Федор Щербина - Кубанское казачество и его атаманы

Федор Щербина, Евгений Фелицын

Кубанское казачество и его атаманы

© ООО «Издательство «Вече», 2015

© ООО «Издательский дом «Вече», 2007

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2015

I. Происхождение казачества

Казачество представляет одно из замечательнейших проявлений русской государственной и народной жизни. Казак был одновременно и передовым колонизатором окраин государства, и охранителем границ этого последнего, и защитником русской национальности, и борцом за православие, и творцом оригинальнейших форм народного быта. В этой многотрудной роли казачества кроется его историческая сила и значение: казачество развивалось рука об руку с развитием Русского государства.

Долгое время у иностранцев и даже в среде русских существовали крайне односторонние и донельзя преувеличенные представления о казаках. Понятие о казачестве соединялось с понятием о грабеже, казак считался прежде всего разбойником и затем невежественным представителем рода человеческого; казаку отводилось в истории культуры место чуть ли не дикаря; в нем видели разрушителя основных начал цивилизации и по меньшей мере «злого татарина»; о казаках рассказывали всевозможные нелепости: казак, по этим рассказам, жил и кормился исключительно разбоем, он косил своей шашкой направо и налево головы мирных граждан просто из любви к искусству, не признавал ничего святого – ни семейных уз, ни требований религии, ни велений долга, всюду сеял вражду и разрушение; одним словом, всему казачеству приписывалось то, что можно было сказать об отдельных его личностях; по отрывочным, частным и наиболее печальным эпизодам судили о целой истории казаков, и часто факты, оторванные от отдаленного прошлого, отождествлялись с последующей жизнью казачества.

С течением времени, однако, мрак, плотно окутывавший жизнь казачества, благодаря незнакомству с ней, начал мало-помалу рассеиваться, нелепые понятия о казаке стали уступать место здравому знакомству с действительностью, казак из пугала превратился в интереснейший предмет исторических изысканий. И когда таким образом пошатнулась преграда, отделявшая факты от предрассудков и знание от измышлений, история вступила в свои права и дала казачеству на своих страницах очень почтенное место.

Относительно происхождения казачества существовало несколько исторических предположений. Одни видели в казаках потомков казар (хазар. – Прим. ред.), обитавших в древности в южной России; другие производили казаков от черкесов; третьи – от черных клобуков; четвертые, наконец, приписывали появление русских казаков влиянию татар. В исторической критике накопилось достаточное количество фактов, позволяющих произвести правильную оценку всем этим предположениям и установить надлежащую точку зрения на происхождение казачества.

Отождествление казаков с казарами, очевидно, обязано было как созвучию в названиях, так и тому обстоятельству, что и казары, и южнорусские казаки одинаково обитали в Южной России. Но слово «казак», как и некоторые другие названия – «кошевой», «ватага», «атаман» и пр., употреблявшиеся казаками, происхождения татарского, а пребывание разных народностей, хотя бы в одной и той же местности, но в различные исторические эпохи, нельзя еще считать доказательством в пользу одноплеменности этих народностей. Исторические сведения о казарах крайне смутны, отрывочны и неопределенны. Казары притом же были, во всяком случае, не славяне. Таким образом, при наличности одних уже отмеченных фактов предположение о племенном родстве казаков с казарами само собою падает.

Еще менее выдерживает критику мнение о единстве казаков с черкесами. Ни в языке, за исключением сходства слов «черкес» и «черкасс», ни во внешней жизненной обстановке, ни в обычном праве, ни в религиозных верованиях и сказаниях, ни в народной поэзии – ни в чем, одним словом, нельзя найти тех общих точек соприкосновения, на основании которых можно было бы построить самую слабую догадку о происхождении казаков от черкесов. Рассматриваемое предположение является, следовательно, плодом ни на чем необоснованного, произвольного умозаключения.

Таково же и предположение о происхождении казаков от черных клобуков.

Наибольшего вероятия заслуживает гипотеза о происхождении казачества под непосредственным воздействием на жизнь русского народа со стороны татарского племени. Но и этой гипотезой можно пользоваться лишь с крайней осторожностью и при непременном условии разграничения фактов, характеризующих самостоятельное развитие русского народа, от фактов, представлявших продукт чуждых влияний на русскую жизнь.

В исторических актах и документах сохранились прямые указания на факты того и другого рода, обусловившие появление и развитие казачества. Уже само по себе то обстоятельство, что русский народ был долгое время под игом татар, делает вполне вероятным предположение о влиянии татарских военных порядков на склад русской военной жизни. Сильный военный враг мог дать нечто вроде образцов такого военного строя, при усвоении которых русскими становилась возможной борьба с этим врагом впоследствии. Целая масса слов татарских, каковы: казак, атаман, кош, кошевой, паланка, контаржей, бунчук и т. п., усвоенных казаками, были несомненным результатом таких заимствований и приспособлений. А главное, казаки, как легкие передовые воины, были созданы татарской военной жизнью и существовали у татар прежде, чем появились у русских.

Как известно, слово «казак» означало у татар бродягу, вольного воина, наездника. До последнего времени существования Крымского ханства татары называли казаками особую часть своего войска, составлявшую передовые, легкоконные наезднические отряды. Очень может быть, поэтому, что первоначально у татар казаки представляли собой лишь особый вид армии, имевший специальное назначение для разведок, мелких передовых стычек и т. п.; но с течением времени этот вид татарского войска получил более самостоятельное и обособленное существование. Так, литовские летописцы, упоминая о четырех татарских ордах, имевших своих ханов, именно: о заволжской, астраханской, казанской и перекопской (крымской. – Прим. ред.), присоединяют к ним пятую орду – казацкую. Казацкая орда не признавала над собой ханской власти, составляла сброд самых отчаянных голов и была, по-видимому, на худом счету даже между татарами. Из исторических актов известно, кроме того, существование казаков азовских, белгородских и перекопских, игравших между татарами также более или менее самостоятельную роль. Азовские татарские казаки выделились из Золотой Орды и образовали самостоятельную часть, занимаясь набегами и разбоями на пространстве между Крымом и Московской Украиной. Так, в XVI столетии великий князь московский Василий Иванович жаловался турецкому султану, что азовские и белгородские татарские казаки наносили вред пограничным частям его государства и помогали Литве в войне ее с Москвою. В 1510 году Сигизмунд I, великий князь литовский, заносил жалобу крымскому хану на перекопских казаков, тревоживших Литву. Во всех таких случаях оказывалось, что татарские казаки делали набеги самовольно. Самовольство это было так велико, что татарские казаки мешали даже правильным сношениям Московского государства с Крымом. Бывали случаи, когда московские послы выжидали на Украине времени для проезда в Крым, так как «поле было не чисто от азовских казаков». Одним словом, татарские казаки из специальных воинов татарских полчищ образовали, по-видимому, более или менее самостоятельные шайки и скопища, жившие набегами и грабежом и мешавшие как правильным сношениям русских с соседними народностями, так и поступательному ходу южнорусской колонизации.

Такая роль татарских казаков в Южной России несомненно должна была навести русских на мысль об усвоении этого рода воинов для борьбы с татарами. Чтобы сделать успешною борьбу, русским приходилось заимствовать ту военную организацию и способы войны, которые употреблялись их противниками. И, действительно, русские удельные князья и князья литовские первоначально прибегнули к татарским казакам как к наемной военной силе. Состоявшие на службе у этих князей казаки-татары употреблялись как провожатые и наездники в степях. В грамоте 1516 года, данной при Сигизмунде Августе, великом князе литовском, на имя черкасского старосты, упоминается о двадцати четырех казаках белгородских, поступивших на службу к литовскому князю. Из прилагаемого к грамоте списка имен видно, что все двадцать четыре казака были татары. Из последующих исторических фактов известно также, что у татарских казаков бывали иногда атаманами русские, а у русских, наоборот, татары.

Наемные татарские казаки играли, однако, очень незначительную и, во всяком случае, пассивную роль в политических судьбах русского народа. Таких казаков было мало, да и положиться на них было невозможно русским государям и людям. Военные преимущества русских перед татарами стали ощущаться лишь тогда, когда у русских появились свои собственные казаки, связанные единством веры и национальности. Так образовались казаки рязанские, смоленские, путивльские, запорожские и донские. Если не считать отрывочного указания о существовании гребенских казаков на Дону при Дмитрии Донском (1380), то наиболее ранние и обстоятельные известия в летописях встречаются о рязанских казаках. Занимая юго-восточную часть русских окраин и соприкасаясь, таким образом, с главными полчищами татар, рязанское княжество более, чем другие пограничные области, подвергалось набегам татар, а следовательно, и более других областей нуждалось в казаках как лучших разведчиках движений татарских орд. В Юго-Западной России при Сигизмунде I и Сигизмунде Августе было уже два рода казаков: правительственные и вольные. Первые набиралнсь старостами, назывались по их именам и находились под их начальством; вторые собирались в вольные сборища, имели своих выборных предводителей и составляли до известной степени независимые военные дружины. В исторических актах под 1503 годом упоминаются черкасские княже-дмитровские казаки. С началом XVI века становится вообще особенно сильным развитие казачества и постепенно расширяется его деятельность. Стремление к казачьей жизни и положению становится массовым, народным. В казаки идет население столько же по зову правительственных властей, сколько, если не больше, по собственному почину и побуждениям. Развитие казачества осложнилось колонизационными процессами и борьбой за веру и национальность. Народные движения, хлынувшие широкой волной в этом направлении, охватили юг России на всем его протяжении, выдвинувши две наиболее замечательные отрасли казачества – Запорожскую и Донскую.