Философия повседневных вещей, 2011 - Вячеслав Корнев Страница 9

называть голубым, на деле неприятного болотно-серого цвета. Выключенный телевизор превращается в элемент фонового пространства. Пульт от телевизора символизирует еще одну бессознательную установку - эту вещь не принято без надобности брать руками. Есть предметы из благородных материалов (красное дерево, драгоценные металлы, малахит, эбонит и т. п.), которые буквально просят, чтобы к ним прикоснулись. Даже компьютерная мышь изготавливается с тем расчетом, чтобы стимулировать чувство удовольствия от простого обращения с ней. Не то с телевизором, который и цветом, и формой, и материалом как будто дистанцируется от пользователя.

42

ТЕЛЕВИЗОР

Выходит, что телевизор не имеет ни тела, ни души, ни вида, ни запаха, ни вкуса. О внешности телевизора не рассказывают (разве что диагональю могут похвастаться), как рассказывают взахлеб о формах или деталях автомобиля. Риторические же рекламные тропы в случае с телевизором позиционируют его как суперплоский, суперчерный, супер-большой и т. п. И это вынужденные тупость и речевое убожество, поскольку о телевизоре действительно нельзя сказать ничего существенного. У него нет имени, характера, смысла. Телевизор часто включается лишь для поддержки привычного уровня бытового шума. Он используется как глушитель неприятной для обывателя (ибо наводит на мысли и сомнения) тишины. Большинство телепередач вообще не требуют не просто интеллекта или внимания, но и самого присутствия зрителя, поскольку изначально снабжены способами защиты от него, средствами автономного действия. Таковы функции закадрового смеха (телевизор, как остроумно заметил Славой Жижек, сам смеется собственным шуткам), смс-голосования (с подтасованными результатами), интерактивной связи (с заранее заготовленными вопросами и ответами), специально подобранной в передаче публики и подставных же героев и т. п. В работе «Интерпассивность» Жижек показывает, что в таком защищенном от субъекта режиме функционируют почти все средства электронной информации:

Всякому страстному любителю видеотехники (каковым являюсь и я), маниакально записывающему сотни фильмов, прекрасно известно о прямом следствии обладания ею - в действительности вы смотрите меньше фильмов, чем в старые добрые времена простых телевизоров без видеомагнитофонов; у вас нет времени на телевидение, и вместо того, чтобы тратить на него вечер, вы просто записываете фильм на пленку и храните

43

ее до будущего просмотра (на что, разумеется, никогда нет времени...). Хотя я почти не смотрю фильмы, само сознание того, что я люблю их и храню в своей коллекции, приносит мне глубокое удовлетворение, а иногда позволяет расслабиться и не отказать себе в удовольствии насладиться тонким искусством far’niente - словно видеомагнитофон смотрит их за меня, вместо меня*.

Устаревший или неисправный телевизор без сожаления выбрасывают. Ему нет «посмертного» применения в хозяйстве. Он не требует памяти или уважения к себе. Переставший показывать картинку или давать звук телевизор из полу-бытия становится чистым небытием. Если другим вышедшим из пригодности вещам могут как-то продлить жизнь (в советское время существовали целые издания, практикующие такие рекомендации по перепрофилированию или сохранению разных бытовых предметов), то телевизор может быть лишь инструментом, но никогда - объектом. По Брюно Латуру, объективность - это способность вещей сопротивляться нашим действиям и знаниям о них, способность возражать (to object) тому, что о них сказано**. Именно такой способности ни в каком смысле нет у телевизора, «при жизни» выступающего в качестве нейтрального и незаметного придатка к внешней технике промывания мозгов, а «посмертно» становящегося еще более пустой и ненужной вещью.

* Жижек С. Интерпассивность. Желание: влечение. Мультикультурализм. СПб., 2005. С. 19-20.

** Латур Б. Когда вещи дают отпор // Социология вещей: сб. статей. М., 2006. С. 351.

44

ПИВО

В наше время, когда первым признаком «культового» статуса вещи является ее практическая бесполезность, пиво просто обречено на особый успех у населения. Хотя чисто натуралистически пиво - это напиток, обладающий вкусом, цветом и запахом мочи.

Если мой первый опыт курения был одновременно и последним (во втором классе школы я свернул здоровенную «баранью ногу», набил ее чаем, разок затянулся. и больше потребности в курении в жизни не испытывал), то знакомство с пивом проходило в пару-тройку этапов. Однажды в возрасте двадцати лет (вернувшись только что из армии и находясь в состоянии полной открытости новым жизненным веяниям) я выцедил несколько бутылок вместе со своим двоюродным братом. Взрослое общение и взрослые нормы потребления пива произвели на меня одинаково утомительное действие. При этом я искренне пытался постичь смысл непонятной мне перегонки по собственным внутренностям этого дурно выглядящего и пахнущего напитка, но не постиг. По сей день не постиг.

Смело отвергаю любые контраргументы, строящиеся на банальностях типа «на вкус и цвет товарища нет» или «о вку-

45

сах не спорят». Еще как спорят! И вообще после «Критики способности суждения» Иммануила Канта сводить проблему кулинарного хотя бы только вкуса к одному лишь субъективному восприятию наивно. Критика вкуса, научение вкусу, передача вкуса - все это и на обывательском уровне самые обычные процедуры, демонстрирующие наличие рефлексивного элемента в любом, самом субъективном удовольствии. С пивом - которое нужно пить «правильно», в «правильном месте», и уж конечно, «правильной марки» - именно такая ситуация. Первая дегустация нового продукта - редко носит позитивный характер. Первый в жизни глоток вина, первая сигаретная затяжка никакого наслаждения не дают. Напротив, некоторое время мы учимся преодолевать новые неприятные ощущения с помощью мифов о некой особой ценности продукта. Брутальность и независимость курящих взрослых, томность потягивающих алкогольный коктейль кинокрасавиц - вот что вытравляет в нас естественное отвращение к винному или сигаретному перегару. Так мы входим в мир травматичных взрослых желаний, наносящих очевидный ущерб здоровью, уму, полезному времени.

Но в чем секрет именно пивной страсти? Эффект пивопо-глощения можно связать с лакановским принципом объекта-причины желания. Истинный объект наслаждения не может быть потреблен раз и навсегда. В предмете наслаждения всегда должен быть некий избыток, остаток, сопротивляющийся окончательному присвоению. В статье Славоя Жижека «Кока-кола как объект а» таким лаканианским методом дается объяснение другому удивительно бесполезному напитку:

Нет ничего удивительного в том, что вначале кока появилась как лекарство; казалось, ее странный вкус не может доставить никакого удовольствия, по своему вкусу она не особенно при-

46

ПИВО

ятна и малопривлекательна. Однако кока-кола как таковая, выливаясь за границы конкретной потребительской стоимости (которой обладают вода, пиво или вино, определенно утоляющие жажду и производящие желанный эффект удовлетворенного успокоения), действует как непосредственное воплощение «оно», как превосходящее обычное удовольствие чистое прибавочное наслаждение, как таинственное, ускользающее Х, за которым все мы оказываемся в навязчивом состоянии потребления товаров.

Неожиданность заключается в том, что,