Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1995 год Страница 14

Мы с Юрком ступаем тихо — чтобы не потревожить тех, кто уже уснул, и осторожно — склон в иных местах довольно крут и к тому же порос предательски скользким мхом и лишайником. Белые ночи заканчиваются — ведь уже конец июля, но в сумерках узенькая тропка, петляющая меж осклизлых базальтовых валунов, над которыми нависают лапастые ветви сосен и елей, покуда еще различима.

Выходим на берег. Здесь посветлее, а на воде и подавно: кроваво-красный закат пляшет мягкими бликами на черной, как смоль, сморщившейся от слабой зыби поверхности озера. Впереди, поодаль от берега, виднеются ближайшие острова, большие, поменьше и совсем крохотные: далеко не каждый имеет собственно географическое название, но каждый учтен и пронумерован.

— Ну что, готовы? — окликает нас из «казанки» Владимир Васильевич.

— Как договаривались, — отвечаем в один голос.

— Тогда вперед, пока еще не совсем стемнело.

Владимир Федотов — директор на общественных началах бологовского детского яхт-клуба «Оптимист». Привез в Карелию четверых кандидатов и двух кандидаток в робинзоны, а еще команду обеспечения — пятерых взрослых и технику — катер, моторную лодку, запасные моторы и топливо.

Передаем Владимиру Васильевичу в катер кофры с фотоаппаратурой. И забираемся сами. Мотор «казанки», фыркнув два-три раза, завелся, и катер плавно отошел от берега...

Не знаю, почему мы выбрали именно этот остров из двадцати пяти других островов и островков в архипелаге Робинзонов? Нет, вовсе не потому, что он ближе всех к базовому лагерю. Наверное, просто понравилось его название — остров Улыбки. Потом, хотелось посмотреть, действительно ли будет нам улыбаться его хозяйка — пятнадцатилетняя девчушка из Бологого Лена Сокаева, которая держится на этом маленьком клочке суши уже больше десяти дней.

Она вышла нас встречать прямо к берегу, со счастливой улыбкой на обветренном, осунувшемся лице. И приветливо помахала рукой. Пришвартовавшись, выбираемся из катера — и следом за хозяйкой острова прямиком к ее жилью. Оно тут же, неподалеку — чуть повыше берега, на обрамленной деревьями маленькой полянке. Странное жилище: кусок полиэтиленовой пленки, закрепленный на нескольких шестах в виде палатки и обложенный по периметру камнями и мхом; внутри — подстилка из лапника, сверху — тоже мох. И больше ничего. А рядом — небольшой костерок.

— Неужели ты прожила целых десять дней под этим куском пленки — в холод, дождь, ветер? — искренне изумляюсь я, с трудом веря, что такое вообще возможно.

— А что тут такого? — в свою очередь удивляется девчушка. — Это сперва так кажется — неуютно, а на самом деле очень даже ничего — уютно и тепло.

Решаю проверить сам — заглядываю внутрь. Так и есть: юная робинзонка права. Ведь ее палатка не палатка, в общем, конструкция — не что иное, как маленький парничок: когда ты внутри, ни дождь, ни ветер тебе нипочем.

— А двое мальчишек на соседнем острове в своем огромном шалаше промокали ну прямо до нитки и здорово мерзли — никакой костер не спасал...

— Чем же ты питалась? — спрашиваю пятнадцатилетнюю робинзонку, не переставая удивляться ее сметке, сообразительности.

— Всем, что давал остров, — отвечает девчушка, и лицо ее расплывается в улыбке.

Леночка, конечно же, счастлива и радуется случаю выговориться, поделиться переживаниями. Сколько же их накопилось у нее! Ведь одиночество, пусть даже на такой короткий срок, все равно тяжкое испытание — далеко не всякому по плечу. Например, нескольких робинзонов-одиночек уже сняли с островов. Эти крепкие с виду парни сносили все: и голод, и холод, — а вот одиночество перенести не смогли. И выбросили красный флаг — сдаемся, мол, нет больше сил...

— Что же дал тебе остров сегодня? — спрашиваю.

— Утром — рыбу. Днем — ягоды и грибы. Сейчас вот снова собираюсь на рыбалку. Хотите, пошли вместе?

— Отчего же не хотим? — говорю. — Очень даже хотим. Правда, Юрок?

Спутник мой, опустив наконец фотокамеру, согласно кивает.

И мы идем следом за юной робинзонкой на дальний, юго-западный, берег острова. Дошли минут за пять: островок совсем небольшой — метров восемьдесят в длину и десять-пятнадцать в ширину, каменистый, покрыт лесом, но не очень густым. В общем, не самый плохой — жить можно...

С базальтового выступа осторожно, чтобы не поскользнуться на мшистых наростах, спускаемся к воде. Робинзонка тут же забрасывает самодельную удочку — леску и крючок, равно как и полиэтиленовую пленку, нож и котелок, она взяла с собой на остров (по условиям состязаний с собой разрешалось брать не больше пяти предметов, не считая зубной пасты и щетки — И.А.). А мы знай себе стоим и ждем. Проходит минут пять...

— Совсем забыла, — как бы извиняясь, спохватывается хозяйка острова и улыбается. — Пойдемте-ка лучше на другой берег — тут недалеко, прямо за скалой.

— Ну что ж, — говорю, — пошли — так пошли.

До другого, юго-восточного, берега и правда было рукой подать — каких-нибудь две-три минуты ходу. Пробираться, однако ж, пришлось через мшистые валуны, папоротниковые заросли и мелколесье...

И вот удочка снова в воде. Но на сей раз не прошло и минуты, как в воздух взвилась попавшаяся на крючок рыбешка — небольшой окунек. Через минуту — другой. Потом третий... и еще один, и еще. В общем, буквально за пять минут юная робинзонка выловила пять окуней. Ну и ну!..

— На ужин всем нам хватит, — уже серьезно заявляет Лена. — Больше ловить не стоит, а то завтра рыба сюда уже не придет. — И радостно прибавляет: — Ну вот, пора и юшку варить.

Надо признаться, при виде окуньков у нас с Юрком так и засосало под ложечкой: ужин в базовом лагере — слипшуюся в комья пшенную кашу — мы пропустили вполне сознательно. Ничего страшного, с голода небось не умрем за одну-то ночь. А тут юшку обещают — как же не соблазниться?

Тропинка к палатке-парничку вьется по хребту базальтовой скалы, потом спускается вниз и теряется в зарослях черники и брусники. Идем и обрываем ягоды прямо на ходу — их тут видимо-невидимо. Попадаются грибы — белые, подосиновики, лисички, волнушки. А на сыроежки мы даже не глядим...

Костерок запылал еще ярче. Над огнем кипятится котелок. Лена ловко разделывает окуньков. Вода вскипела — рыбешку в котелок. Сидим и ждем, когда юшка поспеет, и, вдыхая аромат варева, замешанный на запахе хвои и озера, разговариваем.

Лена рассказывает, как год назад, посмотрев телерепортаж «Пилигрима», загорелась желанием во что бы то ни стало попасть на нынешнюю «Робинзонаду»; как выполняла предварительное задание оргкомитета — словом, обо всем понемножку.

— А насчет полиэтилена, — призналась она, — я это уже здесь придумала — в базовом лагере. Сперва тут у нас всю дорогу шли дожди. И мы укрывали палатки этой самой пленкой. Вот тогда я и решила: возьму ее с собой на остров — это лучше, чем деревья или сучья рубить.

Что верно, то верно, не девичье это дело топором махать только ради того, чтобы шалаш поставить. Да и зачем? Тем более, что специалисты-экологи из жюри «Робинзонады» учитывают и так называемый «экологический» фактор: строй жилье, но не наноси вреда окружающей среде, с которой тебе предстоит слиться как бы в одно целое. Как? Думай сам — на то ты и робинзон...

— И всегда у тебя были такие богатые уловы? — спрашиваю я робинзонку, а сам украдкой поглядываю на котелок, источающий запах, от которого просто голова идет кругом.

— Да нет, только под конец. Пока нашла самое «рыбное» место, дней восемь прошло. А так за день ловила по две-три рыбки, не больше. Зато у мальчишек — вон там, на соседнем острове — они были вдвоем — клева и вовсе не было. Уж как они мне завидовали! Я даже издали видела: я на рыбалку — и они тут как тут. Приходили, чтобы хоть издали взглянуть — хоть глазами насытиться.

Вскоре и юшка поспела. Небольшого котелка с лихвой хватило на всех. И пусть не было хлеба, соли, не говоря уже о приправах, — ужин удался на славу.

Между тем на остров Улыбки и на озеро незаметно опустилась ночь. Костер мало-помалу догорал. Надо было возвращаться в лагерь — нам, но не хозяйке острова: ей оставалось жить здесь — слово «выживать» тут вряд ли подходит — еще два дня. Что она будет делать, когда проводит нас и улыбнется на прощание? Наверное, заберется в свою уютную палатку-парничок и, прежде чем уснуть, будет смотреть, как мерцают, догорая, угольки костра.

А когда наступит утро, она проснется, соберет что-нибудь на завтрак — то, чем одарит ее остров, затем сядет на мшистый валун или поваленное ветром деревцо и запишет в свой дневник короткие строчки:

«22 июля. Проснулась. Пошла собирать валежник, ягоды и грибы. Потом пошла ловить рыбу. У меня все нормально. Вот только часто вспоминаю маму. Как там она? Как там у нас дома? А так настроение хорошее...»