Андрей Васильченко - Зондеркоманда Х. Колдовской проект Гиммлера Страница 12

Бернхард Куммер[6] с 20-х годов XX века являлся одним из важнейших авторов в Издательстве Адольфа Кляйна (Лейпциг), которое предпринимало активные меры по распространению «нордических идей» в среде фёлькише движения. В отличие от многих авторов из фёлькише среды Бернхард Куммер был очень образованным человеком и профессиональным историком. Он имел ученую степень по германистике, а также в качестве специалиста по скандинавской мифологии занимался изучением дохристианских культов, существовавших на территории Северной Европы. Именно эти изыскания были положены в основу многочисленных работ и статей Кум-мера. В изображении германцев он придерживался традиционных для XIX века взглядов. Он давал на страницах своих книг образ нетронутого пороками мира, мирного и естественного уклада жизни нордических германцев, который был обусловлен традициями, обычаями, понятиями о чести и добродетели. В этом нордическом мире служение общественным идеалам не воспринималось как тяжкое исполнение долга, но базировалось на принципе «внутренней свободы». Если принимать во внимание изображение этих мнимых качеств нордических германцев вместе с радикальным неприятием католических догм и законов Моисея, то станет ясно, что формирование идей Куммера происходило в протестантской среде Пруссии.

Если говорить о содержании книг Бернхарда Куммера, то большинство из них являлись вариациями его диссертационного исследования «Закат Мидгарда», которое было опубликовано в 1927 году. Уже из названия диссертации видно, что Куммера очень впечатлила работа Освальда Шпенглера «Закат Европы». Однако Куммер говорил не обо всей Европе, а лишь о драматическом упадке древнего германского мира, утрате германской религиозности, что имело для немецкого народа роковые последствия. Опираясь на тезисы датского исследователя Вильгельма Грёнбеха (1873–1948), Куммер проводил различия между Мидгардом и Утградом. В этом противопоставлении Куммер изобразил фундаментальные противоречия между миролюбивым внутренним миром и агрессивной внешней средой. То есть Мидгард являл собой «действующую изнутри, вдохновленную жизненную силу», а Утгард, напротив, представлял собой «вмешивающуюся снаружи разрушительную силу». В описании Утгарда читались присущие фёлькише движению характеристики, которые давались христианству, имевшему восточные (еврейские) корни. Подобно многим авторам, происходившим из среды немецких националистов, Бернхард Куммер в изображении двойственной структуры мира опирался на некоторые гностические источники. Так, например, он указывал, что «германская двойственность» была родственной «дуализму древних персов». По его мнению, «оба явления исходили из основополагающего деления мира на две части: содействующую жизни и враждебную жизни».

Куммер заявлял, что «германский дуализм» уже в языческие времена был подвержен сторонним влияниям (это было главным тезисом всех построений Куммера). По этой причине для исследователя пересказанная в Эдде нордическая мифология не являлась отражением оригинальной германской религиозности. С одной стороны, в ней обнаруживались следы виляния христианства. С другой стороны, мифология Эдды во многом относилась к вере в Одина, что якобы было проявлением языческого влияния Утгарда. Именно эти сторонние влияния, по мнению Куммера, и привели к закату истинной германской религиозности. Он полагал, что распространение веры в божества Утгарда вызвало внутренний раскол в мироощущениях германцев, что и стало предпосылкой для последующей успешной христианизации Северной Европы и предопределило окончательный «закат Мидгарда». Результатом этой трансформации стало появление так называемого «фаустовского человека», который обладал двумя душами, разрывавшими его между «беспокойными страстями мира и стремлением к отказу от мирской суеты». Конструкция Бернхарда Куммера нашла понимание в наиболее радикальных сегментах фёлькише движения, где как раз занимались проблемой (вос)создания германской религиозности. Исходным пунктом в этих построениях было обвинение христианства (в первую очередь католичества) в крайней нетерпимости, что обнаруживало себя в войнах против саксов, которые вел Карл Великий, в событиях Крестьянской войны, Реформации и, конечно же, в процессах над ведьмами. Куммер изначально готов был выражать симпатии всем тем, кто пытался хоть как-то противостоять «инородной религии». Однако он был убежден, что истинная германская история была закончена после того, как «мятежная немецкая кровь была изведена на десятках тысяч костров, полыхавших по всей Европе».

Однако не стоит полагать, что обвинения, брошенные Куммером в адрес церкви, автоматически означали, что он разделял примитивную веру в ведьм. Внутри фёлькише движения он занимал позиции, которые во многом были противопоставлены ариософии. Если ариософы и фёлькише эзотерики верили в магию, ведовство, тайное расовое учение, то Куммер видел в этом чуждые для изначальной германской религиозности элементы. По его мнению, они были привнесены под вилянием христианства, способствуя формированию того, что и стало назваться германским язычеством. Куммер выдвигал тезис о том, что именно проникновение суеверий и веры в ведьм способствовало упадку Мидгарда. А вера в Одина стала связующим звеном между «настоящим немецким благочестием» и «христианскими представлениями о демонах». Именно вера в Одина якобы положила конец «истинной нордической религиозности». Куммер говорил о том, что изначальная германская религия придерживалась принципа «божества внутри нас», в то время как трансцендентный Бог-создатель был порождением иудео-христианской «инородной религии».

Попытки рассуждать о ведьмах в рационально-антиклерикальном ключе не всегда приводили к тому, что Куммер отказывался от традиционных романтических представлений. Он заимствовал по меньшей мере несколько элементов «романтической мифологии». Так, например, он говорил о жрицах и прорицательницах древних германцев, однако четко отграничивал этих персонажей от ведьм и колдуний. В данном случае Куммер обосновывал это разграничение следующим образом: прорицательницы опирались на присущие им от природы способности, в то время как ведьмы обретали их только после изучения колдовства. То есть даже в этом вопросе находило отражение противопоставление Мидгарда и Утгарда. После того как усилилось влияние христианства, что стало началом «эпохи упадка», в мире Утгарда уже была распространена вера в волшебство, которая была предназначена для «неполноценных». В этом тезисе явно читались антицыганские настроения, так как, по мнению Куммера, данное «волшебство» со временем трансформировалось в «платные предсказания цыган», а затем и вовсе скатилось до низшего уровня – веру в ведьм. Автор диссертации полагал, что «нордический героизм» изначально «противился проникновению чуждых волшебников». Позже, когда Мидгард находился на закате, католическая церковь смогла использовать этот «здоровый инстинкт» в своих собственных целях.

Определяющее значение работа Куммера имела хотя бы в силу тех обстоятельств, что ее автор, в стиле многочисленных предшественников из XIX и XX веков, установил изначальную причину преследования ведьм в женоненавистничестве, якобы присущему христианству. Корни этого явления, по мнению Куммера, уходили в Ветхий Завет. Он указывал, что соблазнение Адама Евой стало библейской «основой для уничтожения ведьм». Куммер говорил об иудео-христианском презрении к женщине, которое было полностью противопоставлено древнегерманскому общественному строю, в котором «признавалась равноценность и мужчин, и женщин». Вне всякого сомнения, Куммер со своим провозглашением «равенства полов» не всегда мог найти понимание в фёлькише движении, часть которого придерживалась антифеминистических и даже женоненавистнических установок. Однако построения Куммера базируются на более основательном осознании различия полов, нежели это делалось в «романтической мифологии» или фёлькише эзотерике. Он высказывал мысль о том, что религиозное предназначение германской женщины было утрачено именно в тот момент, когда стала формироваться вера в ведьм. Связь христианской концепции, предполагавшей существование демонов, с германской верой в «нордических прорицательниц» для Куммера была несомненной, так как подобное негативное восприятие германских женщин было связано иудео-христианской традицией изображения женщин вообще как «матери прегрешений». При этом Куммер не видел противоречия в том, что в христианстве существовал двойственный образ женщины: с одной стороны, недостижимая Дева Мария, с другой – утратившая человеческий облик ведьма. Куммер полагал, что противопоставление было иллюзорным, то есть «культ Мадонны и вера в ведьм были двумя сторонами одной и той же медали». В качестве вывода Куммер провозглашал, что настоящая германская женщина была «растерта между жерновами ликов Мадонны и костров, на которых сжигали ведьм». Он писал по этому поводу: «Христианские монахи и монахини унизили германскую женщину, потенциальную мать, породив богомольную мещаночку, Гретхен, которая стыдится своего природного предназначения и просит прощения у Марии за свое материнство».