также утверждает, что именно непосредственность разговора соединяет души; непосредственность лучше, чем опосредование, — ведь любое посредничество искажает общение душ, затрудняет и запутывает разговор.

Федр — это еще и рождение одной из важнейших философских концепций в области медиа и коммуникаций. Этот диалог обозначил рамку для дискуссии, которая не устарела с тех самых пор: письменная речь или устная, отсутствие или присутствие, опосредование или непосредственность. Федр предлагает нам не что иное, как сократовскую теорию медиа; в ней коммуникация увязана с категориями истины, смысла и взаимности. Начиная с этого основания, мы можем проследить развитие философской мысли: от СОКРАТА и ПЛАТОНА (коммуникация есть присутствие) к ХАЙДЕГГЕРУ и «герменевтическому повороту» (коммуникация есть интерпретация) и до ХАБЕРМАСА и концепции публичной сферы (коммуникация есть дискурс).

Федр давно канонизирован в философских и литературных кругах. При этом текст диалога наполнен «нефилософскими» отступлениями и вспомогательными обменами мнений — такое обычно не интересует литературоведов. Так, бόльшая часть вступления посвящена неторопливой прогулке по окрестностям Афин и выбору идеального места — чтобы устроиться поудобнее, начать беседу, прочувствовать столь же идеальную почву для размышлений. ПЛАТОН дает понять, что «локус» априори необходим для движения мысли, что место мысли предваряет саму мысль.

Первый интересный для нас момент встречается уже в начале диалога: ФЕДР спрашивает мнение СОКРАТА по поводу речи ЛИСИЯ, аттического оратора; СОКРАТ свое мнение утаивает, чем провоцирует и дразнит собеседника. Тогда ФЕДР обостряет дискуссию и заключает с СОКРАТОМ пари, которое на самом деле является клятвой: он отказывается читать или показывать чьи-либо речи, пока СОКРАТ не произнесет свою — и не ответит на аргументы ЛИСИЯ. Иными словами, ФЕДР озвучивает угрозу экскоммуникации. Он обещает исключить себя из их беседы, из их дружбы и из дискурса как такового.

Другое любопытное «нефилософское» отступление в Федре принимает форму молитвы. СОКРАТ ответил на аргументы ФЕДРА и ЛИСИЯ о природе любви словно чревовещатель — раскритиковал их речь в своей и заявил, что это ФЕДР говорил «его завороженными устами». Испугавшись гнева богов за свои слова, СОКРАТ обращается к Эросу, богу любви, с покаянной речью. СОКРАТ обвиняет ФЕДРА в том, что тот сбил их дискуссию с пути — и посему просит Эроса «отвратить его от подобных речей и обратить к философии». Ведь philia заключена в самом слове «философия» и означает любовь и дружбу. Только после этой палинодии СОКРАТ делится своими взглядами на природу любви, а также на природу письменной речи и устной. Но тогда, во время молитвы и с помощью нее, СОКРАТ «экскоммуницировал» ФЕДРА из дискурса как такового — при условии, что запрет будет отменен, когда речь ФЕДРА станет достаточно «философской».

В диалоге представлены два вида экскоммуникации — с помощью клятвы и с помощью молитвы. В каждом случае мы имеем дело с сообщением, которое прекращает все сообщения — экскоммуникацией, которая подавляет любую коммуникацию. ФЕДР, обращаясь к СОКРАТУ, «экскоммуницирует» самого себя, отказываясь говорить или читать что-либо вслух, пока СОКРАТ не выдаст свою речь; тем самым ФЕДР коммуницирует с СОКРАТОМ через экскоммуникацию. Сам же СОКРАТ во время философской дискуссии с ФЕДРОМ обращается к богам. Это молитва, что рождается посреди сложного философского толкования, сквозь иронические отступления и «божественное исступление». Это странное, отнюдь не философское воззвание — одновременно и центральный вопрос всего диалога ПЛАТОНА; это неоспоримая и неозвученная ось, на которой базируется философия. Таким образом, философия становится возможной благодаря молитве — неоднозначной молитве, без адресата и, скорее всего, без ожидания ответа — разве что в ожидании новой философской беседы! Так экскоммуникация словно преследует каждый акт коммуникации.

Акты экскоммуникации СОКРАТА и ФЕДРА находят современное воплощение у МАРШАЛЛА МАКЛЮЭНА, в его известном тезисе об электрическом свете. Для МАКЛЮЭНА свет — это и есть медиум для всех медиа:

Электрический свет — это чистая информация. Он представляет собой, так сказать, средство коммуникации без сообщения, если только его не используют для оглашения какого-то словесного объявления или названия <…> Используется ли свет для операции на мозге или освещения вечернего бейсбольного матча — не имеет никакого значения <…> так как именно средство коммуникации [медиум] определяет и контролирует масштабы и форму человеческой ассоциации и человеческого действия[28].

Ассоциативная манера письма МАКЛЮЭНА словно сама движется со скоростью света; немало теоретиков за последние десятилетия