Олег Игнатьев - Амазонка глазами москвича Страница 13

Мануэл встал во весь рост и, потрясая кулаком, начал кричать:

— Что, думаете, я не узнал вас, бандидос (бандиты)? На этот раз твои штучки не пройдут, старый, толстый, большой поросенок! — Видимо, эти слова были обращены непосредственно к усатому джентльмену. — Ты думаешь, я забыл, как ты меня обчистил недалеко от Анта? Вот сейчас добирайтесь вплавь, а потом топайте пешком, но не в Арагарсас, если не хотите, чтобы вас повесили гаримпейрос, а в обратную сторону, — Свой монолог Мануэл завершил длинной серией португальских слов, не подлежащих письменному переводу. Затем завел мотор, и мы, уже вдвоем, стали продолжать путь по направлению к Арагарсасу.

Мануэл рассказал, что люди, попросившие довезти их до притока Касанунга, были самыми обыкновенными жуликами, ворами, один из которых несколько лет назад обчистил Мануэла, в то время как тот спал недалеко от своей лодки.

— Вы знаете, мы говорим, что воры — это самые последние люди на земле.

Как ни удивительно, но в Гоясе и Мату-Гросу очень редко можно услышать о случаях воровства. Воровство считается здесь самым большим преступлением, чего никак нельзя сказать в отношении убийства.

Мануэл заявил о своем намерении еще раз попытать счастье недалеко от места, где высадили жуликов, ночь провести у знакомого гаримпейро и завтра к полудню прийти в Арагарсас. Все равно спешить было некуда, так как до прилета самолета оставалось более двух суток.

— Слушайте, — сказал Мануэл, — разложите костер, приготовьте обед, а я пойду немножко помою рядом.

Он отошел метров на двадцать от привала и лопаткой начал выбрасывать грунт на берег. Затем опустился на песок и, не прибегая к помощи сита, руками стал перебирать вынутую породу.

— Ох, сеньор, смотрите! — вдруг послышался его радостный голос.

Бросив на землю банку с консервированным горохом, я подскочил к Мануэлу. Он что-то держал осторожно двумя пальцами. Потом положил в рот и начал изощренно ругаться. Казалось, компаньон мой сошёл с ума. Через минуту Мануэл, видимо, отвел душу и вынул изо рта крошечный камешек.

— Полтора карата! Все-таки большая удача. Я уж думал, пустыми придем в Арагарсас. Нам попадались все время бажере — бедные месторождения. И тут нате-ка, полтора карата!

Было неудобно спрашивать, почему ругался Мануэл, и только потом я узнал об обряде «крещения», который совершает над найденным алмазом гаримпейро.

Искатель берет алмаз в рот и начинает произносить самые страшные ругательства. Существует поверье, что если алмаз вынуть из гнезда и после этого крепко не выругаться, то алмаз может упасть обратно в реку или в пустую породу, и тогда вернуть его будет нельзя.

Можно было предположить, что Мануэл останется здесь, по крайней мере, до вечера, если только ему не захочется перекопать все речное дно рядом со счастливым местом. Но, выбросив на берег еще несколько лопат грунта и не найдя в них ничего похожего на алмазы, старатель предложил продолжить путешествие. По всей вероятности, он чувствовал, что на этом месте вряд ли можно найти еще какой-нибудь, пусть самый захудалый, алмазик.

Безусловно, алмаз в полтора карата был не бог знает какой крупной находкой. Найденный камень даже нельзя было назвать бала — пуля. Скорее всего он подходил ближе к типу «москитного глаза» — «ольо до москито». Правда, в нем не было никаких вкраплений хлорида и железа и цвет был довольно прозрачный. Как вы знаете, мутные алмазы недорого ценятся.

Мануэл, с аппетитом уплетая сваренную из бразильских рыб двойную русскую уху, рассказывал, что самый большой алмаз, найденный когда-либо на реке Арагуае, назывался «жалмейдо», по имени скупщика. Тот приобрел его у какого-то возницы, направлявшегося в один из поселков с грузом товаров. Как-то в пути извозчик обнаружил, что оставил дома спички. Тогда, решив сделать кресало, он слез с телеги и стал искать подходящий камень. А в этих районах каждый человек, пусть даже не гаримпейро, понимает толк в алмазах. Около самой дороги возница вместо кремня вдруг наткнулся на гигантский алмаз. Камень у него приобрел скупщик Жоаким де Алмейдо. Алмаз же стали называть «жалмейдо». После Алмейды камень побывал во многих руках, но никому не принес счастья: все владельцы этого камня или умерли, или живут в полнейшей нищете.

Алмаз «жалмейдо» весит 109 каратов. Если бы он был чистой воды, то цены бы ему не было. Однако «жалмейдо» имеет большой дефект: часть алмаза желтоватого цвета. На вопрос, встречались ли на реке Арагауе еще большей величины алмазы, Мануэл ответил, что, вероятно, да, но ему не приходилось об этом слышать.

Без сомнения, в штате Гояс, в штате Мату-Гросу и вообще по реке Арагуае было найдено очень много больших камней, о которых мы не имеем ни малейшего представления, потому что они сразу же были вывезены из страны и сейчас, вероятно, находятся на прилавках или в сейфах скупщиков алмазов в Амстердаме или Лондоне. Например, алмаз «Южный Крест» в 250 каратов, по мнению специалистов, был найден в Мату-Гросу, но официально эта находка не была зарегистрирована, и никто не знает происхождения камня, хотя в наш век алмазов большей величины не было найдено. По крайней мере, так утверждают бразильцы.

Когда мы добрались до притока Касанунга, солнце уже клонилось к горизонту и стал накрапывать дождик. Метрах в пятистах вверх по течению притока виднелась небольшая хижинка — конечный пункт сегодняшнего маршрута. Здесь жил приятель Мануэла с двумя своими братьями.

— Много лет назад, — сказал Мануэл, — здесь работал мой отец на одного богатого хозяина, и в этих местах происходили настоящие битвы между двумя крупными владельцами земельных участков. Один из них назывался Морбек, а другой — Карвалиньо, первый был выходцем из штата Байя, а второй — из Пернамбуко. Между двумя деятелями, которые, как и наш знакомый Матос, занимались в то время политикой, развернулась в полном смысле этого слова война, с убитыми и ранеными с обеих сторон. Битва за господство на этом участке привела к поражению Морбека, и Карвалиньо стал полновластным хозяином большой территории, где жили и работали гаримпейрос. Сейчас мой приятель работает на старшего сына Карвалиньо.

Мануэл рассказывал эту историю, непрерывно работая веслами. Каждый метр давался с большим трудом. Мотор поставить было невозможно, потому что все устье притока Касанунга было забито жасинто акуатико, или, как их называют местные жители, водяной фиолетовой чумой. Это очень любопытные цветы, встречающиеся но всей Амазонке. Корни у них не прикреплены к грунту, и поэтому цветы могут совершать дальние путешествия по рекам. Размножаются они быстро, и бывали случаи, когда навигация прекращалась из-за необычайного скопления цветов. Хорошо еще, что нас цветы остановить не могли — до хижины оставались считанные метры. Дождик между тем перешел в ливень. Это был первый ливень за все дни путешествия с Мануэлом, что было очень необычно, так как шел декабрь — месяц сильных ливней.

Жилище гаримпейро стояло около самой воды на высоких трехметровых столбах. Между полом хижины и поверхностью реки было пустое пространство, куда Мануэл загнал лодку. Там же стояли две другие, видимо принадлежащие владельцу дома.

— О, Сурдо! — закричал Мануэл. — Ты дома? Это я, Мануэл.

Скрипнула дверь, и на мостки, почесываясь и почему-то согнувшись, медленно вышел пожилой мужчина с всклокоченными волосами.

— Здравствуй, бродяга, — радостно произнес он и спустил к воде лесенку, по которой можно было забраться на площадку дома.

— А где ребята? — спросил Мануэл.

— Да пошли на соседнюю фазенду разведать, не нужны ли там рабочие. Сейчас же начался сезон дождей. Хозяин уже свернул все работы на гаримпос. И нам нужно подумывать, что делать в мертвый сезон. Хотелось бы найти работу недалеко от дома, а то, если придется, как в прошлый год, двигаться черт знает куда, наниматься на бойни, то хорошего в этом мало. К тому же я стал совсем прескверно чувствовать себя. Видно, недолго осталось ждать до конца.

— А что? — с любопытством спросил Мануэл. — Опять кости ломит?

Сурдо досадливо махнул рукой. Без всякого вопроса было видно, что человека скрутил ревматизм. Это, можно сказать, профессиональная болезнь гаримпейрос, занимающихся добычей алмазов мокрым способом. Многочасовое ежедневное стояние в воде не проходит даром.

В доме была всего одна комната. Вернее, одно большое помещение. Меблировка его состояла из широких полатей во всю ширину стены, длинного, сколоченного из грубо отесанных досок стола и нескольких табуреток. В одном из углов была сложена примитивная печурка с наваленными около нее ящиками, коробками и банками, в которых, видимо, хранились продукты. Не успели мы расположиться, как где-то невдалеке раздался громкий крик мужчины и сразу же вслед за ним два выстрела. Сурдо заковылял к выходу, решив посмотреть, что происходит в его владениях. Пользуясь моментом, я задал Мануэлу вопрос, почему он зовет своего знакомого Сурдо — Глухой, в то время как тот прекрасно слышит.