Михаил Васильев - Репортаж из XXI века Страница 70

Электрические и ядерные ракетные двигатели могут использоваться лишь в сочетании с жидкостными ракетными двигателями.

Заманчиво создание ракеты, в различных ступенях которой используются все эти три типа двигателей — ЖРД, ЯРД, ЭРД, Такая ракета позволит использовать все преимущества каждого типа двигателя.

Сегодня жидкостный ракетный двигатель — впрочем, в большей мере это относится к советским ракетам — вышел из младенческого возраста и переживает расцвет своей юности. И долго еще не наступит его старость!

…Да, из кабины первой космической ракеты, которой суждено было поднять человека в межпланетное пространство, было видно далеко. В том числе и вперед, в будущее…

Шестидесятые годы нашего века. У их начала — первый выход человека в космос. Несомненно, они вместят и первый полет на Луну. Как будет встречать потрясенная планета первых разведчиков нового материка, изучать собранные коллекции, слушать их рассказы!..

Семидесятые годы нашего века. Нет никакого сомнения, что в эти годы человек побывает и на Венере, и на Марсе. Будут, наконец, найдены разгадки и таинственных спутников Марса, и загадочных его каналов. Будут, наконец, получены бесспорные доказательства тому, единственные ли мы разумные владельцы нашей планетной системы, или мы должны будем разделить эту власть с братьями по мысли. Пусть отставшими от нас, пусть очень отличными от нас, но думающими существами…

Эти же два десятилетия вместят множество других блистательных побед науки и техники. Здесь и создание обитаемых внеземных лабораторий, обсерваторий и станций — на искусственных спутниках Земли, Луны и ближайших планет. Здесь разнообразные и глубокие зондажи космоса. А за пределами этих десятилетий, но, бесспорно, в границах XX века— посещение всех планет, до Плутона включительно!

…Я почти реально увидел бескрайнее черное небо, узор знакомых созвездий — яркий и глубокий, как никогда с Земли — и среди вечных огней Вселенной быстрые искры земных космических кораблей. Они мчались по строго рассчитанным трассам сквозь почти беспредельные пространства холодного и враждебного космоса, неся в своих кабинах и салонах тепло родной планеты, разум человечества. Они, управляемые расчетливой волей пилотов, ложились на орбиты искусственных спутников вокруг миров, не похожих на наш, земной. Они опускались на кристаллические камни спутников больших планет, взлетали со дна зеленовато-желтых метановых атмосфер… Я увидел города искусственных планет, целые эскадрильи обитаемых искусственных миров, движущихся и по законам всемирного тяготения, и по воле управляющих ими людей. Мне предстал отсюда, из кабины первого астронавта, завоеванный, обжитый человечеством космос. Мне предстал расцвет того дела, в первые камни фундамента которого выпало и мне честь вложить свою лепту…

Грандиозной кажется нам сегодня солнечная система. А завтра ее самая крайняя планета станет не более недостижимой, чем сегодня Антарктида. И тогда возникнет перед будущим человечеством новая, еще более головокружительная задача — осуществление межзвездных полетов!

Не верю, что есть у человеческого разума, воли, дерзости какие-либо преграды или границы. Убежден, что в какой-то удивительный день, пришвартовав ли к металлическому астероиду, встав ли на мертвых, промороженных чуть ли не до предельных температур камнях Плутона, будет готовиться к рейсу через межзвездный океан первый галактический корабль, Будут ставиться и решаться еще более смелые задачи, прокладывающие пути в будущее бессмертному, всемогущему человечеству…

…Это удивительная картина — работа двигателей космической ракеты! Это — водопад огня, сопровождаемый рокотом, подобным грохоту тысяч одновременных раскатов грома. И над бушующим огневоротом извергающегося искусственного вулкана, в кабине космического корабля, властелин этой огненной стихии — человек.

Четкий инженерный анализ происходящего в момент взлета космического корабля не может не потрясти самый скептический разум. Двадцать миллионов лошадиных сил! Это мощность десятка крупнейших в мире гидроэлектростанций— таких, как Волжская ГЭС имени Ленина. Это — длящийся не тысячные доли секунды, а несколько минут непрерывно растянутый во времени взрыв многотонных бомб. Но взрыв дисциплинированный, управляемый. Взрыв, покорно выполняющий задачу, которую поставил перед ним человек, — в клочья разметать извечные оковы тяготения.

…В тот чудесный день 12 апреля я стоял на наблюдательном пункте измерительного комплекса. Ярко светило утреннее весеннее солнце. В кабине, в которой я сидел накануне, уже находился ее настоящий хозяин — Юрий Алексеевич Гагарин. Мне было отлично известно, что сделано все, чтобы полет закончился благополучно. По существу он не мог не кончиться благополучно. Были учтены все возможные даже самые неожиданные случайности и предусмотрены меры спасения человека из любой ситуации. И все-таки мы все, конечно, волновались, хотя об этом не говорили и старались ничем не проявлять этого…

Успокаивал голос Юрия Алексеевича. Усиленный репродуктором он вселял в нас всех уверенность в успехе.

Я не смогу рассказать, что было после того, как бушующий огненный вихрь подхватил ракету и понес ее сквозь голубое небо. Какими глазами и с каким чувством следил я за ее полетом. Помню только сообщения с борта космического корабля и доклады с измерительных пунктов по трассе полета. Нет, я, кажется, не произнес ни слова. Говорить мне надо было бы только в том случае, если бы неожиданно что-нибудь случилось. Но ничего не произошло… А когда выключилась последняя ступень и космический корабль вышел на свою почти круговую орбиту — началось всеобщее ликование. Через несколько минут все радиостанции Советского Союза сообщили миру о том, что первый на земле человек вылетел в космическое пространство.

К живым — живые

Не в лаборатории, не в кабинете, не в ботаническом саду встретились мы с членом-корреспондентом Академии наук СССР Василием Феофиловичем Купревичем. Ученый всего на несколько дней приехал в Москву на сессию Верховного Совета СССР, депутатом которого он является. Он был очень занят и поэтому смог уделить нам всего полтора часа перерыва между утренним и вечерним заседаниями Совета.

Мы встретились в Георгиевском зале Кремлевского дворца. В свете хрустальных люстр матово блестели белые мраморные стены, от пола до потолка покрытые золотыми надписями — памятью русской боевой славы. К нам точно в назначенную минуту подошел высокий человек, одетый в безукоризненный темный костюм с алым депутатским флажком на груди. Держался он очень прямо; у него было открытое доброе лицо.

Символом времени показался нам этот человек… В октябре 1917 года двадцатилетний балтийский матрос Купревич участвовал в штурме Зимнего дворца. А сегодня — известный ученый, президент Белорусской Академии наук, член правительства — решал он здесь, в Московском дворце, судьбы самого могучего в мире государства…

— Предвидеть будущее науки, сказать, какие открытия будут сделаны в такой-то и такой-то период, практически невозможно, — сказал ученый. — Попробуйте представить, что вы из тридцатых годов этого века смотрите в наши сегодняшние шестидесятые годы. Можете ли вы предположить, что будут открыты зоны космического излучения, опоясывающие Землю, установлено отсутствие магнитного поля у Луны, нанесен на карту подводный горный хребет имени Ломоносова, определены законы ядерного превращения элементов? Да, конечно же, нет!

Несколько легче экстраполировать в области еще неизвестного развитие техники. В тридцатых годах существовали самолеты. Можно было представить, что в шестидесятых, наших годах этот прогрессивный со всех точек зрения вид транспорта еще разовьется. Повысится его грузоподъемность, скорость, высота и дальность беспосадочного полета… Так же можно было предвидеть — после появления первых телевизоров, — что радиоволны принесут движущиеся изображения во все дома, что увеличатся экраны, не превышавшие тогда размеров почтовой открытки, что телевидение станет цветным… Но и здесь чрезвычайно велика возможность ошибки.

Надо учитывать и еще одно. Стремительно, как никогда прежде в истории, развивалась наука в этот промежуток — между тридцатыми и шестидесятыми годами. Но еще стремительнее будет этот процесс в предстоящие годы и десятилетия. Вспомните новую Программу партии — какое значение там придается развитию науки! Зрелее и многочисленнее стали наши научные кадры. Невозможно представить, что не ускорится, а затормозится прогресс науки… Это еще усложняет загляд в будущее.

И все-таки смотреть в будущее надо. Без этого не может быть перспективы, не может быть размаха в постановке задач. А без смелости поднять руку на, казалось бы, незыблемое, без размаха не может быть настоящего ученого. Не детализируя, не пытаясь представить, как конкретно это будет, я попробую сформулировать несколько задач, которые, мне кажется, будут решены в ближайшие годы. Скорее всего, в годы ближайшего двадцатилетия.