Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1994 год Страница 13

Теперь, когда лодка несется на юг, могу норму перевыполнять. Жаль только, что силу гребца приходится тратить на погашение сноса. Гребу все время на юго-запад, и получается, что продвигаюсь прямо на юг. С полудня небо очистилось, и открылся мост. Так, смотришь, к 14 часами его пройду. Мели идут, торчат из воды шесты всякие. Снуют маленькие суденышки вроде плашкоутов. Сначала думал, что дрова на них возят. А потом, когда одно подрулило, рассмотрел «полешки». Оказалось, это мешки-сетки с аккуратно уложенной, одна к одной, свеклой. И во Франции в страдную пору крестьяне воскресений не знают. Бегают по обе стороны моста, где оборудованы причалы для перегрузки на большие суда... Этот мост — по типу предыдущего — но не в 30 пролетов, а 45, через 50 метров. Тоже из литого железобетона. К 16 был у южной оконечности острова Олерон. Ветер немножко потише, но с моря катит мощный накат. Начался отлив. Подошел к знаку и отдал якорь. Отстой до следующего прилива — 22.30. Только поел и за дневник принялся, как шум вертолета. Вчерашний, красный, как наш Ми-4, — на подходе к тюрьме все меня облетывал. Снизился, завис на почтенном расстоянии, не то что наши — прямо над лодкой виражируют так, что с нее от ветра вещи летят, и в мегафон гута...

На этом записи в дневнике Евгения Смургиса обрываются.

В ночь с 14 на 15 ноября 1993 года Евгений погиб. Напомню: это случилось в узком проливе между материком и островом Олерон у западного побережья Франции, близ устья Жиронды. Лодку обнаружили на следующий день на пляже, близ городка Ла-Трамблад. И лишь на шестой день на тот же пляж вынесло тело...

Место, где была обнаружена лодка Смургиса, с давних веков имеет репутацию одного из самых опасных мест у побережья, и в народе его называют «поглотитель людей».

Послесловие

7 декабря 1993 года мы встречали в Шереметьево-2 печальный груз. В автобусе, следующем в Липецк, я сидел вместе с родственниками Евгения — сыном Александром, младшим братом Владимиром и давним другом Смургиса — Вячеславом Лыковым. 9 декабря Евгений Павлович Смургис был похоронен в Липецке рядом с отцом...

Нельзя умолчать о том, что в осуществлении этой печальной акции нам помогали работники посольства России во Франции, администрация Департамента Приморская Шаранта и администрация Липецкой области, выделившая 5,5 тысячи долларов на оплату услуг похоронного бюро в городе Руайане и транспортировку гроба с телом в Москву.

Судьбу лодки «МАХ-4», построенной при содействии редакции журнала «Вокруг света» и формально ей принадлежавшей, решили быстро. Согласились с предложением французской стороны о передаче ее в Морской музей Ла-Трамблада в память о мужестве Евгения, пытавшегося быть первым в кругосветной гонке на веслах...

В январе этого года в редакцию журнала «Вокруг света» пришло приглашение от Жана-Пьера Талье, мэра города Ла-Трамблад, принять участие в открытии выставки, посвященной Евгению Смургису.

30 марта российская делегация вылетела в Париж. Липецк представляли вице-мэр — Людмила Валентиновна Куракова и один из спонсоров экспедиции Смургиса — Александр Михайлович Стебенев. Я представлял журнал «Вокруг света». В Париже нас встретил сотрудник консульского отдела посольства РФ во Франции Аркадий Сытин, ставший четвертым членом нашей делегации.

Ла-Трамблад — маленький курортный городок на берегу Бискайского залива. Около 5 тысяч жителей, древнейшая родословная, уютные улицы, старинные дома. Впрочем, колорит французских городов, виденных на всем 500-километровом пути от Парижа, присутствовал здесь в полной мере. Я сказал — курортный, но так ли это? Это и город рыбаков, добытчиков устриц — повсюду видны протоки, каналы, бассейны... В первый же день приезда в Ла-Трамблад мы прошлись по набережной, постояли в молчании, не отрывая взгляда от злополучного пейзажа с мостом и оконечностью острова Олерон...

Позднее, во время встречи в туристическом центре, я познакомился со спасателями, пожарниками и врачом, которые были причастны к печальным событиям.

— Так зачем прилетал вертолет? — задал я мучивший меня вопрос одному из членов местной пожарной команды, имеющей те самые красные вертолеты.

— Это был обычный облет побережья перед предстоявшим в ночь на

15 ноября усилением ветра. К лодке Смургиса мы тоже подлетели, поскольку других судов в проливе не было, и зависли, объявив о надвигающемся шторме и показывая на укрытия в многочисленных каналах.

— И что же ответили с лодки?

Мой собеседник засмеялся.

— Важно, чтобы он нас услышал. У нас мегафон погромче шума винтов. А с лодки? С лодки нам показали сведенные в кружок большой и указательный пальцы — все о"кэй и еще две ладошки, сложенные вместе у левого уха.

Врач сказал мне, что ушибов на теле Евгения он не обнаружил, хотя не исключил, что тупой удар в голову мог быть от весла или корпуса лодки — в скачке на волнах, а тем более если лодка с сидящим в ней гребцом опрокидывается — такое не исключается.

После этой беседы мы направились к морю по дороге, петлявшей среди устричных плантаций, крошечных цехов и мини-рынков всякой морской живности. Я пытался представить вечер 14 ноября, когда Евгений дожидался попутного приливного течения.

... Усилившийся ветер погнал с моря на берег мощную волну. На таблице приливов рукой Евгения подчеркнуто — «большая вода» в 5,35 метра в

16 часов 08 мин и «малая вода» в 22.58, с которой и должен был начаться попутный прилив. Поток прилива идет по мелководному проливу прямо на юг, а со стороны берега из обширнейшего эстуария Жиронды и Гаронны продолжает выливаться — вместе с речной — вода, накопленная там в прилив и запертая встречным ветром.

Итак, две приливных струи сталкиваются с волной, образованной ветром. Можно представить, что происходит при этом на мелководье. Подчеркиваю, на мелководье, где любая приходящая сюда волна становится на дыбы, обрушивается и закручивается, встретившись с противотечением...

Памятуя об усталости Евгения — он греб от форта Боярд практически без перерыва — первые удары налетевшего шторма застали его в каюте. Он выскочил и... Крутой пенящийся вал мог опрокинуть лодку, как это было у берегов Англии. Резкий удар в борт мог и просто выбросить гребца из лодки, а спастись без жилета да еще в сапогах среди толчеи двух-трехметровых волн невозможно, особенно если лодку уже следующим ударом унесло далеко. Останься гребец в каюте, он отделался бы легкими ушибами...

Эта последняя мысль не покидала меня и тогда, когда во дворе Морского музея я осматривал «МАХ-4» — целехонькую и невредимую, разве что краска на носу ободрана о песок.

Лодка — с выпущенными на траву веслами — стояла на зеленом газоне, а вокруг толпились приглашенные. Началась церемония передачи «МАХ-4» Морскому музею. Среди гостей был и Чарльз Брукс — наш неизменный лондонский друг. Мэр Ла-Трамблада произнес речь, закончив ее словами:

— Я очень взволнован, говоря о том, что господин Смургис, в связи с гибелью которого мы собрались, совершил на гребной лодке по  сумме пройденного пути практически кругосветное путешествие. Оно было радостным и трагическим одновременно. Я благодарю всех присутствующих здесь и прошу прослушать в честь памяти господина Смургиса гимн России...

От российской делегации выступила Людмила Куракова. Она поблагодарила мэра, дирекцию музея и муниципальные власти за честь, оказанную русскому мореходу из Липецка, и от имени редакции журнала «Вокруг света» передала Муниципальному музею лодку «МАХ-4». Прозвучал гимн Французской Республики, и снова к микрофону подошел мэр Талье.

— Приглашаю всех к открытию мемориальной доски, которая установлена на борту лодки в честь Евгения Смургиса.

Мэр и члены российской делегации снимают покрывало с бронзовой доски на носу лодки с памятной надписью...

На следующий день в пелене дождя мы помчались в Ла-Рошель. Последние шаги Евгения по земле были здесь, в этом городе, не просыхающем от вечных слез соленого моря. Ла-Рошель... Из окна кафе «Ла Марине» виднелся узкий, зажатый двумя сторожевыми башнями выход в море. Стая яхт с намокшими, обвислыми от тяжести парусами шустро вбегала в гавань — в этот вечерний час моряки торопились домой, к теплу за толстыми стенами своих домов. Так было и в тот день, когда где-то здесь по истертым камням бродил Евгений и, нетерпеливо поглядывая на сумрачную вечернюю воду, ожидал выхода в море...

Главное, о чем бы хотелось сказать в этих последних строках — это о причине гибели Евгения. Однако сказать однозначно очень сложно даже для меня, хорошо знавшего Смургиса в течение десяти лет.

Меня не покидает ощущение вины: я не смог организовать исключительные силовые и волевые ресурсы этого человека. И раньше, в самом первом нашем плавании, я пытался посягнуть на стихийность его спортивного марафона, пытался навязать ему систему движения и отдыха, которая была бы самой эффективной. К сожалению, этого не получилось на Селенге, когда я противился ночному переходу вверх по вздувшейся от половодья реке. Не получилось и в Японском море, где мы шли, невзирая на штормовые предупреждения. Евгений Смургис свои силы раскладывал независимо от времени суток и погодных условий. Он был принципиальным противником какого-либо предварительного расчета. Он не любил «загадывать» наперед и жестко планировать. Как только Евгений замечал контуры какой-то системы, плана, которым должен подчиняться, он скучнел, становился холоднее и раздражительнее. Сжимался, скручивался до шарика и скатывался с рельсов здравого смысла. В таких случаях я отступал от своих требований, становился «матросом», и мы снова работали вместе, пока он не «оттаивал» до первоначального состояния общительности, добродушия и готовности вкалывать за тебя, если усматривал малейшую усталость.