Виктор Губарев - Пираты Страница 13

Согласно записи в шканечном журнале Нуньо да Силвы, находившегося в то время на борту флагманского корабля, из-за противного ветра флотилия огибала мыс Девственниц весь остаток дня 20 августа и весь следующий день, а 22-го числа стала на якорь недалеко от берега на входе в Магелланов пролив.

Выход в Тихий океан

Находясь перед входом в Магелланов пролив, Дрейк, видимо, переименовал свой флагманский галеон «Пеликан» в «Голден хайнд» — «Золотую лань». Зачем? Предполагают, что это могло быть сделано в честь фаворита королевы сэра Кристофера Хэттона, верх гербового щита которого украшала позолоченная лань. Таким символическим жестом генерал, возможно, хотел смягчить негативную реакцию Хэттона на казнь его секретаря Томаса Даути. Впрочем, в некоторых документах, связанных с рассматриваемой экспедицией, галеон по-прежнему именовался «Пеликаном».

Когда подул ветер с ост-норд-оста и течение стало благоприятным, флотилия двинулась к входу в пролив, а в день Св. Варфоломея, 24 августа, вошла туда и направилась к трем островам, на одном из которых англичане заметили огни. В полдень корабли стали на якорь возле самого южного из островов. Дрейк дал этим островам имена Елизаветы, Св. Варфоломея и Св. Георга. Елизаветой был назван самый большой из островов; тот, у которого остановились суда, назвали в честь святого покровителя Англии островом Св. Георга (позже его будут называть Пингвиновым островом, а ныне это остров Санта-Магдалена). Остров Св. Варфоломея известен теперь как Санта-Марта.

Описывая плавание через Магелланов пролив, автор «Экспедиции вокруг света» отмечал:

«Мы вошли в пролив и шли в виду обоих берегов, которые постепенно приближались к нам. В самом узком месте ширина пролива — всего мили три. Прежде считалось, что течение здесь идет в направлении с востока на запад, но мы убедились, что и тут налицо обычные приливы и отливы и что разница уровня между ними — около пяти сажен. Мы продвигались вперед медленно и с немалыми затруднениями. Пролив очень извилист, приходилось часто менять направление. Кроме того, с ледяных вершин окружающих гор дуют сильные и холодные ветры… Магеллан говорил, что в проливе много удобных гаваней. Это верно, но, чтобы пользоваться ими, надо бы целые корабли загружать не чем иным, как якорями и канатом.

Милях в ста от входа мы увидели три острова… Мы нашли на этих островах огромное разнообразие и изобилие провианта, великое множество пингвинов, которых Магеллан назвал гусями. Это странная птица, которая летать не может и передвигается так прямо, что издали мы приняли их стаю за кучу детей…»

Нуньо да Силва в своем шканечном журнале дает очень сжатую информацию о том, как суда экспедиции двигались Магеллановым проливом на запад:

«26-го. Продвигались дальше в глубь пролива.

27-го. Пришли на якорную стоянку, набрали воды и в тот же день отплыли…

29-го. Мы двигались дальше, лавируя, и в этот же день пришли на якорную стоянку.

30-го. Мы отплыли, направляясь в глубь пролива…

1-го [сентября]. В первый день этого месяца стали на якорь среди островов.

2-го. Утром мы отплыли…

4-го. Стали на якорь и нашли каноэ с четырьмя индейцами. Пополудни отплыли…

6-го. В этот день мы вышли из пролива в Южное море».

В отличие от португальского штурмана, автор «Экспедиции вокруг света» более красноречив: «Пробираясь с большими трудностями по почти неизведанному пути среди множества островов, 6 сентября мы, наконец, выбрались в Южное море… Хотя по времени зима должна была быть уже на исходе, тем не менее, генерал решил спешить к северу, к экватору, так как люди очень страдали от холода, здоровье многих пошатнулось, и можно было опасаться болезней. Но пришлось испытать на себе справедливость пословицы: «Человек предполагает, а Бог располагает». Не успели мы выйти в море (иными называемое Тихим, а для нас оказавшееся Бешеным), как началась такая неистовая буря, какой мы еще не испытали. Она началась ночью, а когда наступило утро, мы не увидели солнечного света, а ночью ни луны, ни звезд, и эти потемки продолжались целых пятьдесят два дня, пока длилась буря. Все, казалось, объединилось против нас: и небо, и земля, и море, и ветры. Корабль наш то подкидывало, как игрушку, на самую верхушку гигантских водяных гор, то с такой же стремительностью мы низвергались в бездну… Невдалеке были видны по временам горы, и они вызывали ужас, потому что ветер гнал нас к ним, на верную гибель… Наши якоря, как вероломные друзья в минуту опасности, не хотели служить нам. Словно в ужасе содрогаясь, скрывались они в пучине, оставляя нас на произвол гигантских валов, бросавших корабль из стороны в сторону… О спасении думалось мало, ибо поистине казалось более вероятным, что ветер раскроит эти горные громады от верхушки до основания и швырнет их в море, чем искусство человека спасет хотя бы одну из человеческих жизней. Наконец, к довершению горя, мы потеряли из виду наших товарищей. Сначала исчез «Мэриголд» (по данным Нуньо да Силвы — 28 сентября, а согласно дневнику Флетчера — 30 сентября. — Авт.). В эту ночь вахтенные на адмиральском корабле, казалось, слышали чьи-то издалека донесшиеся крики. Но не хотелось думать о гибели; мы надеялись, что еще свидимся с товарищами у берегов Перу, около тридцатого градуса, где генерал назначил сбор эскадры на случай, если бы корабли были разлучены бурей».

Капеллан Флетчер полагал, что гибель «Мэриголд» была Божьим наказанием Дрейку и его пособникам за казнь Даути. В дневнике капеллана записано: «…шторм был свирепым и яростным, барк «Мэриголд», на котором Эдвард Брайт, один из обвинителей Томаса Даути, был капитаном, вместе с 28 душами был поглощен ужасными и безжалостными волнами, или точнее — морскими горами, и это случилось в ходе второй ночной вахты; в это время я и Джон Брюэр, наш трубач, находясь на вахте, услышали их отчаянные крики, когда десница Господа опустилась на них…»

Интерпретатор записок Флетчера продолжает: «Позже, в середине этой ужасной восьминедельной муки, исчезла и «Элизабет» (в ночь с 7 на 8 октября. — Авт.). Как выяснилось уже потом, в Англии, многие на этом вице-адмиральском корабле мечтали о возвращении домой. Когда судьба занесла их снова в Магелланов пролив… они благополучно совершили обратный путь по старым следам.

Буря продолжалась до 28 октября, причем за эти пятьдесят два дня выдалось только два дня передышки. И вдруг все точно рукой сняло: горы приняли благосклонный вид, небеса улыбались, море было послушно, но люди были измучены и нуждались в отдыхе. Мы не только не продвинулись вперед за эти два месяца, но были отнесены бурей на юг на целых пять градусов. Наш генерал истолковал это как особую милость провидения, которая дала ему возможность исследовать и ту часть страны, что находится к югу от пролива и которую португальцы не исследовали, назвав Terra Incognita. Это не материк, как полагали спутники Магеллана, а ряд больших и малых островков, за которыми лежит беспредельное море. На южном берегу самого южного из островов мы водрузили большой камень, на котором вырезали имя родины, нашей королевы и дату. И островам генерал дал одно общее имя — Елизаветинских».

Наиболее детально хронологию блужданий «Золотой лани» в районе островов у юго-восточного побережья Огненной Земли излагает Нуньо да Силва, хотя при этом его информация остается чрезвычайно скупой:

«18-го [октября]. Стали на якорь среди островов и высадились с большим трудом, достали воду и дрова и говорили с туземцами.

23-го. Отплыли, так как лопнул якорный канат.

24-го. Стали на якорь у острова на 57 градусе.

25-го. В этот день мы сошли на берег.

26-го. Добыли дрова.

27-го. Сошли на берег.

28-го. Мы отплыли.

29-го. Пошли в северном направлении».

Флетчер сообщает, что корабль достиг 55° ю. ш. Исходя из этих данных, английские географы предположили, что корабль Дрейка мог находиться где-то в районе мыса Горн. Отсюда напрашивался вывод о том, что участники экспедиции открыли пролив, отделающий Америку от Антарктиды, — самый большой пролив на планете, носящий ныне имя Дрейка.

Стычка с туземцами и налет на Вальпараисо

Перед тем как потерять из виду «Мэриголд» и «Элизабет», Дрейк передал их капитанам инструкции, в которых, на случай разделения судов, рандеву было определено у побережья Чили в районе 30° ю. ш. Позже Дрейк долго искал пропавшие суда, не теряя надежды встретиться хотя бы с одним из них.

«30 октября мы подняли паруса и продолжали путь на север, на соединение с отбившимися кораблями нашей эскадры, — читаем в краткой версии записок Флетчера. — Была полная весна, ночь продолжалась всего два часа, погода благоприятствовала нам, и плавание вдоль берегов не представляло никаких затруднений. 25 ноября мы подошли к острову, который испанцы назвали Мучо, то есть Большим (на самом деле этот чилийский остров называется Моча. — Авт.), и бросили здесь якорь. Остров оказался очень плодородным… Население его — индейцы, бежавшие с материка от жестокости испанцев. Генерал хотел получить от них провиант и воду и с этой целью в первый же вечер съехал на берег и был дружелюбно принят ими. Нам принесли двух жирных баранов, кур, а что касается воды, то знаками дали нам понять, что завтра утром… укажут нам источник ее».