Консерваторы. Без либералов и революций - Эдмунд Бёрк Страница 8

Палата общин британского парламента

Основатели вашей философской системы не упустили ни единого случая, чтобы подрать глотки и продекламировать свои речи, направленные против старого правительства во Франции. Очернив как только можно свергнутое правительство, они выставили аргумент, соответственно которому все, кто не одобрял новое правительство и его злоупотребления, зачислялись в обязательные сторонники старого режима; а те, кто упрекал их в жестокости и насилии над свободой, объявлялись поборниками рабства.

Я не знаю, как назвать форму правления, которая сейчас существует во Франции. Стоящие у власти хотели бы, чтобы она называлась демократией, мне же кажется, что она больше похожа на отвратительную и мрачную олигархию. Однако я допускаю, что сегодня она соответствует тому названию, на которое претендует. Я не осуждаю ни одну форму правления просто из абстрактного принципа. Возможны ситуации, в которых чистая демократия необходима; очень редко и в очень специфических обстоятельствах она может быть желательна. Но я не думаю, что так обстояло дело с Францией или с любой другой большой страной. Древние лучше, чем мы, были знакомы с этой формой правления; до сих пор я не сталкивался ни с одним значительным примером демократии и не могу не принять мнения некоторых авторов, утверждавших, что абсолютная демократия не более законна, чем абсолютная монархия. Они считают, что демократия не имеет ничего общего с совершенной республикой и несет в себе коррупцию и вырождение.

Если не ошибаюсь, Аристотель утверждал, что у демократии поразительно много общего с тиранией; так, при демократии большинство граждан способно оказать жесточайшее давление на меньшинство и превзойти в своей жестокости единовластную деспотию.

* * *

Я не претендую на исключительное знание Франции; но всю свою жизнь я стремился изучать человеческую природу; в противном случае я не мог бы исполнять свою скромную роль на службе человечеству. Мне было неприятно слышать мнение, что духовенство непоправимо испорчено. Я с недоверием относился к злобным речам тех, кто уже покушался на ограбление. Пороки преувеличивают, когда их выгодно выдать за причину наказания. Враг – плохой свидетель; грабитель – еще худший. Несомненно, что и представители этого сословия не лишены пороков и недостатков, ибо это древнее установление нечасто подвергалось пересмотру. Но я думаю, что нет преступлений, совершенных отдельными людьми, которые заслуживали бы конфискации имущества целого сословия, нет таких жестоких оскорблений и нет такого падения, которые нельзя было бы искоренить, не прибегая к противоестественным преследованиям.

Если и была причина для этих новых религиозных гонений, то это атеистическая клевета и клеветники, которые почувствовали себя триумфаторами и поднимают народ на разбой, ибо никого не ненавидят так, как духовенство, благодушно пребывающее в своих пороках. Они считают себя обязанными рыться в истории прошлых веков, чтобы извлекать из нее примеры угнетения и преследования, которые корыстно совершались представителями духовенства. Они считают, что это может оправдать крайне несправедливые, нелогичные акты сегодняшнего возмездия и их собственную жестокость. После того как они разрушили всю генеалогию знатных семейств, они избрали нечто вроде генеалогии преступлений духовенства. Обвинять наших современников в преступлениях, совершенных их предками, находя в этом основания для наказания людей, не имеющих никакого отношения к старой вине, за исключением имени и старых семейных связей, – такова утонченная несправедливость, проповедуемая философами этого просвещенного века. Собрание наказывает людей, из которых многим, если не большинству, наличие церковников не менее отвратительно, чем их теперешним преследователям, и которые заявили бы об этом во весь голос, если бы не понимали, чем вызвана вся эта декламация.

Мы не вынесли нравственных уроков из истории. Напротив, ее использовали, чтобы смутить наши умы и расстроить наше счастье. История открывает нам свою книгу, которая должна сделать нас мудрее, которая предлагает нам избегать несправедливости и прежних ошибок, совершенных человечеством. Но если ее извращать и использовать как склад оружия, как средство, воскрешающее распри и злобу, то она становится горючим, которое подбрасывают в огонь гражданской нетерпимости. В большей своей части история рассказывает о несчастиях, которые принесли в мир гордость, честолюбие, скупость, мстительность, похоть, соблазн, лицемерие, неуправляемые страсти. Эти пороки являются причинами всех бурь. Религия, мораль, законы, прерогативы, привилегии, свободы, права человека – это предлоги. Когда есть такие предлоги, то обычно действующими лицами и носителями зла в государстве оказываются короли, пасторы, магистраты, сенаты, национальные ассамблеи, судьи, военные.

Вы не вылечите болезнь, решив, что больше не должно быть монархов, государственных министров, проповедников, правоведов, офицеров и консулов. Вы можете изменить названия – вещи в основе своей останутся теми же. Определенное количество власти всегда должно существовать в обществе, находиться в чьих-то руках и носить свое название. Мудрецы предлагали лекарства от пороков, а не от названий – от причин зла, которое постоянно, а не от случайных органов, через которые оно действует, или от преходящих форм, в которых оно проявляется…

Революции благоприятствуют конфискациям; и нельзя заранее предвидеть, под каким отвратительным названием будут санкционированы новые конфискации. Я уверен, что принципы, которые сейчас возобладали во Франции, могут затронуть многих людей и целые сословия во всех странах, которые полагают, что их безобидное бездействие гарантирует им безопасность. Многие партии Европы сейчас в растерянности. В ряде других ощущается осторожное движение, которое может угрожать землетрясением всему политическому миру. В некоторых странах уже формируются различные объединения, природа которых весьма необычна. При таком положении вещей нам следовало бы принять меры безопасности. Возможные перемены не должны застать нас врасплох, нам следует сосредоточить наш разум на вопросах права и собственности.

* * *

Мое письмо оказывается очень длинным, но масштаб темы мог бы сделать его еще большим. Моей первоначальной целью было сравнить принципы, на которых строит свое правление французское Национальное собрание, с фундаментальными режимами других государств, а также ваши новые установления с некоторыми разделами английской конституции. Но этот план оказался более обширным, чем я рассчитывал, и, кроме того, я подумал, что вряд ли у вас возникнет желание разбираться во всех этих подробностях. Поэтому я решил удовольствоваться некоторыми замечаниями о вашем государственном устройстве и оставить до следующего раза то, что намеревался сказать о духе британской монархии, аристократии и демократии.

Неспособность бороться с трудностями вынудила Национальное собрание во Франции начать осуществление своих планов с упразднения и полного разрушения. Член Собрания г-н Рабо де Сент-Этьен выразил этот принцип предельно ясно, ничего не может быть проще: «Все государственные учреждения во Франции несут народу несчастье: чтобы сделать народ счастливым, необходимо обновить все: идеи, законы, нравы, людей, порядок вещей, слова… все разрушить, да, все разрушить, потому что все нужно построить