Д. Лихарев - Эра адмирала Фишера. Политическая биография реформатора британского флота Страница 22

Эта могучая сила, в свою очередь, покоилась на самой разветвленной морской торговле и самой стабильной финансовой системе, поскольку Великобритания продолжала оставаться богатейшей страной в мире. Благодаря своим обширным колониальным владениям, Англия контролировала важнейшие стратегические пункты и имела военно-морские базы по всему свету. «Пять стратегических ключей, на которые запирается земной шар, — чеканил адмирал Фишер, — Дувр, Гибралтар, мыс Доброй Надежды, Александрия и Сингапур — все в английских руках!»20.

И все же о будущем ничего определенного сказать было нельзя. На верфях Японии, Германии и США лихорадочно сооружались могучие эскадры, которые через несколько лет будут брошены на чашу весов мирового равновесия, и никто не мог наверняка утверждать, в чью пользу она склонится. Британское правительство было также чрезвычайно заинтересовано в сохранении «статус-кво» в Европе, и русские предложения в целом соответствовали этому стремлению.

Британскую делегацию, прибывшую в Гаагу 17 мая 1899 г., возглавлял сэр Джулиан Паунсфот, бывший до этого послом в США. Фишер, имевший к тому времени за плечами 45 лет службы на флоте, был самым старшим военным представителем Великобритании на конференции и советником Паунсфота по морским делам. Своим поведением адмирал совершенно очаровал У.Т. Стида, молодого, но уже весьма популярного и талантливого журналиста, аккредитованного на конференцию. Стид охарактеризовал Фишера как «самого сердечного, самого веселого и самого популярного делегата на конференции». На первом званом вечере, дававшемся в резиденции британской делегации, «Фишер, разменявший шестой десяток, перетанцевал всех» 21.

Сам Фишер весьма скептически относился к попыткам договориться о сокращении вооружений и определить права воюющих сторон. Впоследствии в своих мемуарах он напишет: «На первой мирной конференции в Гааге в 1899 г., когда я был британским делегатом, городили ужасную чушь о правилах ведения войны. Война не имеет правил. …Суть войны — насилие. Самоограничение в войне — идиотизм. Бей первым, бей сильно, бей без передышки!» 22. Тем не менее, на официальных заседаниях Фишер вел себя осмотрительно, в отличие, например, от германского военного представителя полковника фон Шварцхоффа, благодаря поведению которого Германию потом заклеймили как поборницу милитаризма и державу, виновную в срыве конференции. Так, Фишер официально голосовал за запрещение химических снарядов. Хотя с самого начала было ясно, что если одна из сторон начнет применение таких снарядов, другая не замедлит сделать то же самое.

Единственным позитивным достижением мирной конференции Паунсфот считал учреждение постоянного международного арбитража в Гааге. Фишер, памятуя о позиции морского министра Гошена по данному вопросу, приложил все усилия, чтобы сорвать принятие этого решения. Здесь он оказался солидарен с главой германской делегации князем Мюнстером. Причины, по которым позиции германских военных и английских моряков совпадали, были примерно одинаковы. Немцы гордились быстротой, с которой могла быть осуществлена мобилизация их сухопутных сил, и считали, что возможные проволочки, связанные с разрешением конфликта арбитражным путем, будут им невыгодны. На конференции Мюнстер оказался в изоляции по этому вопросу, и в Берлине скрепя сердце решили принять предложение на общих основаниях» 23.

В целом, у Паунсфота не было причин для недовольства своим военно-морским экспертом, и в своем отчете глава британской делегации дал высокую оценку позиции Фишера на конференции. Однако имелась и другая сторона деятельности адмирала в Гааге. Это, прежде всего, его неофициальные, встречи, на которых он подчас давал волю своим чувствам. Информация о таких встречах содержится в отчетах французских делегатов 24. Самого благодарного слушателя Фишер нашел в лице германского представителя капитана 1-го ранга Зигеля. О беседе с Фишером Зигель сообщил следующее: «Он сказал мне, что его выбрали делегатом на конференцию потому, что его взгляды на морскую войну и большой опыт хорошо известны. …Он признает только одну аксиому — сила всегда права» 25.

В Гааге Фишеру удалось пообщаться и с князем Мюнстером, которого он совершенно очаровал. Когда конференция близилась к концу, Мюнстер направил канцлеру пространное послание, в котором, помимо прочего, содержался ряд характеристик некоторых членов иностранных делегаций в Гааге. Кайзер внимательно прочел послание и сделал на нем многочисленные пометки. Англичане, писал Мюнстер, с самого начала смотрели на конференцию как на неудачную шутку (пометка кайзера — «правильно»). Свою точку зрения Мюнстер подкрепил, сославшись на беседу с «замечательным адмиралом сэром Джоном Фишером», который назвал главу делегации России «предводителем всего этого безумия» 26.

Впоследствии в своих «Записках» Фишер описал «одну очень оживленную беседу», которую он имел в Гааге. Согласно его версии, и Зигель и Шварцхофф стали его «большими друзьями». «Но, — пишет Фишер, — именно тогда я еще больше укрепился в мысли, что Северное мере станет ареной наших сражений» 27.

Таким образом, документы свидетельствуют, что адмирал в немалой степени способствовал срыву конференции по разоружению в Гааге. Впрочем, в британских коридорах власти прекрасно отдавали себе отчет о взглядах Фишера на возможности разоружения и, думается, что включение его в состав делегации было далеко не случайным. Когда было приняло решение, об участии Великобритании в конференции, Адмиралтейство направило в Форин Оффис докладную записку, в которой указывалось на желательность избежать каких-либо конкретных обязательств. Их превосходительства считали также нецелесообразным введение международного контроля над производством и использованием вооружений новейшего типа. В Адмиралтействе также были против соглашений, «регулирующих способы ведения войны» на том основании, что они могут привести «почти наверняка к взаимному совершению различных жестокостей» 28.

Ко времени своей поездки в Гаагу Фишер уже серьезно размышлял о возможности занять кресло первого морского лорда. Но в 1899 г. судьба распорядилась иначе, и высокий пост достался адмиралу Уолтеру Керру, бывшему всего на год старше Фишера. По истечении срока службы Керра в качестве первого морского лорда Фишеру должно было исполниться 63 года, а это значительно снижало его шансы.

По окончании конференции Фишер отправился принимать командование Средиземноморским флотом. Этот пост был одним из самых важных и престижных. Средиземное море являлось средоточием значительных экономических, политических и стратегических интересов Великобритании. Даже до открытия Суэцкого канала через Средиземное море шло 16 % английского импорта и 21 % экспорта. После 1870 г. эти показатели составили соответственно 26 % и 29,5 % 29. Потеря торговли нанесла бы серьезный удар английской экономике. От безопасности средиземноморских путей в значительной степени зависела и целостность огромной колониальной империи.

В бассейне Средиземного моря англичане контролировали важнейшие стратегические пункты: Кипр, Гибралтар, Египет и Мальту. Аксиома военно-морской стратегии гласит: военный корабль должен быть там, где находится враг. В 90-е годы прошлого века Средиземное море рассматривалось британскими адмиралами как главный театр возможного морского конфликта. Главные силы флота второй морской державы — Франции — были сосредоточены именно в Средиземном море. На протяжении XIX века Англия и Россия нередко оказывались на грани конфликта. Крымская война продемонстрировала слабость обороны черноморского побережья. Российской империи. С тех пор присутствие сильной британской эскадры у черноморских проливов расценивалось как важный фактор давления на «Северного колосса».

После того как франко-русский союз стал реальностью, «средиземноморская проблема» превратилась в настоящий кошмар для британских адмиралов и политиков. К 1895 г. в Англии оформились три основных подхода к ее решению.

Первую группу, названную «Ла-Маншской школой», возглавили лорд Томас Брассей и адмирал Филипп Коломб. Сторонники их точки зрения считали, что наращивание военного флота в Средиземном море вызовет ответные аналогичные меры со стороны Франции и России и, в конечном счете, не приведет к кардинальным изменениям в пользу Англии в этом регионе. Поскольку Ла-Маншская эскадра могла бы в случае необходимости прибыть в Гибралтар через 4 дня, Брассей и Коломб не видели причин для беспокойства. В мирное время английский Средиземноморский флот вполне мог оставаться слабее французского. В данной ситуации флот в водах метрополии следует рассматривать как резерв Средиземноморского флота и всемерно укреплять именно его 30.