А. Меликсетов - История Китая Страница 11

Последним из ранних чжоуских ванов, чье имя осталось в памяти потомков, был Му-ван (947-928 гг. до н.э.). Он много воевал на северных и западных границах, любил лошадей и, согласно легендам, обладал страстью к дальним путешествиям (например, на Запад к знаменитой богине Сиванму).

Во второй половине X и первой половине IX в. до н.э. в чжоуском Китае сложилась децентрализованная политическая структура феодального типа, в рамках которой наряду с государством вана уже существовало несколько достаточно больших и немало более мелких полуавтономных государственных образований. Каждое из этих образований, выросшие на базе некогда пожалованного и затем укрепившего свои позиции удела, претендовало на политическую самостоятельность. Сакральный сюзеренитет вана князья чжухоу еще признавали, легитимность его власти не оспаривалась, но практически каждый из его вассалов действовал самостоятельно, исходя из собственных интересов.

Внутренняя структура вновь возникших царств и княжеств обычно копировала чжоуский центр. Из надписей на бронзе явствует, что во многих уделах существовали высшие чиновники цин-ши и тай-ши, а также должностные лица категории сы (сы-ту, сы-ма, сы-кун). Как и в самом Чжоу, должности не обязательно, но очень часто были наследственными, причем тесная связь между должностью, титулом, родством и владением территорией практически была нормой. Все меньше на арене политической жизни появлялось удачливых аутсайдеров и все большую роль играли родственные кланы внутри княжеств. Шла успешная институционализация власти, создавалось устойчивое административно-политическое равновесие теперь уже на уровне царств и княжеств, т.е. практически независимых в скором будущем государств.

Чжоуский центр вынужден был считаться с этим. И хотя более поздние историографы достаточно потрудились над тем, чтобы пригладить неприглядную политическую ситуацию, на практике ваны уже почти не имели реальной власти за пределами столичных зон. Из более поздних схем, хорошо известных в Китае, может сложиться впечатление, что дело обстояло иначе, что существовала строгая иерархия титулов — гун, хоу, бо, цзы, нань (в европейской синологии их обычно отождествляют с герцогом, маркизом, графом, виконтом, бароном), что сын Неба дважды в год совершал поездки в уделы, а все вассалы с примерно той же регулярностью появлялись в его столице с соответствующими подношениями, создавая таким образом иллюзию порядка и строгой иерархической нормы. На деле все было не так. Поездки случались от случая к случаю и чаще вызывались необходимостью, а не требованиями какой-то общепризнанной нормы. Подношения бывали, причем обоюдные. Что же касается титулов, то здесь какая-либо стройная система отсутствовала, а сами титулы в текстах с легкостью взаимозаменялись (Шао-гун, например, мог именоваться Шао-бо). Нередко в документах они вовсе опускались, как это было в случае с Юем, владельцем бронзового сосуда с надписью «Да Юй дин», который унаследовал удел от Наньгуна и явно имел право на высокий аристократический титул. Но это не говорит о том, что титулы ничего не значили, просто титулатура не всегда бывала приведена в соответствие с иными, более важными в то время характеристиками чжоуской знати — родством, должностью, владением, реальной властью. К тому же титулы в чжоуском Китае никак не вписывались в нормы обычной иерархической лестницы, по логике которой носителей низших титулов должно было бы быть больше, чем обладателей высших; в чжоуском же Китае, насколько можно судить по текстам, в среде титулованной аристократии явственно преобладали носители высших титулов.

Копируя чжоуский центр, удельная знать искала внутреннюю стабильность и административную эффективность в жесткой клановой структуре с ее строгой внутренней иерархией, тесно связанной с линией и старшинством родства внутри правящего клана Такого рода кланы, получившие наименование цзун-цзу или цзун-фа (иногда гун-цзу), служили одновременно и для счета родства, и для обозначения кланово-корпоративных воинских наименований, княжеских дружин, обычно комплектовавшихся из родственников правителя, как то стало нормой в Китае еще в конце Шан. Эта кланово-корпоративная структура удельной знати в рамках разраставшегося удела накладывалась на аморфно-сегментарную клановую структуру сельской общины подданных князя. При этом клановая структура верхов как бы подчиняла себе клановую структуру общинных низов, превращая ее в свой фундамент и давая ей свое клановое имя.

Впрочем, по мере разрастания удела за счет междоусобиц и аннексий в нем появлялось обычно несколько кланов цзун-цзу, имевших различное происхождение и свою территорию. Влиятельные представители боковых линий в рамках разраставшегося удела нередко создавали новые кланы, как правило, сочетавшиеся с заметной должностью их главы при дворе правителя. Естественно, что это рождало соперничество внутри разросшегося удельного государства, являлось причиной внутренних войн, заговоров и т.п. Правда, во второй половине Западного Чжоу, о которой идет речь, междоусобицы еще только намечались. Удельные княжества были пока внутренне цельными и сильными, порой настолько, что могли бросать вызов самому вану.

Впервые подобного рода столкновение произошло в середине IX в. до н.э., в годы правления Ли-вана. Источники повествуют о Ли-ване как о правителе жестком и своенравном. Судя по всему, он хотел усилить власть Чжоу и действовал соответственно, решительно подавляя тех, кто смел выступать против него. По словам Сыма Цяня, Ли-ван стал присваивать себе чужие богатства (видимо, аннексировал владения, чьи правители давали для этого повод). Удельные князья были обеспокоены этим, открыто роптали, вызывая гнев вана, наконец, вслух высказывали свое негодование. В конце концов усилиями удельных князей Ли-ван был свергнут, и 14 лет (842-828) до совершеннолетия его сына Сюань-вана страной управляли князья-регенты (этот период назван гунхэ «совместное правление» — термин, сохранившийся до наших дней).

Сюань-ван (827—782 гг. до н.э.) унаследовал от отца крутой нрав и, будучи явно недоволен развитием событий, стремился противостоять им. Он попытался провести ряд реформ, включая отказ от практики обработки больших полей и введение всеобщего земельного налога, десятины чэ. Видимо, именно с этим нововведением была связана и его попытка провести перепись населения. Сын и преемник Сюань-вана Ю-ван сумел процарствовать до своего бесславного конца и гибели государства всего десять лет. После этого старший сын и законный наследник Ю-вана Пин-ван — видимо, с большинством его подданных чжоусцев — с помощью нескольких вассалов-чжухоу был перевезен на восток, во вторую столицу Лои, и именно на этом заканчивается Западное Чжоу (1027—771 гг. до н.э.).

Как выглядело западночжоуское общество и что было характерным для процесса его трансформации, протекавшего на фоне уже описанных политических событий и сводившегося в основном к децентрализации власти в Чжоу и укреплению разраставшихся уделов?

Следует начать с того, что реформы, которые пытались провести Ли-ван и Сюань-ван, касались прежде всего чжоуских территорий, расположенных близ Цзунчжоу и заселенных общинными поселениями чжоусцев. Именно здесь традиционно существовали крупные формы землевладения, о чем свидетельствуют некоторые песни Шицзина и более поздние тексты, как, например, чжоуские главы древнекитайского источника Го юй. Из этих данных явствует, что в чжоуских землях существовали — как то было и в Шан — большие совместно обрабатывавшиеся поля, наиболее значительные из которых возделывались с участием самого вана и его приближенных. Из песни «Ци юэ» (седьмой месяц), описывающей, скорей всего, чжоуское общество до завоевания Шан или вскоре после этого, вытекает, что вся производственная деятельность крестьян находилась под строгим контролем чиновников правителя, прежде всего надсмотрщиков тянь-цзюней, которые были, возможно, и старейшинами своих общин, и ответственными за работу крестьян на большом общем поле правителя. Источники свидетельствуют о том, что чжоуские поля отчетливо делились на два клина — поля сы, каждое из которых крестьянская семья обрабатывала для себя, и поля гун, которые все семьи обрабатывали вместе для правителя. В песне «Да тянь» есть даже поэтическая строка:

Пусть дождь сначала оросит поле гун,

А затем уж и наши поля сы.

Как видим, поле гун, т.е. большое общее поле, поле правителя, — на первом месте. Вся же фраза перекликается с теорией конфуцианца Мэн-цзы, жившего в III в. до н.э. Согласно этой теории, в древности в Китае существовала система цзин-тянь, которой сводилась к тому, что в квадрате из девяти равных полей (три по вертикали и три по горизонтали) центральное поле было общим (гун) и обрабатывалось совместно восемью крестьянами, владевшими остальными полями квадрата. Теория Мэн-цзы символически отобразила формы землепользования и механизм редистрибуции урожая в далеком прошлом. И как таковая она едва ли может быть оспорена, ибо примерно так и выглядели землепользование и редистрибуция в Шан и на чжоуских землях в Западном Чжоу: за право обрабатывать свой земли и кормиться с них семейные группы общин платили обязанностью обрабатывать большие поля правителя, урожай с которых предназначался и для ритуальных нужд, и для повседневных потребностей аппарата администрации со всеми его вспомогательными службами.