Георгий Бабат - Магнетрон Страница 4

Этот крутой поворот беседы от воспоминаний о годах ученья снова к лучу показался Веснину вполне естественным. Слушая об академике Крылове, он одновременно думал над тем же, что в данный момент так занимало и его собеседника. Вот почему он сразу отозвался:

— Все дело в генераторе соответствующих электромагнитных волн. Вся трудность в том, чтобы создать колебания требуемой частоты, а уж сформировать из них луч — это второстепенная задача, — авторитетно заявил специалист-электрик, очищая свою тарелку. — Да, я думаю, что таким генератором мог бы быть специальный электровакуумный прибор. Нечто такое в пустоте…

— Нечто в пустоте? — повторил Рубель.

— Да, для этого дела необходим магнетрон.

— Как вы сказали — наг-нетрон? Лаг-нетрон?

— Сейчас я вам все объясню. — Веснин достал из кармана записную книжку и начал рисовать в ней диски и подковки.

То, что Веснин назвал «магнетрон», вовсе не было следствием глубоких размышлений, детального анализа поставленной задачи. Нет, магнетрон — это, пожалуй, было единственное, что хоть сколько-нибудь отвечало проблеме видения сквозь дым и туман из того, что мог найти в скромном и бедном арсенале своих радиотехнических знаний молодой инженер.

Больше того: ему самому еще ни разу в жизни не доводилось видеть действующий магнетрон. О магнетроне он лишь слыхал от одного из своих учителей — от профессора Киевского политехнического института Николая Николаевича Кленского.

Профессор Кленский

В 1925 году Володя Веснин, которому тогда было тринадцать лет, попал вместе со своими сестрами в клуб профсоюза совторгслужащих на лекцию известного всему Киеву профессора Кленского.

Услышать вдохновенное слово о великих тайнах природы, о могуществе науки собралось множество народа: здесь были красноармейцы, школьники, рабочие, домашние хозяйки. Сидели в шубах, шапках, шалях — за всю зиму клуб не был топлен ни разу. У Володи сильно мерзли уши и руки. Ноги, обутые в солдатские бутсы, он согревал тем, что беспрерывно шевелил пальцами.

Но вот на эстраду вышел одетый в черную бархатную блузу, с откинутыми назад длинными седеющими волосами профессор Кленский. Он не говорил, а напевно изрекал, что процесс вечно текущей жизни есть высший закон всего сущего:

— Движется, изменяется наше сознание, и самая речь наша, чтобы выразить истину и жизнь, должна неустанно течь подобно им. Наши тела текут, как ручьи; материя возобновляется в них, как вода в потоке… Как дитя играет песком, пересыпая, образуя и рассыпая его, так нестареющая вечность играет мирами… Быстрота неустанного изменения то собирает, то расточает вещество: в одно и то же время все составляется и разрушается, приходит и уходит. Смерть одному — рождение другому…

Лились слова о великих достижениях физической науки, о космосе, о мироздании, в котором действуют физические законы.

По взмаху руки Кленского вдруг погас свет в зале, и во мраке вспыхнул луч проекционного фонаря. С потолка спустилась веревка с гирей, которую тут же раскачали. Слушатели увидели на экране появление и отдаление тени.

— Товарищи, — пропел Кленский, — мы с вами присутствуем при вращении Земли вокруг своей оси.

Кленский лишь повторил знаменитый опыт Фуко, но никто из слушателей никогда не слыхал о подобном опыте, и каждое слово профессора в бархатной блузе звучало для них величайшим откровением.

Поистине в этот вечер нетопленый клуб стал для Веснина чем-то вроде храма науки. И Кленский, верховный жрец этого храма, величаво совершавший богослужение Науке, пробудил в мальчике стремление стать причастным к тем великим таинствам, которые открываются человеку, познавшему законы физики.

В конце 1925 года умер отец, и Володя Веснин вынужден был, прежде всего, позаботиться о заработке. В Киевский политехнический институт он поступил, имея уже некоторый стаж монтерской работы, неплохие практические навыки и смутное воспоминание о слышанных когда-то от профессора Кленского словах о высоких идеалах науки. Возможно, благодаря неясности этих воспоминаний Веснин, ко всеобщему удивлению, когда пришел момент избрать специальность, выбрал радиофакультет, на котором читал Кленский. Радиотехника в те годы не пользовалась особым уважением ни у студентов, ни у электриков-практиков. В Киеве не было никакой радиопромышленности, а только маленькая передающая радиостанция и городской трансляционный радиоузел, помешавшийся в том самом клубе, где Веснин впервые слушал Кленского. Обучали студентов на последнем курсе радиофакультета преподаватели, окончившие тот же институт всего лишь годом раньше своих учеников. И только один Кленский знал много больше, чем все другие, и только один Кленский умел видеть широкие перспективы слаботочной электротехники, а главное, умел так красиво и убедительно говорить.

На втором курсе радиофакультета Веснин слушал у Кленского Теоретические основы электротехники, на третьем — Электровакуумные приборы. От Кленского Веснин узнал, что «современная вакуумная техника — это дитя ртутного насоса и катушки Румкорфа», что «на грани девятнадцатого и двадцатого веков была открыта чудесная возможность управлять потоком электронов в разреженном пространстве при помощи электрических и магнитных полей». И в конце этого курса Веснин впервые услыхал слово «магнетрон».

Когда Кленский произносил какой-либо новый термин, то он писал это слово на доске по-гречески — если оно было греческое, по-латыни — если оно было латинское, приводил легенды, с которыми связано данное название. Веснин записал себе в тетрадь древнегреческий алфавит и однажды, после лекции, осмелился попросить у Кленского указаний в отношении правильного произношения букв и слов.

Упомянув о магнетроне, Николай Николаевич рассказал студентам о системах наименования электровакуумных приборов:

— Иногда берут в основу греческие числительные — диод, прибор, у которого только два электрода, триод — трехэлектродный прибор и так далее. В других случаях берут греческое слово, которое, по возможности, должно указывать на характерный признак прибора, и к этому избранному слову приставляется частица трон, как в данном случае — магнетрон. Впрочем, оба эти метода наименований не свободны от недостатков. Число электродов еще не говорит о назначении прибора, о принципе его работы. Диод — это может быть и выпрямитель, диод — это и прибор с магнитным управлением. Что же касается до характерного признака, то он обычно является таковым лишь в первый момент применения прибора, а впоследствии может быть характерным не только для данного прибора. Возьмем хотя бы кенотрон. «Кенос» — по-гречески «пустота». И когда впервые был построен двухэлектродный вентиль с высоким вакуумом, он получил название «кенотрон». Но теперь существует множество приборов с различным числом электродов, и все с высоким вакуумом, и ко всем этим приборам равно может быть отнесено слово кенос… Что же касается магнетрона, то уже в наши дни, есть различные типы приборов с магнитным управлением, и, видимо, в ближайшее время слово магнетрон будет употребляться непременно с прилагательными, которые должны будут уточнить особенности каждого конкретного типа прибора. И если мы еще и сейчас говорим — магнетрон, — продолжал Кленский, — то это только потому, что до сих пор магнетронам не уделялось должного внимания. Во все годы развития радиоэлектроники разрабатывались и совершенствовались электровакуумные приборы, в которых электронный поток управляется электрическими силами при помощи сеток. Магнитный метод управления, хотя давно был известен, но находился, на втором плане, в тени. Только после того, как радиолампы с управляющими сетками стали широко применяться и в приемниках и в передатчиках, были сделаны попытки построить приборы, в которых электронный поток управлялся бы магнитными силами.

Кленский выводил уравнения движения электронов в скрещенных электрических и магнитных полях, рисовал циклоиды, которые должны описывать электроны, двигаясь под действием электрических и магнитных сил.

Кленский читал несколько отвлеченно. Выводя законы движения электронов, он брал бесконечно протяженные плоскости, бесконечно длинные цилиндры, бесконечно тонкие нити. Лабораторных работ по курсу электровакуумных приборов не велось. Конкретные конструкции приборов Кленский не любил описывать. Веснин, еще до поступления в институт, строил радиоприемники и любительские коротковолновые передатчики. Лампы с сетками он знал практически. Слушая о бесконечных плоскостях, нитях, цилиндрах, Веснин мог легко, представить себе конкретные конструкции ламп с сетками. Но о приборах с магнитным управлением он до Кленского ничего не слыхал, а сухие уравнения движения электронов давали мало пищи для его ума, жаждущего конкретной вещественности. Веснин попытался найти какие-нибудь дополнительные сведения по магнетронам, но в учебном пособии по электровакуумным приборам о них не упоминалось.