Игорь Яковенко - Познание России: цивилизационный анализ Страница 9

Среди функций сакральной власти, заслуживает особого внимания одна: «настоящая», сакральная власть трактуется как «поравнитель» — т. е. сила, противостоящая разрушающим традиционный мир процессам имущественной дифференциации. Русское крестьянство далеко не случайно отвернулось от царизма после Столыпинских реформ и пошло за большевиками.

Сакральной Власти онтологически противопоставлен профанный подданный. Он принадлежит «этому» миру, заменяем, объектен и инструментален. Сакральность Власти далеко не случайна. Иерархия являет собой воплощение идеи социального абсолюта — синкретического единства архаического социокультурного, универсума или восходящего к родовому космосу нераспавшегося традиционного целого. Сакральный статус иерархии противостоит и жестко подавляет тенденцию утверждения субъектности отдельного Человека. А значит — тенденции к распаду традиционного космоса и созиданию общества Нового времени.

Понятно, что описанный идейный комплекс противостоит пониманию власти как социального института, идеологи правовой демократии, ценностям либерализма и т. д.

Экстенсивная доминанта. Под экстенсивной доминантой понимается такая конфигурация ментальности, которая задает выбор экстенсивных решений в проблемных ситуациях. В результате это выливается в экстенсивную стратегию исторического бытия всего общества. Надо полагать, что данный тезис не нуждается в развернутых пояснениях: Экстенсивный характер отечественной культуры достаточно очевиден. В этом отношении показателен исторический опыт XX века. Советская власть, понимаемая многими как диктатура развития, оказалась не в состоянии перевести общество через порог, разделяющий экстенсивную и интенсивную стратегии исторического бытия.

Здесь мы сталкиваемся с мало осознанной характеристикой отечественной культуры. Экстенсивная ориентация — структурная характеристика сознания. Ее носитель ищет бесплатных ресурсов, противостоит рынку как механизму, устанавливающему цены на ресурсы и цену на продукцию. Право на труд он полагает таким же бесспорным ресурсом, как и другие, на который он имеет право по факту рождения. Экстенсивно ориентированный человек не способен оптимизировать трудовую деятельность, снижать потери, достигать требуемого соотношения в системе качество товара/трудозатраты и т. д. Экстенсивна интенция сознания — один из самых мощных блокираторов динамики.

Наконец, экстенсивная доминанта, всегда связана с насилием — над природой, над другими людьми, над соседями, ибо вовлечение все новых и новых ресурсов в производственное освоение без насилия невозможно.

Рассмотренные нами элементы ментального пространства или специфических механизмов понимания и оценки реальности лежат в основе, хотя и не исчерпывают собою ядра российской культуры. Перечислим другие значимые признаки: репрессивный характер культуры, антипроцедурная интенция культуры. Из эсхатологического комплекса, сакральной власти, манихейства вырастает традиционная империя.

Завершая обзор, отметим два момента. Прежде всего, культурное ядро — системная целостность. Все эти моменты не существуют изолированно, не рядоположены, но представлены в едином целом. Они поддерживают друг друга, переплетаются, взаимодополняют и потому так устойчивы.

Второе принципиальное замечание состоит в том, что синкрезис — базовый элемент, задающий все остальные характеристики традиционной ментальности. Все, так или иначе, связано или восходит к синкрезису. Эсхатологический комплекс живет надеждой на возврат к царству абсолютного синкрезиса. Манихейская интенция — верой в последнюю битву, которая снимет фундаментальный раскол мира на Свет и Тьму. Мироотреченность — питается идеей отторжения мира, отошедшего от синкрезиса. Сакральная Власть охраняет и поддерживает синкрезис и так далее.

Так в самом кратком изложении могут быть представлены общетеоретические основания настоящего исследования. Представленные выше положения, с одной стороны служат основанием для анализа безграничной феноменологии отечественной реальности, с другой — выливаются в итоговые суждения. Конкретизация положений общего характера, их обоснование разворачивается в глазах посвященных разным аспектам российского универсума.

1 Подробнее см.: Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как система. М., 1998.

2 Культурология. XX век. Энциклопедия. Гуревич П.С., Шульман О.И. Ментальность, менталитет. СПб., 1998. Т. 2. М — Я. С. 25–27.

3 Пелипенко А.Л., Яковенко И.Г. Указ. соч.

4 Подробнее см.: Пелипенко АЛ., Яковенко И.Г. Указ. соч.

5 Подробнее см.: Там же.

6 Подробнее см.: Яковенко И.Г. Риски социальной трансформации российского общества: Культурологический аспект. М., 2006.

Глава II

ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ВАРВАРСТВО В ИСТОРИИ РОССИИ

ВАРВАРСТВО: СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ

Понятию «варвар» не повезло. У нас отсутствует традиция философского и социологического осмысления соответствующего феномена. Слова «варвар», «варварство» ассоциируются с публицистическими контекстами или изданиями хронистов древности. Советская наука обходила это понятие, предпочитая говорить о доклассовой периферии государственности. Между тем варвар — одна из древнейших исторических категорий. В этом образе нашла свое парадоксальное, негативное выражение рефлексия утверждавшейся на Земле цивилизации. Осознавая нечто как чуждое, противопоставленное, цивилизация постигала свою собственную природу.

И само противопоставление варвар — цивилизация, и его участники представляют собой специфический архетип, чрезвычайно устойчивую модельную структуру. Человек цивилизации и варвар не случайные маски, но устойчивые персонажи истории. Тысячекратно повторяясь в череде поколений, они реализуют альтернативные стратегии жизни, различные модели обживания космоса. Рассуждения о проблеме варварства требуют одной существенной оговорки. Разумеется, сами варвары никогда себя так не называли. Этот ярлык закрепила за ними цивилизаций. Слово «варвар» рождается в лоне цивилизации для обозначения качественно иного, Противопоставленного цивилизации человеческого бытия и поэтому неотделимо от оценки. Цивилизация боролась с варварами Не на жизнь, а на смерть, И в долгой, растянувшейся на тысячелетия, борьбе одолела изначального варвара. Само же понятие «варвар» превратилось в устойчивый образ, сконцентрировавший в себе специфический набор остро негативных черт, связанных с неадаптированностью в современном обществе, агрессивным отношением К государству, жестокостью, презрением к человеческой жизни, культурным ценностям и т. д; Понятие «варвар» неизбежно насыщено мощнейшим аксиологическим содержанием. Поэтому оговоримся: наше отношение к рассматриваемому феномену принципиально внеоценочно. Это исследование с позиций наблюдателя, который сталкивается с устойчивой типологией человеческого бытия, с некоторой социокультурной стратегией, до сегодняшнего дня не утратившей своих потенций. А это значит, что варвар и варварство останутся и в обозримом будущем пребудут как существенные моменты бытия человечества.

Понятие «варвар» имеет долгую историю. С веками содержательное наполнение его изменялось и уточнялось. Само это слово принадлежит античности. Греки и римляне называют варварами всех чужеземцев, отличавшихся по культуре и говоривших на непонятных языках. Прежде всего это были обитатели догосударственной периферии античной цивилизации — скифы, германцы. Но наряду с этим варварами называли и представителей других цивилизаций — персов. В средневековье понятие «варвар» сплавляется с определяющей для теоцентристского общества конфессиональной идеей. Варварами осознаются язычники, иногда иноверцы. Таким образом, и в античной, и в средневековой традициях варвар понимается прежде всего как носитель стадиально предшествующей культуры. Вместе с тем варваром могли назвать и представителя иной, противостоящей цивилизации.

Представление о варваре не является исключительным достоянием европейской культуры. Оно возникает и в Китае. Причем и здесь понятие, соответствующее нашей сегодняшней трактовке варвара, утверждается в глубокой древности. Конфуций пишет о двух персонажах, которые можно определить как устойчивые культурные типы. Это: «цзюнь- цзы» — благородный муж и «сяо-жень» — дикий, некультурный человек. При этом суть «сяо-жень» именно в отсутствии культуры, вне зависимости от национальных или географических отсылок. Наряду с этим в китайской и японской литературе варвар — презрительное обозначение любого иноплеменника, не знающего языка страны и ее культуры. Эпоха буржуазных революций разорвала связь варварства с конфессиональной идеей. Секуляризующееся сознание выделяет собственное культурное ядро варварства. Интерес человека Просвещения к варварству не случаен. Именно в эту эпоху оно сходит с исторической арены, и европейская культура утрачивает устойчивый контакт с варварским миром. Как показывает история культуры, описание и историческое схватывание каких-либо явлений часто связаны с их угасанием, превращением в раритет. Когда нечто фундаментальное уходит из нашей жизни, рождается своеобразный вакуум. С одной стороны, возникает необходимая для осознания ретроспектива, с другой — естественное стремление закрепить уходящее. Непосредственное бытие плавно переходит в бытие-в-текстах, в сферу отчужденного и закрепленного культурного опыта7.