Обязанности человека - Джузеппе Мадзини Страница 9

оказываются в противоречии с правами государства? Если право благосостояния, возможно более полного благосостояния, принадлежит всем живым существам, то кто разрешит спор между рабочим и владельцем фабрики? Если право на существование составляет первое неприкосновенное право всякого человека, то кто же может приказать пожертвовать своею жизнью для блага других людей? Вы станете призывать к этому именем отечества, общества, ваших братьев! А что такое отечество с точки зрения, о которой я говорю, если не такое место, где наши индивидуальные права находятся в большей безопасности? Что такое общество, как не собрание людей, условившихся между собою силою многих защищать права каждого? И после того как в течение пятидесяти лет вы старались внушить каждому индивидууму, что общество создалось для того, чтобы обеспечить ему пользование его правами, после этого вы хотите заставить его принести себя в жертву обществу, обречь себя добровольно на долгие лишения, подвергнуться заключению в тюрьму, изгнанию, и все это – во имя блага общества? После того как вы проповедовали ему на всех перекрестках, что цель жизни есть благосостояние, вы требуете, чтобы он разом поставил на карту свое благосостояние и самую жизнь, и ради чего? Чтобы защитить свою страну от чужеземцев или бороться за улучшение положения того класса, к которому он не принадлежит? После того как вы годами твердили ему о материальных интересах, вы еще думаете, что он, видя перед собою богатство и власть, не протянет руку овладеть ими хотя бы ценою гибели своих братьев?

Рабочие Италии, я пришел к этому убеждению, опираясь на факты; вся история нашего времени, каждая ее страница сочится кровью, и кровью народа. Спросите тех людей, которые обратили революцию 1830 года в подчинение одних лиц другим и воздвигали на трупах ваших французских товарищей трон для собственного могущества; все их доктрины, начиная с 1830 года, основывались на старой идее прав, а не на вере в обязанности человека. Вы называете их теперь предателями и отступниками, а они были только последователями своей доктрины. Вполне искренно они восставали против правления Карла Х, так как это правление было явно враждебно классу, к которому принадлежали они, стесняло и нарушало их права!

Они боролись во имя благосостояния, которым, как им казалось, они не обладали в той мере, в какой заслуживали. Одних преследовали за свободу убеждений; другие, сильные умы, считали себя обойденными, пренебреженными при назначении на должности, которые занимались людьми, гораздо менее способными, нежели они. Тогда они пылали негодованием при виде бедствий народа. Тогда они писали горячо и убежденно о правах, принадлежащих каждому человеку. Потом, когда они добились признания своих собственных политических и интеллектуальных прав, когда им был открыт свободный доступ ко всем должностям, когда они завоевали себе благосостояние, к которому стремились, тогда они забыли народ, забыли о тех миллионах, стоящих ниже их по образованию и стремлениям, которые так же, как они, жаждали признания своих прав и добивались благосостояния, – они вполне успокоились и продолжали заботиться только о себе самих. Почему же вы называете их изменниками? Почему вместо того не назовете вы предательским их учение? В это же время во Франции жил и писал один человек, которого вы не должны забывать, человек более сильного ума, чем все они вместе взятые; он был тогда нашим врагом; но он верил в долг, в обязанность каждого жертвовать личным благом для блага общего во имя торжества Истины: он изучал внимательно людей и эпохи, не поддавался ни обольщениям рукоплесканий, ни обманам унижений; он пытался сперва пойти по одной дороге и заблудился; тогда он избрал другой путь, который должен был привести к общему благу; и тогда, с течением времени, он увидал, что существует лишь единственное средство, способное достичь этого, когда народ показал себя гораздо более достойным и верующим, чем те, которые изъявили притязания руководить им, тогда он, Ламенне, автор «Слов верующего», которые вы все, конечно, читали, сделался самым ревностным апостолом учения, объединяющего нас всех. Итак, в лице его и людей, о которых я вам говорил, вы можете видеть различие между людьми долга и проповедниками прав.

И в среде угнетенного народа, где борьба несет с собою опасности совсем иного рода, где каждый шаг вперед запечатлен кровью мучеников, где дело борьбы с царящей несправедливостью по необходимости должно совершаться в тайне, не ожидая известности и славы, – в этой среде какое обязательство, какой постоянный стимул сможет поддержать на пути добра людей, ведущих священную социальную войну, за которую мы стоим, и не превратить ее в борьбу за свои права? Я говорю, разумеется, вообще, так как среди всех этих доктрин имеются и исключения. Разве, когда успокоится волнение умов и движение реакции против деспотизма, естественно побуждающей молодежь к борьбе, разве тогда после стольких лет труда, усилий, после разочарований, неизбежных в подобном деле, эти люди не могут утомиться? Разве не предпочтут они какой бы то ни было покой жизни, полной тревог и опасностей, которая рано или поздно может окончиться тюрьмой, виселицей или изгнанием? Такова, к сожалению, история слишком многих итальянцев нашего времени, проникнувшихся старыми французскими идеями; история весьма печальная; но как прекратить все это, не изменив принципа, на котором все основано? Каким образом убедить их, что опасности и разочарования должны сделать их только более сильными, что они должны бороться не несколько лет, а всю свою жизнь? Что может сказать человеку: продолжай бороться за твои права, когда эта борьба будет стоить ему дороже, чем полный отказ от них? И кто может даже в обществе, построенном на гораздо более справедливых базисах, чем наше, убедить человека, основывающегося единственно на теории прав, что он обязан жить общественной жизнью и заняться развитием социальных идей? Представьте себе, что он бунтовщик; представьте себе, что он чувствует свою силу и скажет вам: я не хочу знать никаких социальных условий, мои стремления, мои способности призывают меня к другому: я имею священное, неотъемлемое право развивать их и объявляю войну вам всем; какой ответ дадите вы ему, ведь он основывается на своей доктрине? Какое право имеете вы на том основании, что вас большинство, приказывать ему повиноваться законам, которые не согласуются с его желаниями, с его индивидуальными наклонностями? Какое право имеете вы карать его, если он их нарушит? Права принадлежат в равной степени каждому индивидууму: социальное сожительство не дает преимуществ никому. Общество имеет больше силы, чем индивидуум, но не более прав. Каким же образом убедите вы индивидуума, что он должен сообразовать свою волю с волею своих собратьев по отечеству