Роберт Силверберг - Волшебница Азонды Страница 11

Чуть дальше, рядом с посадочной полосой, стоял корабль гораздо меньших размеров, тонкий и хрупкий на вид, на золотисто-зеленом корпусе которого не было никакого названия. Последователи Культа повели Барсака и остальных шестнадцать к безымянному кораблю прямо через поле, и от внимания Барсака не ускользнуло, что все, кто находился на поле ремонтники, члены команд, пассажиры, обслуга – отшатнулись назад и молча смотрели на процессию из едва волокущих ноги призраков, конвоируемых серебряными масками.

Один за другим они прошли внутрь корабля. Приверженцы Культа распределили послушников по индивидуальным взлетным гамакам и стали их пристегивать. Барсак, несмотря на все свои двадцать лет работы в космосе, даже не шелохнулся, чтобы самому приладить вокруг себя ремень, а ждал безучастно, пока не подойдет очередь и его пристегнут по всем правилам.

Загорелась предупредительная надпись, Барсак закрыл глаза и стал ждать. Наконец наступило мгновенье, которое, как он одно время думал, ему уже никогда не придется испытать, – слабую предстартовую дрожь вспомогательных механизмов, пробные выхлопы постепенно ожививших ракетных двигателей.

Огни мигнули, зазвенел звонок – обычная, старая, как мир, процедура перед взлетом космического корабля. Где-то в глубине оцепеневшего мозга Барсака что-то шевельнулось, пробуждая к адекватной ответной реакции, к выполнению тех действий, которые требовались от механика по топливу при поступлении этих сигналов, но он сразу же вспомнил, что на этом корабле он пассажир, а не член экипажа, и окончательно расслабился.

Затем наступил момент взлета, когда двигатели, преобразовав материю в энергию, оттолкнули Глаурус прочь от корабля. Барсак ощутил вызывающее тошноту свободное падение, но затем корпус корабля пришел во вращение, и вес возвратился.

Через расположенный рядом иллюминатор он увидел покрытый облаками серо-золотой диск Глауруса на фоне сияющей черной бездны. Корабль был в космосе.

Его целью была Азонда.

6

Безымянный корабль завис на языке пламени над мрачным пейзажем Азонды, затем упал неожиданно вниз, и для поддержания его в почву под острым углом вонзились посадочные опоры.

На поверхность планеты через шлюзовую камеру вышло двадцать шесть человек в скафандрах – семнадцать кандидатов, и среди них Барсак, и девять бдительных стражей – приверженцев Культа. Даже несмотря на толстые стенки своего скафандра, несмотря на тепло, излучаемое встроенными в скафандр нагревателями, Барсак весь съежился от холода, пронизавшего его душу, – Азонда была совершенно безжизненной планетой.

От золотистого солнца, согревавшего Глаурус, сюда доходили лишь слабые лучи, они едва освещали планету. От своего солнца ее отделяло одиннадцать миллиардов миль космической мглы. С этого расстояния солнце вряд ли можно было называть таким словом – скорее это была особенно яркая звезда.

Повсюду лежали огромные сугробы снега, тускло мерцавшие в вечных сумерках – это была атмосфера Азонды, затвердевшая на морозе. Вдали мрачно краснели голые обрывистые утесы. Мертвая тишина стояла вокруг, мертвая тишина лишенного жизни мира. Жизнь никогда не возникала на Азонде прежде и не добиралась сюда с других планет.

Волшебница?

Мысль о ней не давала покоя Барсаку, двигавшемуся гуськом вместе со всеми остальными, поочередно, как автомат, поднимая то одну, обутую в специальный сапог, ногу и опуская ее, то другую. Ему казалось, что все его тело пронизывает ледяной ветер, хотя разумом он понимал, что не может быть ветра на этой оставшейся без газообразной атмосферы планете, что это всего лишь иллюзия, игра воображения. Но он продолжал идти, ведомый беспристрастным проводником по вырубленной во льду тропе, ни на шаг не отклоняясь в сторону.

Наконец они вышли к весьма своеобразному, хотя и естественному образованию, внешне напоминавшему огромный амфитеатр. Казалось, рука какого-то великана выгребла скальный грунт, оставив углубление в виде половинки чаши. Барсак никак не мог различить, что находится внутри этого амфитеатра, ибо его внутреннюю честь прикрывало висевшее над ним серое непрозрачное облако.

– Мы вышли к чертогу Волшебницы, – раздался в наушниках скафандра тихий голос проводника-приверженца Культа. – По ту сторону этой серой завесы находится место, к которому вы шли всю свою жизнь.

Барсак прищурился и попытался, хотя и безуспешно, проникнуть взглядом за завесу, надеясь хотя бы по какому-нибудь слабому отблеску определить, что же все-таки скрывается за серой пеленой.

– Когда вы пройдете сквозь завесу, – продолжал предостерегающе проводник, – вы сбросите скафандры и всякие иные одежды и нагими предстанете перед Волшебницей.

– Но ведь это невозможно, – тотчас же воспротивился привыкший к открытому космосу разум Барсака. «Холод, отсутствие воздуха для дыхания и нормального давления его – каждый из этих факторов в отдельности погубит любого из нас».

– С вами ничего не случится плохого, – как бы подслушав его мысли, успокоил проводник.

Барсак увидел, как шедшие впереди него стали постепенно исчезать за серой пеленой, сначала одна нога, затем плечо, затем туловище, как они сразу же становятся невидимыми для тех, кто находится снаружи, будто проскальзывали между молекулами, из которых состоит завеса. С тяжелым сердцем он продолжал идти, покорно дожидаясь своей очереди.

Наконец эта завеса смутно вырисовывалась всего лишь в нескольких дюймах от него, и он не колеблясь, поставил свою правую ногу за завесу, а затем подался вперед и все телом. Оно на мгновенье затрепетало, в ушах Барсака слегка закололо, но он прошел сквозь завесу и теперь был внутри чертога Волшебницы.

– Сбросьте скафандры и одежду, – раздалось в ушах строгое предписание.

«Не в состоянии», – подумал Барсак. Затем он посмотрел по сторонам и увидел, как обнажаются другие неофиты, сбрасывая свои скафандры и одежду, как сбрасывает змея свою изношенную кожу в процессе линьки, но при этом остаются живыми, как ни в чем не бывало. Барсак предположил, что это, должно быть, действует какое-то силовое поле, поле полупроницаемое, которое не воспрепятствует проходу людей в сферу его действия, но в то же самое время удерживает внутри себя пригодную для жизни атмосферу. Ради пробы он протянул руку назад, дотронулся кончиком пальца к внутренней поверхности этой силовой завесы, оставшейся сзади, и тут же получил ответ – завеса изнутри была твердой наощупь, как гранит. Через нее можно было проникнуть только в одном направлении, и все, что находилось внутри – и люди, и молекулы воздуха, – все это в равной степени оставалось внутри принудительно.

Удовлетворившись, Барсак обхватил пальцами изолирующие клапаны скафандра и вскрыл их. Затем сдвинул гермошлем и сразу те почувствовал, как шипя, мимо его шеи стал вырываться воздух. Скафандр расщепился на две половинки, как раскрываются створки раковины морских моллюсков. Теперь, больше уже не обращая внимания на возможные последствия, он сбросил нагрудный щиток и лицевую маску, затем сорвал с себя убогую одежду, в которой он был внутри скафандра.

Такой же обнаженный, как и все остальные шестнадцать послушников и девять приверженцев Культа, которые и здесь не расставались с прикрывающими их масками, Барсак двинулся вперед сквозь фиолетовую дымку, которая не позволяла разглядеть, что находится дальше. Так он шел минуты две, после чего дымка рассеялась.

Он стоял прямо перед Волшебницей Азонды.

Она величаво восседала на просвечивающем троне, отделанном ониксом и окаймленным халцедоном, положив руки на подлокотники. Перед нею размещалось некоторое возвышение, что-то вроде алтаря, высеченного из какого-то полупрозрачного камня нежно-розоватого цвета. Внутри алтаря виднелось что-то темное, возможно, какой-то механизм.

Барсак поднял взор ка Волшебницу.

Это была женщина во всем своем нагом великолепии. Кожа ее была светло-золотистого цвета, она вся как бы излучала тепло, ее пышное тело венчала высокая округлая грудь. Лица у нее не было. От лба до подбородка вместо лица была гладкая, слегка изогнутая поверхность, отполированная почти до зеркального блеска. Она напоминала пустую заготовку, из которой скульптор мог бы высечь лицо, какое ему заблагорассудится. И тем не менее впечатления несовершенства не было. Она казалась Барсаку верхом совершенства, живым произведением искусства.

Вокруг нее полукругом расположились служители, отправлявшие службу: в центре, заметил Барсак, одиннадцать мужчин, все обнаженные, но с серебряными масками на лицах, по обоим бонам от них – восемь женщин, тоже в масках. От этой группы исходило низкое заунывное пение без слов, завывающее причитанье, дрожащие звуки которого то поднимались по синкопированной хроматической гамме, то таким же образом опускались.

Казалось, что он плыл в море все более глубоко проникающих в сознание звуков этих непонятных псалмов. В мозгу его зазвучал нежный женский голос: