Михаил Васильев - Репортаж из XXI века Страница 45

Толчки сердца все ускорялись. Хирург, снявший было перчатку с левой руки, вдруг замер. Сердце забилось легкой дрожью. Уже нельзя было различить отдельных толчков, нельзя прощупать пульса. 200–300 ударов в минуту! Трепетание! Это состояние врачи называют «фибрилляцией», оно всегда предшествует полной остановке сердца, его настоящей смерти.

Не дожидаясь распоряжений, сестра подала хирургу металлический предмет, похожий на штамп с рукояткой. Это был электродефибриллятор. Когда он коснулся тела, хирург повернул выключатель. Крошечная молния, электрический разряд пробил грудную клетку и прошел через сердце, заставив его сжаться. В следующий миг оно энергично разжалось и забилось глубоко и спокойно…

Теперь в действие вступил другой электрический аппарат. Его назначение — следить за ритмом работы сердца и легких, регулировать его.

Операция длилась не час, как мы ожидали, а всего пятнадцать минут!

Мы узнали, что искусственное сердце помогло вернуть к жизни десятки людей из состояния клинической смерти. Оно поддержало сотни больных в трудную минуту, когда их сердце стало сдавать.

Но вернемся к операциям.

Больному далеко не безразлично, будет ли он лежать на столе пять минут или полчаса. Механизация сложных, трудоемких операций в медицине не только ускоряет работу хирурга, но и делает ее надежной. Автомат одинаково хорошо работает в руках хирурга-виртуоза и у рядового хирурга.

М. Г. Ананьев рассказывает нам об автоматах, изобретенных в середине двадцатого века. Оказывается, что давно существуют автоматы, сшивающие самые различные сосуды.

Специальные аппараты моментально перевязывают кровеносные сосуды, корни легкого, бронхи. Это сокращает время операции примерно раз в пять! Плевра, брюшина, кожа, желудок — для сшивания каждого вида ткани применяются особые автоматы.

Люди научились сращивать нервы, сосуды, кости и другие ткани тела. Значит, нет ничего, что мешало бы «приживить», например, отрезанную ногу или руку?

— Да, — говорят медики. — Привезите нам эту руку или ногу, и мы тут же вернем ее владельцу.

Такие операции стали обычными в 50–60 годы XX века. Хирургия становится восстановительной. Если у вас поврежден коленный сустав, мы удалим его и вставим вам новый — из пластмассы, придав, конечно, ему нужную форму. При травмах, если сустав неправильно развивается, побаливает, мы свободно можем заменить его.

«Бог не позаботился о запасных частях для человека, поэтому берегите конечности», — шутили люди в XIX веке. А мы, медики, такие «запчасти» создали…

Бывает, что в каком-нибудь сосуде на участке 10–15 сантиметров есть серьезные дефекты. Мы удаляем этот участок и вставляем вместо него трубочку— протез из нейлона, капрона, перлона. Есть и другой способ: часть сосудов от умершего человека мы кладем на хранение в его же собственную кровь. В холодильнике эти сосуды могут храниться очень долго. А если поместить такие «запчасти» в вакуум — баллон, из которого откачан воздух, — и держать их на шестидесятиградусном морозе, они могут сохраняться бесконечно. Такой способ давно применяется в клиниках и институтах. Но это уже не протезирование, а пересадка сосудов.

О пересадке можно говорить бесконечно. Еще в первой половине двадцатого века был проделан интересный опыт. Мы удалили у собаки почки, а потом одну из них «приживили» ей в другом месте — на шее. Вывели наружу мочеточник. И собака осталась здоровой, как будто ничего не случилось.

Любая пересадка происходит благополучно, пока мы пересаживаем органы и ткани, взятые от того же самого организма (так называемая аутотрансплантация). Но картина меняется, когда мы начнем гомотрансплантацию — пересадку органов от одного организма к другому.

Советские хирурги в конце 40-х годов XX века удаляли у собаки сердце и пересаживали ей сердце от другой собаки. Животное с чужим сердцем живет восемь-десять дней, а потом вдруг погибает.

Почему? Этот вопрос долго мучил биологов, медиков. Наша техника настолько совершенна, что уже в 1956 году хирург В. П. Демихов отважился сделать пересадку головы от одного щенка к другому. Шесть-семь дней «чужая» голова прожила на шее у другой собаки. Она все видела, все слышала, ощущала запахи, тянулась к пище и лакала молоко. Но потом умерла.

Почему отмирают пересаженные почки, легкие и другие органы? — Мы к 1957 году решили все технические вопросы пересадки, остался только один — главный, — сказал Ананьев. — Это вопрос о биологической совместимости организмов и тканей.

Человек умрет, если ему перелить кровь от другого человека, не подходящую по группе. Человек будет жить, если получит кровь нужной группы. Таких групп — четыре.

Врачи знают все правила безопасного переливания крови, потому что они открыли закон ее биологической совместимости. Но законов биологической совместимости других тканей и органов открыть пока не удалось.

Человек пострадал от ожога, ему пересаживают чужую кожу. Вы думаете, она приживается навсегда? Нет. Она служит только «каркасом», по которому идет восстановление новой кожи. Как только под ней вырастает новая, своя кожа, организм отталкивает, сбрасывает чужую, она отмирает.

Пока не удается пересадка органов ни между братьями и сестрами, ни между детьми и родителями. Только однажды ученым XX века повезло: почка, пересаженная от одного близнеца к другому, прижилась. Этот единственный случай был досконально изучен. Ученые поставили новые опыты и постепенно, один за другим стали открывать законы биологической совместимости для разных органов и тканей. Вспомните знаменитые опыты профессора Филатова с пересадкой роговицы глаза. Стоило подольше подержать на холоде роговицу, взятую от умершего человека, и биологическая несовместимость исчезала. А свежую роговицу «приживить» так и не удалось…

Мы накануне полного решения проблемы биологической несовместимости. Как только эта проблема будет решена, мы пустим в ход весь наш накопленный арсенал технических средств. Мы сможем брать для пересадки любую часть тела от умерших людей. Ведь если бы не случайная травма, любой орган тела мог служить вдвое дольше самой продолжительной жизни.

Где-нибудь в Институте скорой помощи имени Склифосовского мы увидим такую картину: в специальном холодильнике будут сохраняться тела недавно умерших людей. В них будет поддерживаться искусственное кровообращение. Это будут, образно говоря, «живые трупы».

В любую минуту хирург сможет взять с этого склада запасных человеческих частей любой орган и пересадить его пострадавшему живому человеку. Я думаю, что прежде всего мы сможем пересаживать конечности.

Так мертвые помогают живым…

Что с вами, девушка?..

М. Г. Ананьев вскочил и уже хлопотал возле нашей Тамары, молоденькой стенографистки, которая вдруг побледнела, закрыла глаза и опустила голову на стол.

Обморок… Увлеченные, мы совсем забыли о том, что нашу беседу внимательно слушает и записывает девушка, никогда, может быть, не бывавшая в операционной, не видевшая ни крови, ни мертвых. Мы вернулись в 1957 год и постарались привести ее в чувство.

Девушке стало лучше, румянец вернулся к ней, но мы уже не возвращались к «опасным» деталям и картинам. М. Г. Ананьев заговорил о великой гуманной профессии врача и сравнил его с дирижером большого оркестра, в котором много сложных инструментов, который исполняет прекрасные и сложнейшие произведения, но руководит которым не прибор-автомат, а человек — и только человек. Так он ответил на наш вопрос о возможности автоматизировать операцию.

— Это, конечно, только сравнение, образ, — сказал профессор М. Г. Ананьев. — А на деле, общаясь со сложной техникой, каждый из наших врачей, по сути дела, становится одновременно и инженером. Медицинский инженер! Где вы слышали о такой специальности? Она только что появилась, но неизбежно будет развиваться и служить человечеству и в XXI веке.

Мы благодарим директора. Он пожимает нам руки и обращается к девушке:

— А вам, мне думается, стоит привыкать к медицине. Вы чутки к человеческим страданиям. Из вас может получиться хороший хирург.

Век радио

* * *

Суеверное удивление, чуть ли не преклонение вызывали у древних народов удивительные свойства магнитного железняка, притягивавшего к себе металлические предметы, или янтаря, к куску которого, потертому о сукно, подпрыгивали и прилипали, словно приклеенные невидимым клеем, клочки бумаги и пушинки.

Однако должны были пройти тысячелетия, чтобы люди смогли догадаться о взаимных связях электрического и магнитного полей. Гений Фарадея нужен был для этого. Генрих Герц впервые приоткрыл дверцу в страну электромагнитных колебаний. Александр Попов нашел и доказал полезность этой новой страны для человека.