Евгений Федосов - ПОЛВЕКА В АВИАЦИИ Записки академика Страница 21

– Ребята! Пока есть атмосфера, человек будет летать в атмосфере. Поэтому - берегите атмосферу! И не бойтесь, что авиация «загнется». Авиация будет всегда, не беспокойтесь…

Эта короткая речь как будто мгновенно всех отрезвила. И после этого заседания коллегии МАП, - а также, я уверен, и других, на более высоком уровне - родилось новое министерство - общего машиностроения. В него перешли разработчики и конструкторы, сменившие авиационную тематику на космическую: Челомей со своими КБ и заводами, НИИ-1, ставший центром им. Келдыша и занимающийся жидкостно-реактивными двигателями, ОКБ Лавочкина, которое переключилось на решение проблем дальнего космоса, и «лунники», и другие. В MOM перешел и Королев с НИИ-88 и группой заводов. Первым министром нового министерства был назначен С. А. Афанасьев. Так родилось специальное направление в советской технике - ракетно-космическая отрасль.

С моей точки зрения, этим самым был нанесен громадный ущерб развитию единых авиационно-космических технологий. Во всем мире - в Европе, Америке, на других континентах - фирмы, которые занимаются ракетно-космическими системами, работают и над авиационными системами. Поэтому взаимное перетекание идей - конструкторской и технологической культуры - обогащало оба направления, идущих по одной технической линии. Естественно, это вело и к удешевлению систем, поскольку исключалось дублирование каких-то работ. В Советском Союзе же были созданы две параллельные мощнейшие промышленности, которые в силу ведомственных барьеров, стали развиваться самостоятельно. А это, во-первых, привело к двойной трате средств на технологии, оснастку, создание коллективов, конструкторских школ, испытательных баз и т. д., а,

во-вторых, на десятилетия был положен водораздел между родственными областями знаний. Выше я приводил пример, как авиационные достижения Мясищева помогли Челомею создать свои ракеты, позволив ему опередить друзей-конкурентов.

Этот водораздел родился не потому, что состоялось заседание коллегии МАП, о котором я рассказал выше. Он просто стал выражением противоречий в высших сферах руководства страны, в первую очередь между министром авиационной промышленности П. В. Дементьевым и секретарем ЦК КПСС, ведущим вопросы «оборонки» Д. Ф. Устиновым. Они недолюбливали друг друга. Дементьев хотел поскорее освободиться от космических «побегов», неожиданно быстро проросших в недрах МАП, прежде всего от такого авторитарного и авторитетного конструктора, как Челомей, который, похоже, не давал ему спокойно жить. А Устинов, исторически выросший и вышедший из оборонной промышленности, стремился всеми силами облегчить жизнь Королеву «со товарищи», которые ему были более близки, чем авиационные деятели, потому что, будучи в свое время министром оборонной промышленности, он как раз и поднимал на щит ракетно-космическую область. Это было его детище… Так и родилось MOM. Но и там не все пошло гладко.

Если вначале Челомей делал много «макулатуры», то потом стал давать хорошие изделия - сделал «сотку», потом «пятисотку» и заложил конструкцию «семисотки». Создав «пятисотку», а тем самым - базу ракетоносителей, он начал заниматься космическими аппаратами. А поскольку в одном министерстве оказались два генеральных конструктора - Королев и Челомей - естественно, между ними развернулась конкурентная борьба. Как раз в это время по всей стране звучал призыв «достойно встретить 50-летие Советской власти». На него решено было ответить «Лунной программой».

Королев делал ракету Н-1, очень мощный носитель, но в нем с самого начала была заложена порочная идеология. По технологическим возможностям трудно было сделать ЖРД с большой тягой, и Королев отдал предпочтение связке 40 двигателей конструкции Н. Д. Кузнецова. Регулируя их тягу, надеялись обеспечить поперечное управление ракетой через создание момента. В этом и заключалась инженерная ошибка. Невозможно было добиться равномерности процесса управления, кроме того, возникала неравномерная нагрузка на конструкции, что потребовало их усиления и тем самым - уменьшения полезного груза. А расчет делался на груз, который обеспечил бы полет к Луне, посадку там и возвращение на Землю. Тогда наши конструкторы мыслили прямой полет к орбите Луны, а значит, требовалась ракета, способная поднять очень большой вес. В американской же программе «Аполлон» предусматривалось отделение лунного модуля от основного корабля, визит в нем на орбиту Луны, посадка на Луну, старт с нее, стыковка с базовым кораблем и уход на нем домой. Это решение казалось очень громоздким, но, как показала практика, единственно верным по тому времени - речь ведь идет о шестидесятых годах.

Н-1 - «не пошла». Было несколько взрывов на стартах - а это очень дорогие сооружения… Но даже после смерти Королева, эту программу пытался завершить В. П. Мишин - преемник Сергея Павловича. Безуспешно. А Челомей пошел по другому пути. Сделав Р-500, он на ее базе, увеличив число двигателей, хотел сделать Р-700, равную по мощности американскому тяжелому носителю «Сатурн-5», который и «вывез» на Луну всю программу «Аполлон».

Но и Р-700 не могла обеспечить прямой полет на Луну, поэтому была провозглашена программа ее облета. Челомей начал строить лунный модуль, который должен был доставить космонавтов на Землю после облета Луны. Осуществить проект предполагалось к ноябрю 1967 года - 50-летию Великого Октября - и подарить полет советскому народу в честь юбилея революции. .

Борьба королевского и челомеевского направлений шла в недрах теперь уже MOM, которое находилось под сильным политическим влиянием Д. Ф. Устинова. И поэтому, когда Хрущев - основная опора Челомея - был снят с должности руководителя страны, это позволило Устинову сразу пересмотреть всю техническую космическую линию. В это же время сына Хрущева, Сергея, убрали из КБ Челомея, и был создан ряд комиссий по проверке работы этой организации. Мне пришлось работать в комиссии по лунному кораблю, которую возглавлял академик Борис Николаевич Петров. Такая же комиссия работала и по ракете-носителю…

Устинов сказал, что страна не может одновременно вести два таких дорогостоящих проекта, как королевский и челомеевский, и нужно оставить один. Естественно, это была программа Королева с его Н-1, но ее тоже не удалось осуществить быстро, а после того, как американцы высадились на Луне, интерес к ней пропал и проект этот закрыли, так же, как перед этим челомеевский. Лунную программу американцам мы проиграли…

Еще при Хрущеве Челомей выдвинул две оборонные космические идеи - создание спутника-истребителя, который бы обеспечил нам господство в космосе, и спутника-разведчика в поддержку морских крылатых ракет. Челомей делал противокорабельные крылатые ракеты, но они имели существенный недостаток - их дальность ограничивалась дальностью обнаружения кораблей противника. То есть, если они находятся за горизонтом, то никакие самые мощные средства радиолокации обнаружить их не могут, поскольку работают лишь в зоне прямой видимости. А система спутников-разведчиков, обладая глобальным видением океана, позволяет обнаруживать корабли в любой точке театра океанических военных действий. Получив внешнее целеуказание от спутника, крылатые ракеты, стартуя с подводных лодок или надводных кораблей, могут поразить цель уже вне зоны прямой видимости. На мой взгляд, идея эта была жизненна и технологически понятна, поскольку замыкала в единую систему все составляющие, с помощью которых ведутся военные операции на океанских просторах. Эта система стала строиться и была введена в действие в советское время. И, кстати, по этой же схеме была создана система СПРН - предупреждения ракетно-ядерного нападения, спутники которой фиксировали старты баллистических ракет противника как с наземных позиций, так и подводных.

Спутник-истребитель был мне не очень понятен, поскольку он должен выводиться на базовую орбиту, обнаруживать цель и, путем ускорения или торможения, переходить на орбиту цели, затем идти на сближение и уничтожать ее. Это была не идея какой-то ракеты, которая на пересекающемся курсе сбивает с орбиты космический корабль, а идеология причаливания корабля к станции, широко практикующаяся сегодня. Я не очень понимал эту идеологию, поскольку противник легко мог «вскрыть» такую промежуточную орбиту спутников-перехватчиков и применить меры противодействия. Тем не менее такая система тоже была создана…

К чему столь долгая преамбула? К тому, что наш институт тоже поддался всем этим ракетно-космическим влияниям. В то время, когда я стал заместителем начальника института, начал разгораться всеобщий интерес к космонавтике, Челомей активно и успешно стал продвигать свои идеи, в том числе благодаря Хрущеву, да и нашему институту, ведущему тему авиационных вооружений, как говорится, сам Бог велел заняться спутником-истребителем (ИС). В какой-то мере мы занялись и морскими ракетами (правда, воздушного базирования) и их спутником-разведчиком, или УС - управляемым спутником. Поэтому систему эту окрестили «ИСУС» Челомея. И в институте - на базе моего отдела, который занимался ПРО, а также ряда отделов лаборатории № 4 Ю. И. Топчеева и специалистов из лаборатории № 2, ведущих темы пилотируемых истребителей, - был создан коллектив, взявший на себя всю космическую тематику. Я, как человек, который пришел от ракет и имел ракетный менталитет, конечно, всячески способствовал развитию этого направления уже в ранге зам. начальника НИИ-2. А поскольку я выпускник МВТУ и был там аспирантом, то, лично зная В. Н. Челомея, сумел быстро подключить институт к тематике, по которой он работал, на весь срок, пока она велась в недрах Министерства авиационной промышленности.