Кевин Макдональд - Введение в Культуру Критики Страница 6

Восход лишенной этнической идентичности не-еврейской управленческой элиты, которая отвергает традиционные культурные институты — как видно на примере бывшего президента Билла Клинтона или нынешней сенатора Хиллари Клинтон — элиты, переплетенной с критической массой этнически-сознательных евреев и других этнических меньшинств, является колоссально-важным фактом нашей современной политической жизни. Хотя мое утверждение о том, что еврейские интеллектуальные и политические движения были необходимым фактором для восхода такой элиты к ее нынешнему господству, сложно подтвердить однозначно (в той же самой мере, насколько сложно подтвердить любые другие причинные гипотезы подобного рода), оно является вполне совместимым с тезисами других исследователей, в особенности с трудом Д. А. Холлингера (1996) «Наука, евреи и секулярная культура: Исследования американской интеллектуальной истории середины 20-го века» и Карла Деглера (1991) «В поиске человеческой природы: Упадок и возрождение дарвинизма в американской социальной мысли».

Восхождение такой лишенной этнической идентичности элиты отнюдь не является неизбежным следствием модернизации или какой-либо еще известной мне силы. Подобные не-этнические управленческие элиты являются уникальной чертой европейских или произошедших от европейских обществ. Такие элиты не обнаруживаются больше нигде в мире, включая высокоразвитые нации, такие как Япония и Израиль, или неразвитые нации Африки и других частей света. Более того, исследуемые здесь культурные сдвиги также произошли в традиционно-католических странах, таких как Франция и Италия, где протестантизм не имеет никакого влияния. Франция в особенности была чрезвычайно открытой для не-европейской иммиграции и ее интеллектуальная жизнь была подвержена сильнейшему воздействию со стороны движений, обсуждаемых в КК. И наоборот, есть много примеров, где протестантизм мирно уживался с национализмом и этноцентризмом и даже рационализировал их.

Развитие теорий о том, почему Западные культуры представляют собой столь плодородную почву для теорий и движений, обсуждаемых в КК, является очень полезной областью исследований. Полезно взглянуть на то, каким образом европейцы в США воспринимали сами себя сто лет назад (6). Американцы европейского происхождения считали себя частью культурного и этнического наследия, простирающегося в прошлое ко времени основания страны. Англо-саксонское наследие Британских островов находилось в центре этой само-концепции, но и американцы немецкого и скандинавского происхождения также полагали себя частью этого этнического и культурного наследия. Они разделяли большую гордость за свои достижения. Они покорили обширную территорию и достигли значительного экономического прогресса. Они рассматривали себя как создателей цивилизации на строгом моральным основанием — страну фермеров и малых предпринимателей, развившуюся в мировую экономическую державу. Они верили, что их цивилизация была продуктом их собственной уникальной изобретательности и умений, и они верили, что она не выживет, если другим народам будет дозволено играть в ней слишком большую роль. Они воспринимали себя как носителей положительных личностных качеств, таких как храбрость перед лицом опасности, уверенность в своих силах, изобретательность и смекалка, оригинальность и честная игра — те самые добродетели, которые позволили им покорить дикий мир и превратить его в продвинутую цивилизацию.

Американцы конца 19-го века взглянули на мир и увидели, что их общество превосходит все остальные. Они видели себя и другие европейские общества пожинающими плоды политической и экономической свободы, в то время как остальной мир страдал как и во времена изначальные — деспотизм Азии, варварство и примитивизм Африки, и экономическая и политическая осталость России и Восточной Европы.

Они видели себя христианами и полагали христианство неотъемлемой частью социальной ткани и образа жизни своего общества. Христианство рассматривалось ими как основа морального фундамента общества, и угроза христианству воспринималась как угроза обществу в целом. Когда эти люди вспоминали свое прошлое, они видели «простой и безопасный мир разделяемых всеми ценностей и поведения» (Бендерский 2000, стр. 6) — мир культурной и этнической однородности. Они обладали сильным чувством семейной гордости и региональной идентификации: у них были глубокие корни в тех местах, где они родились и выросли. Они не думали о Соединенных Штатах как о марксистском аду борющихся социальных классов. Вместо этого, они полагали свою страну миром гармонии между социальными классами, в котором верхние слои общества, хотя и заработали свои позиции, но тем не менее имеют определенные обязательства перед низшими социальными классами.

Начало 20-го века было также наивысшей точкой дарвинизма в социальных науках. Мнение о существовании важных различий между расами — о том, что расы различаются в интеллекте и моральных качествах, было тогда наиболее широкораспространенным. Расы не просто отличались друг от друга, но, более того, они состязались между собой за господствующее положение. Как описывается во второй книге данной трилогии, «Обособленность и ее разочарования» (Макдональд 1998а), такие идеи были частью обыденной обстановки интеллектуальной жизни — повсеместно распространенными как среди евреев, так и не-евреев.

Тот мир исчез. Рост еврейского могущества и демонтирование специфически-европейской природы Соединенных Штатов — вот настоящие темы «Культуры Критики». Война с целью уничтожения специфически-европейской природы США велась на нескольких фронтах. Основной удар еврейского активизма против европейской этнической и культурной гегемонии был сфокусирован по трем критическим источникам власти в Соединенных Штатах: академическому миру знаний в социальных и гуманитарных науках; миру политики, в котором решались вопросы иммиграционной социальной политики и другие этнические проблемы; и миру средств массовой информации, который предлагал публике «способы видения мира». «Культура Критики» детально исследует первые два из них.

На интеллектуальном уровне, еврейские интеллектуалы вели сражение против идеи о существовании рас вообще и против идеи о биологическом происхождении межрасовых различий в интеллекте и культуре. Еврейские активисты также были острием движения, определявшего Америку как набор абстрактных принципов, а не этно-культурную цивилизацию. На уровне политики, еврейские организации возглавили движение за неограниченную иммиграцию в США всех народов мира. Еврейские организации также сыграли ключевую роль в продвижении интересов других расовых и этнических меньшинств, и возглавили легальные и административные усилия по удалению христианства из публичной сферы.

Первым павшим бастионом старой американской культуры стали элитные академические институты и, в особенности, университеты Лиги Плюща. Трансформация профессорско-преподавательского состава шла полным ходом в 1950-х, и к началу 1960-х она была по большей части завершена. Новая элита была чрезвычайно непохожей на прежнюю. Разница заключалась в том, что старая протестантская элита не находилась в состоянии войны со страной, над которой она доминировала. Старая протестантская элита была богаче и образованней, чем публика в общем, но мировоззрения общества и элиты по большому счету совпадали. Они полагали себя христианами и европейцами, и не видели необходимости в радикальных социальных изменениях.

Сейчас все очень по-другому. С шестидесятых годов прошлого века враждебная, неприятельская элита заняла доминирующее положение в интеллектуальном и политическом дебате. Эта элита почти инстинктивно испытывает отвращение к традиционным институтам европейско-американской культуры: ее религии, традициям, манерам и сексуальным предпочтениям. По словам одного комментатора, «Сегодня элита презирает нацию, которой она правит» (Герлернтер 1997). Подходящими примерами являются комментарии Стефана Стейнлайта об иммиграционных ограничениях 1924–1965 годов (см. выше) и «Еврейская угроза» Джозефа Бендерского, опубликованная издательством Basic Books (2000). Бендерский рисует исчезнувший мир гордых и уверенных европейцев, осознанно намеревавшихся сохранить контроль над Соединенными Штатами. Авторское чувство интеллектуального и морального превосходства и презрение автора к его северно-европейским подданным сочится практически с каждой страницы. Эта книга представляет собой триумфалистскую историю, написанную членом группы, победившей в интеллектуальных и политических войнах 20-го века.

Фундаментально, эта «неприятельская элита» является элитой, доминируемой евреями, и именно ее происхождение и основные линии влияния описываются в КК. Возникновение этой враждебной элиты является одним из аспектов конкуренции между евреями и не-евреями, а ее результатом станет долговременный спад гегемонии европейцев в США и по всему миру.