Федор Щербина - Кубанское казачество и его атаманы Страница 13

Право на землю черноморских казаков основывается на грамотах Императрицы Екатерины II и Императоров Павла и Александра I. Первой грамотой земля отдана в дар, как вечная потомственная собственность, черноморским казакам; двумя последними только подтверждается акт такой отдачи земли в собственность. В сущности законодательная власть в этом случае только официально констатировала то, что существовало на самом деле, в действительности. Установленная ею для казачества коллективная земельная собственность была лишь юридическим оформлением факта войсковой земельной собственности, без чего немыслимо было и существование войска. Земельные порядки, которыми начало свою экономическую жизнь на Кубани Черноморское войско, первоначально сложились за Бугом и, следовательно, под живым и непосредственным влиянием порядков Запорожской Сечи. На пожалованной в 1790 году за Бугом земле черноморцы до своего переселения на Кубань основали поселения и устроили хутора, пасеки, рыболовные заводы и пр. Земля по обычаю считалась общеказачьей собственностью, а право пользования ею, вытекая из этого основного понятия, обусловливалось обычаем свободной заимки. Как видно из замечательнейшего официального документа, принадлежавшего перу и уму наказного атамана Котляревского, забугские черноморцы, «не видя точного положения» о принадлежности пожалованной им земли между Бугом и Днестром на праве войсковой собственности, «колебались переходить на нее» для поселения. Поэтому черноморские казаки в своем прошении на имя Императрицы Екатерины II уже прямо просят принять их «для поселения на Тамани с окрестностями оной» и отдать им эту землю «на вечно спокойное потомственное владение». Прошение это было подано 29 февраля 1792 года, а грамота Екатерины II появилась чрез четыре месяца – 30 июня того же года. Правительство, поурезав желания войска на границах пожалованной земли, дало ее наполовину против просимого количества, но затем право на владение ею оно утвердило, согласно с желанием войска, как выражено было это желание в прошении на имя Императрицы и в инструкции Головатому с старшинами.

Скоро, однако, со стороны казачьей же старшины была сделана первая попытка нарушить обычное казачье пользование землей, как войсковой собственностью. Попытка эта была выражена в упомянутом выше документе «Порядок общественной пользы». Несмотря на то что составители этого акта «вспоминают первобытное Черноморского войска под названием запорожцев состояние», как пример прошлого, имевший, очевидно, послужить образцом во многом для проэктированных ими порядков, – на деле они допустили два таких существенных нововведения, которые шли вразрез и с упомянутым ими образцом, и с воззрениями рядового казачества. Так, пунктом 23 правил было постановлено выдавать «открытые листы» «на вечно спокойное владение» дворами, хуторами, мельницами, лесами, садами, «виноградами» и рыболовными заводами. Этим способом, вместе с вполне рациональным укреплением недвижимой собственности за владельцами, хотя de jure (юридически. – Прим. ред.) и не закреплялась окончательно за отдельными лицами, как собственниками, земля, но сразу же устанавливался такой порядок пользования ею и ее угодьями, который прямо вел к насаждению частной земельной собственности на войсковых землях и, притом, насаждению путем случая, захватов, преимуществ сильного пред слабым и т. п. Нельзя же, в самом деле, было вечно владеть обширной хуторской заимкой или лесом, не стесняя тем впоследствии других, имевших не меньше прав на эти места и угодья! А по пункту 20 тех же правил, «в отменное воздаяние старшинам, яко вождям, наставникам и попечителям общих сего войска благ», дозволялось даже селить при хуторах «сродственников и вольножелающих людей», почему проектировалось определить для таких хуторов земли «по штатной росписи». Короче, на первых же порах войсковая администрация пыталась, видимо, обратить часть общественных земель в частные и насадить своего рода поместный элемент (помещиков. – Прим. ред.) в лице старшины.

Попытки эти, как и следовало ожидать, пришлись не по сердцу рядовому казачеству и, повторяемые руководящим классом в течение десятков лет, внесли впоследствии немало неурядиц и розни во внутреннюю жизнь казачества. Уже в 1797 году, т. е. три года спустя после издания «Порядка общественной пользы», тогдашний войсковой атаман Котляревский, подписавший раньше в числе трех лиц, в качестве войскового писаря, только что упомянутые правила, в своем ходатайстве о войсковых нуждах пред Императором Павлом жалуется, что «начальники, не сообразуясь с точным положением войска», вместо того, «чтобы все пожалованные войску земли и угодья, для избежания скудости, зависти и вражды, оставить общественными», разобрали для себя «выгоднейшие по частям лес и самую лучшую землю», «предоставив право себе и каждому на собственное и потомственное владение». «Таковым постановлением, – поясняет войсковой атаман, – войско чувствительно утеснено, посеяно между ними разномыслие и несогласие и отняты средства к обзаведению себя хозяйством». Ходатайство это кажется тем характернее, что Котляревский, видимо, добивался введения в войско некоторых запорожских порядков, просил возобновить «неизвестно почему» замененное «прежними начальниками» (вероятно, Чепегою и Головатым) название «войсковой кош» названием «войсковое правительство», пожаловать некоторые из регалий, принадлежавших запорожскому войску, и перевести в Черноморию тех из запорожцев, которые, после уничтожения Запорожской Сечи, населили «целые города, селения и помещичьи слободы», но которых не пускали в войско местное начальство и помещики. Как видно из того же документа, Котляревский собственной своей атаманской властью «разделение земель и лесов уничтожил; рубить порядком лес каждому для своих надобностей позволил, казаков употреблять на партикулярные (частные. – Прим. ред.) работы запретил, винный откуп (монополию на продажу спиртного. – Прим. ред.) упразднил»… К сожалению, все эти отмены несогласовавшихся с институтом войсковой земельной собственности порядков, надо полагать, не имели существенного значения и, может быть, даже не были приведены в исполнение. По крайней мере впоследствии злоупотребления старшин, против которых они были направлены, продолжались по-прежнему.

Отличительные черты войскового землевладения в характеризуемый период были следующие: земля считалась коллективной собственностью всего казачества; отсюда право на владение и пользование ею имел каждый, кто принадлежал к казачьей корпорации. Таким образом, если я был казак, то имел право на войсковую землю только как казак, как единичный член всей корпорации. На этом основании никто другой в корпорации не имел права нарушать мои земельные интересы, как и я в свою очередь не мог делать того же по отношению к остальным членам той же корпорации. Чтобы сделать те или другие исключения в этом отношении, нужно было по меньшей мере согласие всего казачества. Таким образом и самое право пользования войсковой собственностью обусловливалось этой последней в такой лишь степени, чтобы, при существовании его, не было стеснений для отдельных лиц, чтобы удовлетворение экономических потребностей населения не шло вразрез с общей гармонией интересов того же населения: нуждался известный член казачьего общества в расширении своего хозяйства, требовалось ли для него место заимки под хутор, нужно ли было устроить рыбный завод или пасеку, – во всех таких случаях он пользовался правом вольной заимки и вольного ведения своего хозяйства: где хотел, там и селился, лишь бы не нарушил при этом материальных выгод другого. Что в сущности означала эта форма пользования войсковой земельной собственностью? – Экономическую свободу, при отрицании взаимных стеснений. Давался полнейший простор приложению к делу труда и накоплению трудовым, естественным путем капитала. Каждый должен был тут пользоваться тем же, чем и все, а все – тем же, чем каждый. Другими словами, этот способ пользования землей способствовал на первых порах развитию мелкого, однообразного производства, приноровленного к хозяйствам отдельных лиц, как полноправных в земельном отношении членов общества. Но так как уже в рассматриваемый нами период существования Черноморского казачества, при преобладании натуральных отношений в хозяйстве, в плате, напр., пастуху – скотом, земледельцу – зерном, и пр., производство можно было вести двояким образом: при помощи собственного труда и труда чужого; то нетрудно понять, какую роль в этом отношении должны были сыграть казачьи старшины. Имели они возможность пользоваться даровым, вынужденно обязательным трудом рядового казака – и они пользовались. Жаждал ли, «в отменное свое воздаяние, яко вождь, наставник и попечитель общих благ войска», старшина захватить лучший кусок степи для хутора или наиболее ценное место для рыболовства и захватить в размере львиной доли и в ущерб интересам других, – и он захватывал то или другое своей властной рукой. Просто-напросто старшины хозяйничали на войсковых землях, как хотели, и теснили рядовое казачество в земельном отношении, как могли. Панские хутора, хуторские, рыболовные и другие заимки стали синонимом панского насилия и нарушения прав казачества, как полноправной в земельном отношении общины.