Два урока о животном и человеке - Жильбер Симондон Страница 7

между диафрагмой и пупком, он был бы подобен растению. Его существование сводилось бы к to epithumetikon, к способности вожделеть, к «растительной» способности, исключающей что-либо, кроме наслаждения и боли, приятных и неприятных ощущений, связанных с потребностями или с удовлетворением потребностей. Наличие потребности предполагает боль, поскольку отсутствие желаемого и есть принцип боли. Когда потребность удовлетворена, наступает состояние насыщения. Удовольствие от насыщения и противоположные ему грусть и боль, вызываемые потребностью, — таковы две составляющие to epithumetikon —, способности к epithumia, способности к вожделению. Что же до thumos, то это — специфика животных. Животные действуют смело и инстинктивно. Ими руководит порыв, инстинктивное стремление, они склонны защищать своё потомство, нападать на врага, они от природы склонны вести себя определённым образом, и причиной тому to epithumetikon. Лошадь или лев не уступают человеку в смелости. Но чего у них нет, так это nous — умения организовывать своё поведение сообразно с имеющимися знаниями, способности действовать рационально, понимая, почему они действуют так, а не иначе. Животное действует, не ведая причин, к действию его побуждает инстинктивный порыв, некая существующая в нём органическая энергия. А значит, можно рассматривать животных как недочеловеков, как деградировавшую разновидность человека. И, собственно, в «Тимее» Платон{5} развивает теорию, описывающую происхождение животных видов от человека. Вначале был человек наиболее совершенное существо, сочетающее в себе все те элементы, которые позже через деградацию (это то, что я ранее назвал эволюцией наоборот) привели к созданию различных видов. Например, у человека есть ногти. Но человеку они не нужны. Человеческие ногти — весьма слабая защита и крайне неэффективное оружие. Однако, деградируя, ногти постепенно приобретают форму и функцию когтей. Сначала от мужчин произошли женщины, гораздо лучше находящие применение ногтям. Ступенью ниже — кошки, и для них польза когтей уже неоспорима: кошачьи когти намного более развиты и являются неотъемлемой частью того, что сейчас называют схемой тела{6}, иными словами, кошки от природы умеют пользоваться когтями. В прыжке их тело принимает такое положение, которое подразумевает наличие когтей, помогающих схватить, сжать, растерзать добычу. Следовательно, существование некоторых анатомических особенностей, едва ли значимых для человека, объясняется определённым устройством мира, в котором различные виды животных возникают в результате упрощения и деградации человека.

Эта мысль в «Тимее», мысль в известной степени чудовищная и в то же время гениальная, — первый тезис эволюционной теории в западной цивилизации. Только это теория эволюции наоборот. Человек сформировался первым из всех животных, и вследствие упрощения, деградации, предполагающих развитие той или иной части человеческого тела, причём значительного развития, например преобразования ногтей в когти, зародились многочисленные виды животных, приспособленных к определённому образу жизни. Платон говорит вовсе не о восходящей эволюции, в процессе которой человек постепенно отделился от животных, а наоборот, он показывает, как из человеческой схемы тела могут образоваться более простые схемы, какими представляются тела животных. Нечто подобное можно встретить и в мифах о реинкарнации: души пьют воду из Леты, перед этим выбрав себе тело{7}, а выбирают они его, исходя из опыта прежних жизней и сообразно собственным заслугам. Те души, которые достигли вершин в познании истины и в практике размышления, непременно выберут тело философа, других же ждёт существование в теле какого-нибудь животного. Если бы Платон продолжил эту регрессивную последовательность, он бы, вероятно, пришёл к выводу, что душа способна переселяться в разные виды деревьев. Однако, судя по всему, понятие метаморфозы, связанной с идеей возрождения души в растительной форме, распространилось в Греции под влиянием восточных религиозных мифов и не пользовалось особой популярностью в эпоху Платона или, по крайней мере, среди философов; возможно, в поэзии дела обстояли иначе. Мифология действительно знает немало легенд о превращении людей в деревья.

Важно отметить, что у Платона в «Тимее» присутствует также понятие иерархии: всё ровано, три царства образуют иерархию, но различаются они не по природе, а скорее по уровню. При этом разница уровней затрагивает и природные различия. Так или иначе, на ступени между животным и растением процесс заканчивается, цепочка как будто обрывается, поскольку нигде не сказано, что животные деградируют до растений.

Вот что представляют собой первые античные теории. В каком-то смысле их можно назвать аксиологическими и мифическими.

Антонио дель Поллайоло. Аполлон и Дафна. Ок. 1470

Аристотель

Теперь же перейдём ко второй группе античных доктрин, где первая объективная натуралистическая теория, разработанная на основе наблюдений, — учение Аристотеля о взаимоотношении между растением и животным и между животным и человеком. Прежде всего нужно сказать, что Аристотель не оставляет без внимания растительную жизнь. Для него даже у растения есть душа, явные признаки существования души, своеобразного растительного начала, которое Аристотель называет to treptikon, дословно «нечто, связаное со способностью развиваться и расти». Trepein, treptikon происходит от слова trepho — «питать, утолщать, выращивать». Treptikon отвечает за функцию питания у растений. Но функция растений — и это очень важный момент, который свидетельствует о необычайной глубине аристотелевских наблюдений, — не сводится к одному только питанию. На смену иерархическому подходу Платона пришёл метод наблюдения. Растительное существо питается, а значит, оно усваивает пищу, растёт. Оно впитывает что-нибудь из каждого вещества, которым его обеспечивает почва, воздух или свет, оно поглощает элементы, необходимые для развития и роста тканей. Это и есть питание. Но питается оно не ради питания. Растение размножается. И целью питания является размножение. То есть to treptikon, сам факт развития, сама растительная жизнь заключает в себе питание, и питание это необходимо (согласно принципу целесообразности) для произведения потомства. Таким образом, формирование растения направлено на размножение, на самовоспроизведение. Растение растёт, чтобы произвести потомство. Например, существуют некоторые виды кактусов (а впрочем, и многие другие растения), которые развиваются, растут, годами накапливают питательные вещества, а затем цветут, плодоносят и погибают. Единственная их задача — рассеять семена, и, выполнив её, они гибнут. Конечная цель их развития и вся их история подчинены этому — появлению семян. Долгие годы они копят питательные вещества и воду, чтобы зацвести и принести плоды. Здесь мы наблюдаем принцип целесообразности в действии, весьма важный принцип, ведь вы понимаете, что можно без труда выстроить иерархию растительной, животной и человеческой жизни, если всего лишь допустить за растением способность питаться. Только что у Платона мы видели — to epithumetikon. На смену платоновскому to epithumetikon пришёл to treptikon: вместо суждения о ценности перед нами суждение о действительности и результат исследования, полученный опытным путём. Растения растут,