Александр Родригес - Реформация и модернизация религиозной и политической идеологии на Востоке (XIX-XX вв.)

А. М. Родригес

Реформация и модернизация религиозной и политической идеологии на востоке (XIX–XX вв.)

Монография

© А. М. Родригес, 2011

© МПГУ, 2011

Роль религии в условиях колониальной зависимости восточных обществ

Реформаторство и перемены в религиозном сознании

Значение религиозного фактора на Востоке в Новое время, то есть в условиях колониальной эксплуатации и начала развития капиталистических отношений, трудно переоценить. Этому способствовало не только относительно высокая религиозность населения, но также то, что развитие по капиталистическому пути было сопряжено там с попытками соединить добуржуазные культурные и связанные с ними религиозные традиции с идеями буржуазной модернизации, синтезировать традиционное и современное.

В обстановке господства средневековых устоев религия и освящаемые ею традиции определяли и регулировали весь ход государственной, общественной и личной жизни. Религиозная организация была и оставалась непосредственно связанной с политико-административной и социальной структурой. Схоластико-метафизическая основа канонической догматики обеспечивала копирование и повторение устоявшихся традиционных стереотипов мировосприятия и быта. Этот процесс контролировало и направляло сословие духовных лиц. Консервативен и психологический настрой верующих масс с ограничением трудовой деятельности насущными потребностями, необремененностью чрезмерными заботами о будущем, строгой регламентацией социальных ролей, обязанностей и взаимоотношений. Если перемены и происходили, то не столько вследствие осознанной необходимости, сколько из-за невозможности сохранять все по-старому. Восприятие всего нового шло через призму устоявшихся традиционных представлений и нравственных установок.

Но подобный род социально-религиозной активности включал в себя несколько типов. Низший соответствовал стадии начальной феодализации общества, обычно сопровождавшейся упадком прежних родоплеменных культов и распространением вероучений регионального (зороастризм, индуизм, джайнизм, сикхизм и т. д.) или мирового масштаба (буддизм, христианство, ислам). В этих условиях конфессиональная общность поддерживалась культом, в котором оставался мощный пласт религиозных пережитков, сохранившихся от патриархального общества.

Приходы отдельных храмов, мечетей, церквей, молелен еще были автономны. Зато сохранялись тесные внутриприходские связи: личные, семейные, родственные, соседские. Еще была нестабильной складывающаяся прослойка служителей культа. В то же время сами эти служители выполняли разнообразные функции: они авторитеты, в области богословия и религиозного права, духовные и нередко политические лидеры общины, учителя, наставники и судьи. Их статус в обществе определялся в первую очередь личными качествами и заслугами (24, с. 83).

Следующий тип религиозно-традиционной структуры базировался на зрелом феодализме. Именно тогда окончательно оформилась духовная иерархия, которая в большинстве случаев либо тесно переплеталась, либо полностью сливалась с феодальной. Ее верхи закрепили за собой статус охранителей веры и неоспоримых авторитетов во всех сферах государственной, общественной и личной жизни.

По мере того как формировалась феодально-духовная иерархия и расслаивалась сама конфессиональная община, выявлялись и усиливались различия между ее верхами и низами. Выполняя социальный заказ верхов, официальное богословие освящало и закрепляло складывающуюся систему феодального соподчинения, всеми силами стремилось уничтожить возможности классового протеста со стороны низов, объявляя бедность добродетелью, а предпочтение небесного земному – критерием благочестия.

Широкие народные массы тем не менее отличал утилитарно-прагматический подход к религиозным установлениям. Незнание одних догм, игнорирование других сочетались с преимущественным вниманием к культовой обрядности, которая, в свою очередь, включала в себя отдельные элементы родоплеменных верований. Впрочем, без опоры на некоторые элементы язычества не могли обойтись и феодальные круги. Ведь такая иллюзорность зачастую была способна сдерживать нарастание внутриклассовых и межклассовых конфликтов среди единоверцев.

Но в том и заключалась особенность этих конфликтов на Востоке в Новое время (так же как и в предшествующие периоды), что они проявлялись в религиозной форме – сугубо ортодоксальной или сектантско-еретической. В итоге образовывались новые вероучения и конфессиональные организации. Одни из них оставались в оппозиционном положении, другие легализировались, получали официальное признание (161, с. 126).

Религиозное брожение достигло особого размаха на стадии упадка и кризиса феодализма. Именно тогда развертывались движения, выражающие стихийное недовольство их участников феодальными общественными устоями и неосознанное стремление к серьезным социальным сдвигам. При этом на данном этапе присутствовала утопичность целей и архаичность способов борьбы, авторитарно-харизматический метод организации масс, что делало их слепым орудием лидеров, а само движение – крайне уязвимым в случае гибели, измены, отхода руководителей от первоначальных намерений и т. п.

Качественно новый момент в расшатывании феодальных и религиозных средневековых устоев появился тогда, когда на авансцену общественной жизни вышли носители идей, объективно служащих задачам буржуазного переустройства как всей социальной структуры, так и базирующейся на ней конфессиональной деятельности.

Среди деятелей религиозного реформаторства на Востоке было немало выходцев из аристократии и верхов духовного сословия. Чаще всего их выступления на первых порах обусловлены не столько развитием местного капитализма, сколько пониманием гибельной угрозы, исходящей от косности и отсталости в условиях экспансии буржуазного Запада.