Владимир Авдеев - Метафизическая антропология Страница 10

И, что самое главное, нам для этого не нужно ничего делать. Как сказочный Иванушка-дурачок, мы будем лежать на печи и лениво наблюдать за всеобщей дракой. С невинным выражением лица мы расскажем всё, что знаем, и будем спокойно ждать. Нам вовсе не нужно бояться спровоцированного нами информационного взрыва: Новый мировой порядок спроектирован гениально надёжно, и в «золотом миллиарде» для нас места нет. Взрывная информационная волна поразит лишь его квартирантов. Те, кого туда не взяли, могут спать спокойно. Закомплексованные коммуно-евразийцы всё время негодуют и плачут, что их не взяли в «золотой миллиард». Глупцы! Они не понимают своего счастья. Суть заключается в том, что лопнувший Новый мировой порядок уничтожит лишь тех, для кого он строится. Это же элементарно. Ведь не могут же погибнуть под обломками рухнувшего дома те, кто в нём не живёт.

Поэтому мы предлагаем выписать Архитектору Вселенной квартальную премию за его проект Нового мирового порядка сразу же после того, как он рухнет. После этого на Земле установится Новейший мировой порядок, сам собою и без посторонней помощи. А после этого появится ещё одна русская народная сказка, которая будет называться «Как Иванушка-дурачок Новый мировой порядок разрушил».

4–5 сентября 1996

Сначала Евразия, теперь Азиопа

Наконец-то теория евразийства, столь долго пленявшая умы русско-советской разночинной интеллигенции, обозначила себя во всей своей расовой красоте. Если первые волонтеры этой концепции, находившиеся под опекой русской монархии, а затем обширной советской державы, методично заученно говорили о славяно-тюркском союзе, о единении православия и ислама, то стоило лишь обоим этим государственным колоссам стать достоянием истории, как расово-религиозный аспект начал неумолимый дрейф все дальше и дальше от интересов белых европейцев, собранных под эгидой этой концепции. Главы среднеазиатских республик, едва впервые в своей истории придумав флаги, гимны и иные атрибуты государственности, с подачи секретных философских агентов начали открыто вещать уже о тюрко-славянском союзе. Православный крест как символ трещит все сильнее от биений зеленого стяга исламского фундаментализма, натянутого на него в угоду желаниям евразийских идеологов.

Вчерашние секретари среднеазиатских обкомов компартии, чьим пределом мечтаний были закрытые обкомовские распределители и закрытые обкомовские же гаремы, едва завидев некое замешательство в европейском секторе евразийского конгломерата, очень быстро прочувствовали ситуацию, желая перевести стрелки духовного лидерства на себя. Хваленая евразийская солидарность, на которой Л. Н. Гумилев вместе со своими эпигонами умудрились построить метаисторическую концепцию целого континента, растворилась в одночасье. В якобы равноправном союзе лесных и степных народов, оседлых и кочевых этносов, предпочтение уже открыто отдается вторым. Евразия, получившая свое имя от союза Европы и Азии, усилиями своих пропагандистов теперь уже открыто превращается в союз Азии с Европой, и поэтому должна по справедливости называться — Азиопа. В конце концов, название должно точно отражать суть предмета.

Еще вчера идеологи этой концепции строили свои спекулятивные доводы о единении экономик оседлых и кочевых народов, однако они быстро сменили тональность увещеваний, как только кочевые народы, поддавшись неистребимым инстинктам, присвоили себе все, созданное на их территории трудом и талантом народов оседлых. Едва цивилизованные народы евразийского пространства оказались в политическом и экономическом затруднении, лишенные национальной идеологии и приоритетов, тотчас ментальность ордынского дикаря, привыкшего жечь, насиловать и грабить, выплеснулась наружу. Подвиги хромого кочевника Тамерлана вновь ожили в сознании любителей наживы.

Открытый грабеж этот был санкционирован и направлен именно евразийской концепцией, именно евразийцы оправдывали крах царской России, как позже благословили раздел СССР. Будто связанная руками фокусника из разноцветных веревок, эта концепция по желанию наемного обманщика может незаметно развязываться, собираясь в любые сочетания. Сохраняя одни и те же исходные этнопсихологические и геополитические компоненты, иллюзионисты от евразийства умеют собирать самые разные красочные идеологемы, давая им по старинке все одно и то же название.

Двигательной энергией этого иллюзионистского обмана является так называемая концепция пассионарности, сформулированная Л. Н. Гумилевым. Пассионарием объявляется человек с избыточной энергетикой, коему не сидится дома, и он пускается искать приключения на свою голову. Народы же, захватывающие чужие пространства и создающие таким образом государства, объявляются пассионарными.

Однако, как и в случае с Евразией-Азиопой, здесь всю архитектонику умысла легко уяснить из названия. Слово «пассионарий» берет свое происхождение от английского «passion», что означает страсть в ее самом низменном, животно-половом влечении, не отягощенном никакими интеллектуальными, моральными или эстетическими атрибутами. И если евразийцам незнание английского языка простительно, ибо для них это символ ненавистного атлантизма, изначально враждебного континентальным народам, то всем остальным нормальным людям мы все же предложили бы задуматься над уместностью использования данного термина, служащего для эталонного обозначения принципов формирования всей мировой человеческой культуры. Потому мы предлагаем в целях исторической справедливости не отделять научное детище от автора, и вместо слова «пассионарий» употреблять «гумилёид». Пусть порождение смело несет имя своего создателя.

Присмотритесь внимательнее к евразийским мистериям Л. Н. Гумилева — это царство духа наживы и сексуального бандитизма. Нигде на страницах его многотомных сочинений вы не встретите апологии интеллекта, духовности, творчества. Возникновение всех культур, государств, религий было вызвано, по Гумилеву, революцией пустых желудков и набухших гениталий, а великое Русское государство строили удачливые и предприимчивые метисы. Роль личности, с присущими ей духовностью и моральными обязательствами, совершенно выведена за рамки этой убогой историософии. Дикий необузданный варвар-гумилеид — вот герой этих комиксов, которыми так любят забавляться отечественные философы-патриоты. Что ж, как гласит народная мудрость: ворон к ворону летит. Будто стервятники, гиены и шакалы, льнут к евразийству все, привыкшие питаться умственной падалью. Повинуясь инстинкту хищников, они выстраиваются в очередь, чтобы дождаться права на лакомство. Подчас достаточно посмотреть на внешний облик человека и выслушать всего несколько его фраз, чтобы изобличить в нем евразийца. В стиле одежды, в поведении, в манере построения предложений это угадывается без труда. Человек, привыкший набрасываться в стае и урывать кусок, маргинальный по своей генетической сути и умственной конституции, лишенный всякого аристократизма, не способный к индивидуальности и разделению — вот подлинная суть евразийца. Они все время вызывают ощущение какой-то непромытости, которая распространяется у них до самых высоких метафизических сфер. Наблюдая за мыслительным процессом евразийца, невольно замечаешь, как он все время перескакивает с одной крови на другую, из числа в нем намешанных, и не умеет толком остановиться ни на одной. В этом его трагедия. Евразиец — это расовик-затейник, культурмичуринец. В неудобоваримой мешанине он чает найти долголетие, плодовитость и выносливость, и чем больше загубленных исходно-чистых биологических культур он обнаруживает, тем более научной считает свою теорию. Евразийцы, увлекшиеся этой теорией, ввиду своей расовой близорукости даже не замечают, как утеряли всякую независимость. Евразийство — это болото, его единственное назначение — умственное засасывание неосторожной жертвы, потерявшей из виду ограничительные вешки своей расы.

Для того, чтобы найти истоки евразийства в его нынешнем необузданном лицемерии, нужно из области философского анализа опуститься на уровень социобиологический и антропологический. Псевдонаучные категории в евразийстве изобретаются для того, чтобы затенить всю неумолимость биологического происхождения этого мировоззрения. Чтобы понять экосистему евразийской ментальности, достаточно понаблюдать на улицах Москвы за сборщиками милостыни и теми, кто ее подает. Самый процесс подачи денег здесь является своеобразным знаковым ритуалом, означающим причастность к единой энергетической системе.

В природе существует фатальная биоэнергетическая связь между попрошайками и дарителями. Это элементы единой экосистемы, которые не могут существовать друг без друга. Причем, если дарителем движет потребность избавления с помощью денег от некоего внутреннего комплекса вины, то попрошайкой движет вовсе не просто желание элементарной наживы. Деньги в этой схеме несут второстепенную, лишь знаковую, нагрузку. Главное — это распределение энергии в экосистеме. Все профессиональные нищие ненавидят дарителей. Унижение от принятия милостыни в сознании попрошайки компенсируется ненавистью к дарителю. Попрошайка лакомится не деньгами дарителей, а энергией их сознания, закомплексованного неким чувством вины. Прошение милостыни обставляется как легенда, театральное шоу с элементами религиозной Эсхатологии. Попрошайка поедает чужую энергию раскаяния и сострадания, ибо это биоэнергетические деликатесы.