Александр Николюкин - Литературоведческий журнал № 31 Страница 15

в) кабинеты для более углубленной проработки этих научных дисциплин и для исследовательской и творческой работы работников художественной литературы;

с) лаборатории и кабинеты для углубленной проработки естественно-научных дисциплин, прежде всего физики, химии и биологии;

d) библиотеку, включающую и книги по естественным наукам;

е) музей и архив А.М. Горького и его учеников…»13.

Таким образом, Гронский во вновь создаваемом Литературном институте имени Максима Горького видел исключительно творческий, писательский ВУЗ.

Отвечая Гронскому 28 февраля, Горький возражал «против устройства в этом учреждении “лаборатории по естественным наукам”… а также считал, что такому ВУЗу больше подошло бы имя В.И. Ленина, затем излагает свой “схематический план преподавания в Литвузе”»14 и копию его направляет И.В. Сталину, сопровождая такими словами: «Серьезнейшее дело организации литвуза требует Вашего в нем участия, ибо дело это совершенно новое, а ставить его нужно образцово, без лишней словесной игры…»15

Вместе с тем сообщение Бубнова от 31 января, что «в настоящее время… уже подготавливается» организация в Москве «научно-исследовательского учреждения по литературоведению», Горький воспринимает как решение правительства создать, наряду с учебным литвузом его имени, и литературоведческое научно-исследовательское учреждение. «В Москве, – пишет он 6 мая 1933 г. из Сорренто Р. Роллану – …будем строить Институт по изучению всемирной литературы и европейских языков»16.

Однако время шло, каких-либо шагов в организации как Литературного Института имени Максима Горького при ЦИК Союза ССР, так и Института по изучению всемирной литературы и европейских языков писатель не видит. Особенно раздражала его медлительность создания Института его имени. Выступая на расширенном заседании Президиума Оргкомитета ССП 7 сентября 1933 г. и сказав: «Тут, как известно, предполагается организация литвуза, высшего литературного учебного заведения», – съязвит: «…но “улита едет, когда-то будет”…»17. (С момента выхода Постановления Президиума ЦИК Союза ССР об основании Института имени Максима Горького прошел ровно год.)

«Улита», чего не хотел понимать Горький, так медленно «ехала», точнее – почти не «ехала», по одной простой причине: создание сугубо литературного ВУЗа только как «высшего литературного учебного заведения» не отвечало ни духу, ни букве Постановления правительства. Нужен был Институт, в котором одновременно велись бы исследования литературы на новой методологической и научной основе и шло обучение «писателей из среды рабочих и крестьян» на последних достижениях наших литературоведов.

В то же время в воздухе, как говорится, уже давно витала идея создания сугубо Литературоведческого института, высказанная Ю.М. Соколовым, поддержанная Горьким и «рядом беспартийных литературоведов», о чем еще в январе 1933 г., как говорилось выше, Бубнов доложил Сталину. Разделяет эту идею и председатель Правления (директор) издательства «Academia» Л.Б. Каменев (Розенфельд).

В письме Горькому от 10 марта 1934 г., касаясь хода работы над «Пушкинской энциклопедией», а также начавшейся «реабилитацией этого дворянского стихотворца» А.И. Стецким «на собрании писателей» и признания его «самым популярным поэтом современности», Каменев заметит: «Надо бы двигать идею… Института литературоведения имени Пушкина»18. И сам стал «продвигать» идею создания такого Института, используя свои давние связи в руководстве ВКП(б), прекрасно сознавая, что без соответствующего политического решения высших партийных органов не начиналось у нас тогда сколько-нибудь серьезное дело. А создание Литературоведческого института было именно таким.

Озабоченность наших литературоведов, их тревога за состояние своей науки дошли наконец-то до слуха партийного руководства. Новый Институт решили не создавать, а усилить литературоведческую составляющую Литературного Института имени Максима Горького при ЦИК Союза ССР, включив в обязанность его «лаборатории для изучения художественной литературы народов Союза ССР» и изучение литератур народов других стран, мировой литературы. Соответствующим образом изменили и наименование Института – на Институт литературы им. А.М. Горького, сохранив его ведомственную подчиненность при ЦИК Союза ССР.

«Продвижение» Каменевым «идеи» Института литературоведения на «высоком» партийном уровне привело к тому, что как раз ему-то и предложили возглавить переименованный Литературный Институт имени Максима Горького. И было это сделано, несомненно, с ведома и согласия писателя.

29 апреля 1934 г. Каменев пишет Горькому: «Об институте литературоведения думаю, но жду решающих слов»19, а уже 8 мая сообщает писателю: «Сегодня получил извещение о назначении меня директором Института литературы им. Горького. Приступаю к делу, т.е. начинаю беседовать с разного рода “сведущими людьми”, коммунистами и некоммунистами, литературного цеха для выяснения их пожеланий, отбора возможных сотрудников, составлении программы. Надеюсь в три дня провести ряд подобных бесед и тогда явиться к Вам не с пустыми руками. Дело большое, и надо сразу ставить его не широко, не по кустарному (“образцово” писал Горький Сталину 28 февраля 1933 г. – А.К.). Как только для меня самого хоть что-либо прояснится, в смысле возможных помощников, программы и пр., приеду Вам рассказать и посоветоваться. Если уж делать это дело, надо сделать этакую Сорбонну литературоведения»20.

В конце мая такая встреча, по-видимому, все-таки состоялась, так как уже 26 мая Горький пишет Р. Роллану, что под Москвой будет «основан “Город науки”. Наверное, там же будет строиться Институт изучения всемирной литературы, весьма интересный по его программе»21. Правда, участвовать в создании «Сорбонны литературоведения» и «Института изучения всемирной литературы» Каменеву не пришлось. 16 декабря 1934 г. он был арестован, в январе стало ясно, что у Института литературы им. А.М. Горького должен быть новый директор. 5 мая 1935 г. им стал доктор философских наук, член-корреспондент АН СССР И.К. Луппол (1896–1943)22. Ему пришлось, как говорится, с нуля создавать этот Институт, который уже при нем становится Институтом мировой литературы.

За процессом формирования Института внимательно следит Горький, интересуясь состоянием дел даже тогда, когда обстоятельства вынуждали писателя быть вдали от Москвы. Так, в Архиве А.М. Горького сохранилась записка от ноября 1935 г., посланная писателем из Крыма, где он находился на лечении, его секретарю П.П. Крючкову. В ней Горький, в частности, спрашивал: «Литвуз – как с ним? Что делает… Луппол?»23. Крючков, как можно предположить, переадресовал эти вопросы самому И.К. Лупполу (а именно Институт литературы Горький называл Литвузом, так как ныне существующий Литвуз тогда назывался еще ВРЛУ – Вечерним рабочим литературным университетом), который и отвечает на интересующие писателя вопросы в письме от 25 ноября 1935 г.

Прежде всего Луппол сообщает, что «закончили ремонт временного помещения (Института. – А.К.) на Москворецкой, 11»24, а затем касается всех сторон деятельности Института: идет комплектование библиотеки. «Есть уже до 40 тыс. томов. “Толстая” периодика XIX века представлена уже очень неплохо… Основные линии подбора – история мировой литературы, и прежде всего классики в лучших научных, а также в прижизненных изданиях авторов. С сентября приступили к комплектованию отдела художественной иллюстрации. Уже есть до 20 тыс. номеров – отдельных листов и в альбомах, и книжных изданиях. Основные линии подбора – портреты писателей, сюжетная иллюстрация, бытовая гравюра и литография». Затрагивая вопрос о формировании отдела рукописей, Луппол скажет: здесь главным направлением является, «не отказываясь от “самотека”, от отдельных писем и т. п., ориентироваться на большие, ценные и, так сказать, “творческие” архивы».

Особо Луппол подчеркнет необходимость создания внутри Института специального подразделения, основной задачей которого будет изучение творчества Горького и поиски материалов, имеющих отношение к жизни и деятельности писателя. «Для меня, – говорит Луппол, – совершенно ясно, что без отдела, кабинета (дело не в названии) Максима Горького, нашего Института нет и быть не может. Здесь должны быть представлены и книги (русские издания и переводы – все), и весь графический материал, и рукописи – по возможности; и литература о Вас, и архивные документы и т.д. и т. п. Мы начинаем все это… ибо это и личное творчество, и эпоха, но без Вашего доброго расположения нам будет трудно. Не отнеситесь к этому, Алексей Максимович, сурово и помогите».