Линкольн Пейн - Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства Страница 15

На камнях вдоль дороги к пирамиде Униса (2300 год до н. э.) имеется изображение трех лодок, на одной из которых видны две колонны, положенные торец к торцу, надпись гласит: «Перевозимые из мастерских Элефантины[97] гранитные колонны для комплекса пирамид, называемого „Прекрасное место Униса“». Однако самая примечательная иллюстрация к перевозке камней найдена в храме царицы Хатшепсут, относящемся к Новому царству (1400-е годы до н. э.): она изображает перевозку двух гранитных обелисков,[98] доставляемых из каменоломен вблизи Асуана к храмовому комплексу в Фивах. Определить размер лодок Хатшепсут сложно, поскольку нам неизвестен точный размер обелисков и способ их транспортировки. Долгое время считалось, что каждый обелиск доходил до тридцати метров в длину и весил около 330 тонн. Судно, способное перевезти их положенными торец к торцу (как видно на рельефе), составляло бы не менее восьмидесяти четырех метров в длину и двадцати восьми метров в ширину, осадка нагруженного судна составила бы два метра. Однако возможно, что обелиски при перевозке лежали бок о бок и лишь на рельефе были изображены лежащими торец к торцу, поскольку того могли требовать египетские художественные условности при изображении множественной перспективы. В этом случае потребовалось бы менее крупное судно – примерно шестьдесят три на двадцать пять метров; судно примерно такого размера упомянуто в надписи, относящейся к чиновнику того же периода.

Строительство подобных судов и погрузка на них тяжелых грузов не составляли особой сложности. Египтяне перемещали глыбы на суда не тем, что поднимали камень с земли и опускали на лодки. Сперва его доставляли к воде с помощью катков. Затем под камнем прокапывали канал и нагружали судно мелкими камнями, общий вес которых должен был вдвое превысить вес обелиска. «Судно заходило[99] под обелиск, лежащий поперек канала концами на разных берегах. После этого мелкие камни сгружали, и поднявшееся судно принимало на себя вес обелиска». Такое объяснение дает римский географ Плиний Старший в I веке до н. э., однако строители пирамид вполне могли пользоваться таким способом и за три тысячи лет до того.

Куда более серьезной задачей было сдвинуть судно с места. Корабль Хатшепсут изображается с четырьмя огромными рулевыми веслами, его тянут за собой тридцать лодок, на каждой из которых от двадцати до сорока гребцов. Компьютерный анализ параметров судов, перевозивших в Фивы двух 720-тонных колоссов Мемнона[100] спустя примерно столетие после эпохи Хатшепсут, подтверждает точность этих изображений. Кварцит, из которого вырезаны колоссы, добыт либо в каменоломне недалеко от Мемфиса, примерно в 675 километрах ниже Фив и на противоположном берегу Нила, либо в каменоломне возле Асуана – на том же берегу Нила, что и Фивы, примерно в 220 километрах вверх по течению. Анализ показывает, что самоходное судно семидесяти метров в длину и двадцати четырех метров в ширину могло подняться вверх по течению от Мемфиса к Фивам усилиями команды из 36–48 гребцов. Буксировка баржи – как показано на рельефе обелиска Хатшепсут – потребовала бы целого флота из тридцати двух судов, каждое с тридцатью гребцами.

Если же колоссы Мемнона доставлялись из Асуана вниз по реке, то трудность была не в том, чтобы набрать достаточно тяги для транспортировки судна против течения, а в том, чтобы управлять ходом судна и не дать ему обогнать буксирующие лодки или лечь бортом на берег. Для предотвращения таких случаев к переднему (расположенному ниже по течению) концу баржи крепили тросом деревянный плот, а к корме привязывали тяжелый каменный якорь. Геродот, живший в 400-х годах до н. э., говорит, что в результате «плот стремительно увлекается вперед[101] течением и тянет за собой судно, а камень, влекомый по дну позади судна, замедляет ход до той скорости, при которой судно слушается руля». По всей видимости, описанный Геродотом процесс – усовершенствованный способ управления судном, появившийся в ранний период строительства пирамид.

В отличие от царских судов, на которые шли доски из кедровой древесины – длинные, прямые, благоухающие, стойкие к гниению, – простые лодки строились из местной древесины, доски из которой были короткими. Сикомор вырастает лишь до десяти-двенадцати метров, акация редко достигает шести, при этом прямые деревья редки. Из-за такого качества досок Геродот и писал: «строить из них[102] – значит укладывать одну к другой, как кирпичи». Он не указывает размер описываемых им лодок, однако в одной из надписей, относящихся к периоду шестой династии, упоминается «грузовая лодка из древесины акации,[103] шестидесяти локтей [тридцать один метр] в длину и тридцать локтей в ширину, построенная всего за семнадцать дней». Поскольку более длинных досок для кораблестроения нет в Египте и сейчас, современные египетские корабелы применяют «кирпичный» способ строительства и по сей день.

Судоходство в повседневной жизни

Несмотря на отсутствие свидетельств об использования лодок в обыденной жизни – в отличие от крупных экспедиций и придворных нужд, – важность речных судов ясна из изображений. Они появились уже в период Древнего царства и донесли до нас образ жизни египтян, который сохранялся тысячелетиями. Некоторые сцены рисуют мужчин, несущих глиняные кувшины или мешки с пшеницей и ячменем по доскам, проложенным между судном и берегом. В одних случаях кувшины сложены горой на палубе, в других их содержимое помещают в общее хранилище и везут одним объемом. Такие изображения были неким подобием пропаганды, призванной оправдать централизованную государственную власть, почти полностью контролировавшую местную, межрегиональную и внешнюю торговлю. На судах перевозили также и скот: на изображении в гробнице периода пятой династии видно судно с семью гребцами и четырьмя быками. Одно из самых ярких описаний прибрежной сутолоки содержится в текстах города Пер-Рамсес – новой столицы периода Нового царства, построенной в дельте Нила в 1200-х годах до н. э. После восхвалений по поводу обилия и разнообразия продуктовых припасов в городе – ячменя, пшеницы, лука репчатого и лука-порея, салата-латука, гранатов, яблок, маслин, инжира, вина, меда, рыбы и соли – автор пишет, что столичные «корабли выходят в плавание[104] и возвращаются к причалу, так что припасы и продовольствие привозят в столицу каждый день. Счастливы живущие в этом городе». С такой же гордостью мог бы упоминаться любой из речных портов в любые столетия эпохи фараонов.

Огромное влияние судоходства на все аспекты египетской жизни очевидно и в других случаях. Строительство пирамид и бесчисленное количество других крупных и малых дел требовало тщательной организации труда. Рабочие и ремесленники всех мастей объединялись в группы, названия для которых выбирались аналогично корабельным должностям, по старшинству: «нос, правый борт;[105] нос, левый борт; корма, правый борт; корма, левый борт; рулевые». Кроме того, египетская литература изобилует метафорическими отсылками к кораблям, тем самым указывая на тесное знакомство с судоходством даже среди тех, кто жил не у реки. В повести «Обличения поселянина» (около 2100 года до н. э.) поселянин Хунануп отправляется «вниз, в Египет»[106] из своего дома в Вади-Натрун, расположенного примерно в сотне километров к северо-западу от Мемфиса; человек одного из царских приближенных, именуемого Ренси, обвиняет поселянина в нарушении границы владений и забирает у него двух мулов. Хунануп взывает к Ренси и в своей речи проводит параллель между справедливостью своей жалобы, устойчивостью корабля и в расширительном смысле устойчивостью всего государства:

Если ты спустишься[107] к озеру Маат,Ты пойдешь по нему под парусом при ветре.Середина твоего паруса не прорветсяИ лодку не выбросит на берег.Не повредится мачта,Не сломаются реи.Не разобьется лодка, когда подойдешь к берегу,Не оттолкнут тебя волны обратно на глубину.Не будешь ведать ты опасностей, какими грозит река.

По египетским представлениям, порядок в стране и во вселенной – он же Маат – зиждется на личной нравственности каждого, от крестьянина до царя. В цитируемой повести Хунануп говорит приближенному фараона, что порядок в Египте зависит от того, насколько справедливо будет рассмотрено и решено его дело. Довольный речью Хунанупа, фараон велит Ренси притворно не обращать внимания на поселянина и тем самым дать фараону насладиться его красноречием. В течение девяти встреч Хунануп регулярно обращается к метафорам, связанным с судоходством. «Гляди, я плыву без лодки, – говорит он Ренси. – Ты, тихая гавань для всех тонущих, / Спаси того, кто потерпел кораблекрушение». И затем он клеймит Ренси за то, что тот – «Как город без правителя, / Как народ без вождя, / Как корабль без кормчего». Подобным же образом пять столетий спустя биографическая надпись, относящаяся к одному из чиновников Нового царства, сравнивает царицу Хатшепсут с причальными канатами, удерживающими государство-корабль в стремительном течении Нила. «Она – носовой канат юга,[108] причальный столб южан, надежный трос севера».