Александр Кондратов - Была земля Берингия Страница 11

Этнографическое открытие «края Ойкумены» было сделано В. И. Иохельсоном и В. Г. Богоразом только на рубеже XIX и XX столетия. И Иохельсон и Богораз были сосланы за политическую деятельность на Северо-Восток, где и стали собирать фольклор, изучать быт и язык, обычаи и верования народов, среди которых они жили. Так же как их собрат по несчастью Л. Я. Штернберг, сосланный на Сахалин, из студентов, отправленных на погибель, но благодаря мужеству, любознательности и силе духа не сломившихся, они превратились в ученых, сначала известных только узкому кругу отечественных специалистов, затем стали учеными с мировым именем.

Перу Иохельсона принадлежит трехтомная монография, посвященная юкагирам, большое число работ как на русском, так и на иностранных языках, посвященных чукчам, алеутам, корякам, ительменам. Богораз является автором многотомной монографии «Чукчи» и многочисленных научных работ, посвященных не только этнографическому описанию, но и проблемам истории и происхождения народов Северо-Востока.

В начале XX столетия Чукотка, какой ее застали Иохельсон и Богораз, по уровню развития культуры не далеко ушла от того «живого каменного века», какой наблюдал в XVIII столетии Крашенинников. На ее территории не было ни одного населенного пункта в современном понимании этого слова. Население вело кочевой или полукочевой образ жизни, уклад хозяйства был натуральным. Лодки делались из дерева и моржовых шкур, посуда — из дерева, шили костяными иглами, стрелы, ножи, гарпуны, топоры эскимосы и чукчи изготовляли из камня и кости.

Этот уклад и образ жизни стал решительным образом меняться после Октября. И не только у чукчей и эскимосов, но и у других народов Северо-Востока, кочевавших по тайге. Если «каменный век» исчез на Камчатке за какое-то столетие, то на Чукотке и Колыме для его исчезновения понадобилось лишь десятилетие. Труды Иохельсона и Богораза, ставшие классическими, превратились из академического описания жизни народов Севера в исторические документы, убедительнейшее свидетельство перемен, произошедших за годы Советской власти… Но это отнюдь не означало, что после Иохельсона и Богораза этнографам на «краю Ойкумены» больше делать нечего.

Во-первых, далеко не все население охотно и безоговорочно совершило скачок из каменного века в век двадцатый. Оставались старики, одевающиеся по старинке, хранящие древние традиции и верящие в духов, демонов и т. д. Во-вторых, даже те, кто хотел жить по-новому, должен был сделать целый ряд психологических, социальных и т. п. «ломок» — не так-то просто отказаться от старого уклада, прежнего образа жизни, от представлений, внушенных с детства. В-третьих, именно ученый-этнограф мог быть консультантом и советчиком, помогающим коренному населению совершать переход из каменного века в век двадцатый.

К чести советских этнографов надо сказать, что они в годы культурного строительства (на Чукотке, в частности, и на Северо-Востоке страны вообще) оказывали всемерную помощь как местным органам власти, проводящим социальные преобразования, так и населению, которое эти преобразования должны были охватить.

Открытия фольклористов

Прошлое безвозвратно, и теперь, быть может, только самые старые люди хранят прежние представления, помнят ту жизнь, что была когда-то на «краю Ойкумены» (отлично сознавая, что тогда они бы до нынешних своих лет не дожили: «раньше такие старики, как я, если не могли пасти оленей, становились лишними, и их душили»). И теперь, в наши дни, ученые стремятся всеми силами зафиксировать уходящее прошлое, как неоценимый материал для науки, как наглядное свидетельство перемен. И если это касается песен, сказаний, преданий как образцы народного творчества.

Впрочем, не только как фольклор интересуют ученых древние песни, сказания и предания чукчей, эскимосов, коряков и других народностей. «Значение мифов, сказок, исторических преданий и других форм фольклора при изучении этнографии народов Севера трудно переоценить. Уместно в этой связи напомнить, что в прошлом ни одна из народностей Севера не имела своей письменности. Исключая лопарей и отчасти ненцев, ни одна из них не была до XVII в. непосредственно связана с цивилизованными народами. Поэтому наука почти не располагает никакими письменными сведениями о народностях Севера ранее XVII в. Отсюда, естественно, то исключительное значение, которое придается всем видам устного творчества народностей Севера как историко-этнографическому источнику, нередко единственному, — пишет известный знаток народов Севера И. С. Вдовин. — Мы сейчас уже ощущаем большие пробелы в фольклористике Сибири. Фольклор народностей Севера изучается крайне недостаточно. Например, мы ничего почти не знаем о фольклоре ительменов, кереков, манси; мало что можем сказать о фольклоре коряков, нивхов и других народностей Севера. Необходимо заниматься собиранием фольклора народностей Севера, и заниматься организованно. Будущие поколения ученых не простят нам нашей медлительности и неорганизованности, а наука понесет непоправимую утрату ценнейших памятников культуры и быта народов, которые во многом еще остаются научной загадкой».

Этот горячий и вполне справедливый призыв прозвучал со страниц академического сборника «Фольклор и этнография», увидевшего свет в 1970 году. А в 1974-м выходит в свет академический сборник. «Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки», объемом в 646 страниц, где приводится свыше двухсот текстов — образцы фольклора азиатских эскимосов, чукчей, кереков, коряков и ительменов (вспомните слова Вдовина о фольклоре трех последних народностей!). В 1979 году публикуется, в том же издательстве «Наука», монография нашего крупнейшего фольклориста Е. М. Мелетинского «Палеоазиатский мифологический эпос», посвященная обзору и анализу одного из популярнейших персонажей фольклора народностей Чукотки, Камчатки и Аляски — Ворону.

Открытие фольклора продолжается, ведется запись новых текстов и открытие записей старых, считавшихся утерянными, сопоставление рассказов «о старине» с показаниями первых открывателей Сибири, сравнение мифов различных народностей, позволяющее выявлять древнейшие культурные контакты между народами, судить об их взаимовлиянии или кровном родстве.

Открытия продолжаются

Открытия продолжаются не только в фольклоре «края Ойкумены». Здесь обитает множество народностей, у каждой — свой язык, который, в свою очередь, делится на различные диалекты, наречия, говоры. Провести границы между ними не так-то уж легко. Например, до сих пор нет среди лингвистов единогласного мнения о том, являются ли самостоятельными языками керекский и олоюторский. Одни считают их диалектами языка коряков (ибо коряки, несмотря на свою малочисленность, изъясняются на многих диалектах). Другие, например П. Я. Скорик в монографии «Палеоазиатские языки» (пятый том серии «Языки народов СССР»), считают языки кереков и олюторцев не диалектами корякского, а самостоятельными языками.

Еще больше работы предстоит лингвистам, занимающимся проблемами родства языков «края Ойкумены». Ведь родство языков, если оно установлено, у различных народов говорит об их общем происхождении. Но пока что достоверно и убедительно удалось доказать родство языка эскимосов и алеутов (так называемые «эскалеутские языки») и языка чукчей и коряков (а также керекского и олюторского, если считать их самостоятельными языками). Родство языка ительменов с чукотским и корякским одни исследователи признают, другие считают многие черты сходства этих языков лишь результатом древних контактов. С другой стороны, существует так называемая ностратическая (от слова «ностер» — наш) теория, согласно которой большинство языков Евразии находится между собой в родстве, хотя и очень древнем. И одной из ветвей грандиозной «сверхсемьи» языков — наряду с индоевропейскими, тюркскими, уральскими, семито-хамитскими, монгольскими, тунгусо-маньчжурскими — являются и языки чукчей, коряков, ительменов, а возможно, и эскимосов и алеутов.

Словари могут порой заменять лопаты археологов, позволяя ученым воскрешать «дела давно минувших дней» не хуже, чем раскопки в земле. В языке ительменов орудия из камня называются одними словами, а металлические — другими (есть отдельное слово для ножа из камня и металлического, то же слово для топора и т. д.). Причем названия для металлических орудий заимствованы из русского языка. Очевидно, что прежде ительмены металлов не знали, а заимствовали их у русских.

Правда, об этом говорят и данные этнографии, истории, археологии. Словари, однако, могут дать сведения о тех событиях, какие не могут быть восстановлены на сей день этнографическими, археологическими данными. Когда первые исследователи столкнулись с чукчами, они отмечали, что этот народ делится на «чукоч оленных» и «чукоч сидячих», или «морских». Под последними подразумевались эскимосы. Однако и чукчи не только пасли оленей, но и занимались морским промыслом. Кто же у кого перенял искусство мореходства — эскимосы у чукчей или чукчи у эскимосов?