Антон Горский - Москва и Орда Страница 15

Следующая поездка Ивана Даниловича к Узбеку имела место в 1336 г. Зимой 1336–1337 гг. он "прииде изо Орды съ пожалованиемъ въ свою отчину". Как мы видели, всякий визит князя к ханскому двору имел конкретную причину, и указание на "пожалование" скорее всего свидетельствует, что результатом было приращение владений Ивана. Поэтому осторожное предположение В.А. Кучкина, что Иван ездил для того, чтобы купить ярлык на Галицкое княжество (одна из так называемых "купель" Калиты), князь которого Федор умер в предыдущем, 1335 г., выглядит вполне правомерным. Более того, представляется, что тогда же Калите удалось овладеть и Дмитровским княжеством.

Князь Борис Дмитровский умер в 1334 г., находясь в Орде. Его сын Дмитрий в 1360–1362 гг. княжил в Галиче, который тогда вновь был сделан Ордой центром отдельного княжения. В.А. Кучкин посчитал, что Дмитров перешел под власть московских князей в 1360 г., так как в духовной грамоте сына Калиты великого князя Ивана Ивановича (1359) он не упомянут. Но в духовной Ивана Красного оговаривалась судьба земель, входивших в Московское княжество; если Дмитровское княжество было включено в состав великого княжества Владимирского, оно никак не могло быть упомянуто в этом завещании (московский князь в 1359 г. не передавал великое княжение владимирское по наследству). Между тем до слияния при Дмитрии Донском Московского и Владимирского княжеств иного варианта быть не могло: во всех случаях присоединения к владениям московских князей цельных княжеств они включались в состав великого княжества Владимирского, а не собственно Московского княжества (Переяславское княжество в 1303–1305 гг. и Нижегородское княжество в 1310–1320 гг. оставались отдельными под властью князей московского дома, непосредственно к Московскому княжеству не присоединялись): духовная Ивана Ивановича не упоминает ни Юрьева, ни Галича, ни Переяславля, хотя эти бывшие центры княжений несомненно находились в 1359 г. под властью великого князя. Следовательно, хронологические рамки присоединения Дмитрова расширяются на период от

1334 до 1360 г. и наиболее вероятной датой выглядит именно 1336 г. Если это так, то примечательно, что Калите удалось (впервые) добиться присоединения к великокняжеским владениям княжества, не являвшегося выморочным.

Тем временем у Ивана Даниловича появилась новая забота — на политическую сцену Северо-Восточной Руси вернулся Александр Михайлович Тверской. Еще в 1335 г. он посылал из Пскова в Орду своего сына Федора (а Иван Калита в том же году думал идти походом на Псков, но не смог заручиться согласием новгородцев). На следующий год Александр сам наведался в Тверь и забрал в Псков вернувшегося от Узбека сына. Наконец, в 1337 г. Александр из Пскова приехал в Орду и повинился перед ханом: "Г осподине царю, аще много зло сътворих ти, во се есмь предъ тобою, готовъ семь на смерть. И отъвеща ему царь, аще тако еси сотворилъ, то имаши животъ полоучити, много бо послы слахъ, не приведоша тя. И приать пожалование отъ царя, въсприимъ отчину свою". Таким образом, Узбек вернул Александру тверской стол.

Под следующим, 6846 г. в Рогожском летописце и Музейском фрагменте упоминается вторая поездка Александра в Орду: "Князь

Александръ Михаилович Тферьскыи поиде во Орду. На ту же зимоу прииде князь великий Александръ изъ Орды во Тферь, а съ нимъ послы силны Киндякъ и Авдулъ, бъяше въ годину осеннюю и много сътворишеться тягости християномъ"50. Между тем Троицкая и Симео-новская летописи говорят только об одной поездке, датируемой как раз 6846 г.: "князь Александр Михаиловичь Тферьскыи поиде въ Орду, а не укончавъ съ князем съ великимъ с Ываном съ Даниловичемъ. На ту же зиму выиде изъ Орды в Тферь князь Александръ, пожалованъ животом отъ царя, а с нимъ прииде посолъ, именемъ Киндыкъ, а другыи Авдуля". Поскольку "пожалование живота" в Рогожском летописце упоминается в известии о поездке 6845 г., следует предположить, что под 6845 и 6846 г. в этом источнике перед нами два сообщения об одном и том же визите. В пользу этого можно истолковать и известия Н1Л: под 6845 г. там говорится об отъезде Александра в Орду из Пскова, а под 6846 г. — о его возвращении из Орды в Тверь с "пожалованием

Явно в связи с возвращением Александра из Орды, зимой 13381339 гг., туда отправляется Иван Калита с двумя старшими сыновьями Семеном и Иваном; третьего сына, Андрея, он направил в Новгород. В том же году "приде изъ Орды князь великий Иванъ, а въ свою отчину, пожалованъ Богомъ и царемъ". Можно полагать, что "пожалование" заключалось в подтверждении более высокого статуса Ивана по отношению к Александру.

После визита Ивана последовало резкое изменение отношения Узбека к тверскому князю: он был вызван в Орду, одновременно туда по требованию хана отправились князья Василий Давыдович Ярославский и Роман Михайлович Белозерский (оба, кстати, женатые на дочерях Калиты). Первый из них, видимо, был союзником Александра Михайловича — Калита попытался (безуспешно) "переимать" его по дороге в Орду51.

Вслед за ними Иван Данилович послал в Орду всех трех своих сыновей, очевидно, чтобы еще раз подчеркнуть в критической ситуации свою лояльность хану. Согласно сохранившемуся в тверском летописании пространному рассказу о гибели тверских князей, судьба Александра Михайловича во время пребывания в Орде долгое время была неясна: одни татары говорили, что "княжение ти великое даетъ царь", а другие, что "оубиту ти быти". Вероятно, здесь отразилась реальная закулисная борьба группировок ордынской знати, поддерживавших тверского и московского князей. "Промосковская" партия пересилила, и 28 октября 1339 г. Александр Михайлович и его сын Федор были казнены. Калитовичи же были отпущены "и приидоша изъ Орды на Русь пожалованы Богомъ и царемъ"52. Видимо, и здесь упоминание "пожалования" — не штамп: могло иметься в виду пожалование Семену Нижнего Новгорода (через пять месяцев, в момент смерти Калиты, Семен находился там) или обещание передать ему великое княжение владимирское после смерти отца.

Зимой 1339–1340 гг. приближенный Узбека Товлубий, руководивший казнью тверских князей, возглавил поход на Смоленск. Русская часть отправившегося в это предприятие войска была послана Иваном Калитой, с ней шли князья суздальский, ростовский, юрьевский, друцкий и фоминский. Поход был связан с признанием смоленским князем Иваном Александровичем сюзеренитета великого князя литовского Гедимина. Очевидно, и сульбу тверских князей решили литовские связи Александра, подчеркнутые Калитой (с 1338 г. Орда находилась в состоянии войны с Великим княжеством Литовским). Во время смоленского похода Калите, по-видимому, удалось осуществить смещение со стола брянского князя Дмитрия Романовича (двоюродного брата смоленского князя) и посадить на его место Глеба Святославича, также князя из смоленской ветви (владевшего, скорее всего, Вязьмой). Смоленский поход (окончившийся безрезультатно) стал последним политическим деянием, в котором участвовал Иван Калита: 31 марта 1340 г. он скончался.

К последним годам жизни Калиты относятся две его духовные грамоты, составленные "ида въ Ворду"53. Скорее всего, первая из них появилась перед поездкой 1336 г., а вторая — 1339 г. В завещаниях упоминается возможность отнятия татарами каких-то волостей: "А по моимъ грехомъ, ци имуть искати татарове которых волостии, а отыимуться, вамъ, сыномъ моимъ, и княгини моей поделити вы ся опять тыми волостми на то место. Поскольку речь в духовных грамотах идет только о Московском княжестве, имеются в виду, по-видимому, Можайск и Коломна с окрестностями: великий князь допускал возможность, что Орда захочет вернуть их смоленским и рязанским князьям.

Иван Калита в историографии традиционно оценивается как верный вассал Орды. При этом одни авторы смотрят на это с осуждением, другие "оправдывают" такую политику, считая, что она объективно способствовала усилению Москвы (что в перспективе вело к освобождению от ига).

Действительно, Иван Данилович в период своего княжения соблюдал полную лояльность к хану (резко отличаясь в этом отношении от старшего брата). Но следует учитывать, что реальной альтернативы признанию ордынской власти в то время не видел никто. Тверское восстание 1327 г. не было продиктовано сознательным стремлением Александра Михайловича свергнуть власть хана, в 30-е годы не было даже стихийных проявлений непокорности. Вообще сопротивление иноземной власти в первой половине XIV в. вовсе не шло по нарастающей. Скорее наблюдается обратное: если до 1327 г. сильнейшие князья Северо-Восточной Руси время от времени позволяли себе неподчинение ханской воле, то позже этого не наблюдается. Очевидно, своеволие Даниила и Юрия (как и тверских князей) в какой-то мере было наследием эпохи двоевластия в Орде конца XIII в., когда князья могли выбирать себе сюзерена и оказывались соответственно в конфронтации с его противником. С укреплением единовластия в Орде при Узбеке это своеволие сошло на нет.