Гастон Доррен - Лингво. Языковой пейзаж Европы Страница 13

Другой аргумент заключается в том, что все носители фризского понимают друг друга, а у остальных людей с пониманием фризского проблемы – точно так же, как у англичан проблемы с пониманием шотландского. Это правда, но тоже не относится к делу. Если перенести выпускника Итона и Оксфорда в рабочий квартал на севере Англии, не говоря уж о Шотландии и Северной Ирландии, он, возможно, не поймет ни слова из речи прохожих, но, как бы богаты ни были местные диалекты, и в Дадли и в Белфасте говорят по-английски. Азартные носители фризского и шотландского возразят, что их языки отличаются от соседских диалектов наличием словарей, грамматики и унифицированной орфографии. Это, конечно, существенное отличие, потому что большинство языков мира не могут всем этим похвастаться (хотя другие региональные языки в Нидерландах могут). Но словари и грамматика не создают языки – они просто описывают то, что уже существует. Так что язык без словаря в неменьшей степени язык, чем фризский.

Наконец самые рьяные защитники фризского скажут, что их язык занимает особое положение, потому что он дольше используется в письменной форме и применяется в большем числе социальных сфер, чем другие языки в Нидерландах. Первый аргумент сомнителен – здесь с фризским вполне может конкурировать нижнесаксонский. Второе утверждение верно, но здесь перепутана причина со следствием: фризский полностью признан нидерландским правительством в качестве официального регионального языка и поэтому используется в делопроизводстве, юридической и образовательной сферах. Его, конечно, используют не все, потому что только около четверти населения провинции умеет писать по-фризски, но в той мере, в которой он используется, это происходит именно потому, что он официально признан.

Так почему же фризский был поднят до уровня официального регионального языка? Здесь мы подобрались к самой сути – дело не в лингвистике, а в политике. Нидерландское правительство признало еще два региональных языка: нижнесаксонский и лимбургский, но не в полной мере – они не стали официальными. Однако мало кого из нижнесаксонцев и лимбуржцев это волнует, и, уж конечно, они никогда не вступали в стычки с полицией за право говорить на своих языках в суде. А фризы это сделали: в Леувардене 16 ноября 1951 г. Этот день вошел в историю провинции как Kneppelfreed (Пятница дубинок). Не прошло и пяти лет, как фризский был введен в начальной школе и в судах провинции Фрисландия наряду с нидерландским, а чуть позже языки были объявлены равноправными. Вот вам и ответ. Почему фризский в большей степени признан, чем нижнесаксонский? Потому что в Леувардене был бунт.

А что насчет шотландского? Это настоящий язык или нет? Ответ на этот вопрос колеблется в диапазоне от «Да, конечно» до «Ни в коем случае» в зависимости от точки зрения. «Ни в коем случае» вы услышите от англичан, которые считают, что их собственные диалекты отличаются от нормативного английского не меньше, чем шотландский. Лингвисты с этим не согласны: среди британских диалектов английского шотландские образуют группу, которая больше отличается от нормативного английского, чем другие диалекты. Сами лингвисты скажут «Да, конечно», но не потому что их убедили аргументы сторонников этой точки зрения (хотя некоторых и убедили), а потому что они вообще отвергают это различие. То, на чем говорят люди, всегда язык, утверждают лингвисты. Ничего другого просто не бывает.

Но есть и промежуточная точка зрения. Известный немецкий специалист по малым языкам Хайнц Клосс назвал шотландский полуязыком. До объединения с Англией лингвистические нормы того (германского) языка, на котором говорили шотландцы, не определялись языком Англии, поэтому разрыв между шотландским и английским увеличивался с каждым десятилетием независимости. После объединения, когда контакты между двумя культурами расширились, различия стали стираться, поскольку усилилось влияние языка доминирующего партнера.

И с политической точки зрения шотландский – тоже полуязык. Он признан лондонскими и эдинбургскими властями, но не считается официальным и ему не учат школьников, как учат фризскому. Шотландский мог бы получить такие права, если бы его носители дали себе труд поднять бунт в его защиту. Однако если Шотландия когда-нибудь получит независимость, шотландский вполне может рассчитывать на государственный статус.

 Хотя фризский является близким родственником английского, в английском практически нет заимствованных из него слов. Заимствованные из нидерландского gherkin (корнишон) и freight (фрахт) могут иметь фризское происхождение. Фанаты конькобежного спорта иногда используют слово klunning в качестве английской версии фризского слова klune – переходить с одного катка на другой на коньках.

 Tafalle – оказаться лучше, чем ожидалось.

 Некоторые заимствования из шотландского – это старогерманские слова, которые английский потерял, а потом заимствовал заново. Например, (un)canny ((не)осторожный). Другие, такие как cairn (груда камней) и ingle (очаг), имеют гэльское происхождение или заимствованы еще откуда-то, как, например, queer (странный) – из нижнегерманского и glamour (очарование) – из французского.

 Sitooterie – буквально «место для пережидания», помещение для дружеского общения, например терраса, а также укромный уголок на вечеринке.

18

Суета вокруг местоимений

Шведский

1967-й – разгар эры хиппи. В Америке – «Лето любви». «Битлз» в своей песне «Люси в небесах с алмазами» открыто воспевают ЛСД. И почти так же эпатажно звучит призыв высокопоставленного шведского чиновника к небывалой неформальности. Став генеральным директором Medicinalstyrelse (Совета по здравоохранению), пятидесятитрехлетний Брор Рексед объявляет, что будет отныне называть всех своих сотрудников по имени, и предлагает им так же обращаться к нему. И он своего добился. Его собственное имя, Брор, по-шведски означает брат – апофеоз демократизма, правда?

С тех самых пор – с 3 июля 1967 – имя Рекседа (а точнее, как это ни парадоксально, его фамилия) связано с du-реформой. Шведское du, как и его немецкий близнец, является неформальным вариантом английского you; во французском эту роль играет tu, а в английском – thou (так, по крайней мере, было в XIII–XVIII вв.). Хотя нельзя сказать, что реформа полностью дело рук Рекседа. К моменту его выступления общественное мнение уже начинало меняться, а вскоре даже премьер-министр Улоф Пальме поддержал новую тенденцию: когда в 1969 г. он занял свой пост, то стал публично общаться с журналистами на ты и поощрять обращение по имени. Тем не менее в коллективной памяти шведов заявление Рекседа осталось символическим поворотным моментом.

Улоф Пальме – ты-премьер-министр – в окружении своих социал-демократических однопартийцев из Германии и Австрии (1975 г.).

Olof Palme: SPÖ Press/flickr.

И этот поворот давно назрел, потому что традиционные шведские правила языкового этикета были весьма замысловатыми. Самый формальный вариант состоял из трех частей: герр (господин) или фру (госпожа), потом социальное положение (доктор, граф, лейтенант) и в конце фамилия. Если бы Рексед не выступил со своей инициативой, его сотрудники должны были бы называть его герр генеральный директор Рексед. Причем, заметьте, не в качестве обращения – как мы могли бы сказать господин Рексед – а вместо вы: «Не хочет ли герр генеральный директор Рексед печенья?»

Для человека, занимающего не такой важный пост, слово герр или фру можно было бы опустить: «Не соблаговолит ли бухгалтер Перссон отослать счета сегодня днем?» Можно было использовать одну фамилию. Так начальник мог обратиться к своему подчиненному: «Алмквист хорошо провел выходные?» При обращении к слугам вместо фамилии использовали имя: «Агата вынесла ночные вазы?» А в среде низших классов или в деревне типичным было обращение он или – в меньшей степени – она. «Когда он собирается убирать рожь?» В этом предложении он на самом деле означает вы.

Все эти тонкости – а было и много других, например использование слова матушка при обращении к женщинам старшего возраста (не хочет ли матушка Бригитта выпить чашечку кофе?) – требовали филигранной точности. Легко было попасть впросак и невзначай обидеть вышестоящего. Шведам приходилось бдительно следить за повышениями по службе – не дай бог назвать свежеиспеченного капитана лейтенантом! (Вот когда не хватало LinkedIn…) Только супругам и любовникам было просто – они обращались друг к другу на ты. Так же могли общаться и друзья, но только после того, как выпьют на «ты». Во всех остальных случаях ты было допустимо только при обращении к детям или к тем, кого не уважаешь.