Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1995 год Страница 15

Поток сопротивляется, ноги соскальзывают с камней, но все же шаг за шагом мы продвигаемся вперед. Преодолев почти половину пути, натыкаемся на мелководье. Байда плотно садится на шероховатый камень — приходится тащить ее резкими рывками, буквально юзом. Мысленно благодарю Макарова: он проклеил дно велотрубками, иначе шкура «Тайменя» ни за что не выдержала бы таких нагрузок. Чуть выше довольно глубокий желоб — делаю шаг, и вода поднимается выше колена. Чувствую — еще мгновение и меня смоет. Вдруг слышу сверху предостерегающий оклик Белоусова, поднимаю голову и вижу: прижав к себе камеру, хватаясь свободной рукой за торчащую рядом глыбу, наш оператор с трудом пытается удержаться на ногах, борясь с неожиданно накатившей на него волной. Глядя на эту стремительную массу воды, летящую навстречу черным тараном, успеваю подумать, что не устою. В следующее мгновение все смешалось... правда, чувствую, что нос байдарки все еще у меня в руках, и нас куда-то тащит, притирая к валунам. Наконец удается зацепиться ногами за дно и остановить хаотичное падение. Сквозь брызги, заливающие глаза, вижу, как Хижняк, оказавшийся выше по течению на корпус лодки, стоя на камне, изо всех сил пытается удержать вырывающуюся из рук корму... Кое-как выбираемся на берег. Странный сброс воды, чуть не оставивший нас без вещей, продуктов и, что самое неприятное, без видеокамеры, прекратился так же внезапно, как и начался.

В плену болот

Через несколько дней, пройдя за очередные восемь часов менее двух километров, мы поняли, что дальнейшее продвижение вверх по реке практически невозможно. До гор оставалось еще около двадцати километров труднейшего пути.

Посовещавшись, решили идти дальше пешком. Это был очень ответственный шаг: русло постоянно петляет, а частичное затопление делает прибрежный участок практически непроходимым. Но главная опасность состоит не в том, что нападет ягуар или анаконда. Самое страшное — заблудиться, не выйти обратно к реке: сельва медленно, но неумолимо поглотит тебя, и тогда пиши пропало.

Уходим на рассвете. Еще ни разу за все время экспедиции у нас не возникало такого тоскливого чувства: мы прощались с лодкой, как с живым существом, может быть, потому, что сомневались — отыщем ли ее на обратном пути...

Идем уже четыре дня. Несмотря на все надежды выйти в первичную сельву, мы с черепашьей скоростью продвигаемся по затопленному лесу. Кругом вода, иногда доходящая до пояса и выше, булькающий болотный газ, и ни малейшего просвета впереди. Рука механически рубит усыпанные длинными, тонкими шипами стебли молодых пальм, цепкие сети лиан, побеги, напоминающие заросли осинника, и прочие растения, которые никого из нас уже не интересуют. Мы идем к горам — чтобы наконец увидеть свет. Желание во что бы то ни стало выбраться к нагорью становится навязчивой мыслью, словно нас там ждут.

Вероятнее всего, мы забрели в верховое болото Куэйрас. Появилось множество комаров, они гораздо крупнее встречавшихся ранее и к тому же ярко-голубого цвета. Или это только кажется? У Александра и Анатолия начались приступы лихорадки...

Совершенно обессиленные, выбираемся на более или менее сухое место. Привал. Сбрасываем рюкзаки и падаем рядом с ними. Не хочется шевелиться, кажется, так лежал бы и лежал. «Подкрепляемся» из моей трехлитровой фляжки, пуская ее по кругу, — в ней вода из болота, пропущенная через фильтр, с растворенным бразильским фруктовым порошком «юпи» без сахара. Тяжело. А Белоусову с Хижняком тем более: их периодически трясет в лихорадке, да и в промежутках между приступами они чувствуют себя не многим лучше. Меня лихорадка пока обходит стороной, а первоначально избыточный вес, видимо, позволил организму сохранить большую работоспособность за счет сжигания запасов жира. Похудел я, наверное, уже килограммов на десять. Но если мне это только на пользу, то на ребят просто страшно смотреть. Короче, как сказал Хижняк, многозначительно взглянув на меня и Белоусова, «пока толстый сохнет, худой сдохнет».

Пришлось переложить большую часть их груза в мой рюкзак. Взваливаю его на спину с помощью товарищей — одному не справиться. Саша при этом еще ухитряется снимать.

Потом двинулись вперед. Со стороны я, тяжело загруженный, должно быть, являл собой забавное зрелище, о чем свидетельствовали смешки моих товарищей, — видимо, смех, как и надежда, действительно, умирают последними. Раза три упавшие деревья, по которым мы шли, пропустив моих идущих налегке спутников, трещали и ломались подо мной. Причем один раз я даже чуть было не рухнул с почти трехметровой высоты. Чудное зрелище представляла наша группа и в топи: двое бредут по колено в воде, а третий — почти по пояс, и вокруг повсюду — булькающие пузыри болотного газа. За это время я вдосталь наслушался шуток про коротконогих карликов — но не обижался. Да и отшучиваться не имел ни малейшей охоты — при каждом шаге нога проваливалась сантиметров на двадцать-тридцать. Я то и дело терял равновесие и, чтобы не упасть, хватался за свисающие лианы.

На ночь тамбур палатки просто закрепляем на растяжках над незаболоченным участком. Кипятим воду, бросив в нее щепотку кофе. Сахара давно нет, а порцию меда с арахисом едим только по утрам. Но, как ни странно, чувство голода практически не ощущается.

Влезаю под полог палатки, с наслаждением вытягиваюсь, закрываю глаза. Но уснуть мешает странное ощущение — мне кажется, что мои волосы и кожа на руках шевелятся. Первая мысль пугает — я болен и брежу. Откинув усилием воли пелену надвигающегося сна, нащупываю лежащий у выхода фонарь. От зрелища, высвеченного тусклым светом фонаря, часто заколотилось сердце. В ту же секунду я вскакиваю, приподнимая головой безжизненно свисающий верх палатки. Пол у моих ног шевелится — поверх его копошатся термиты, их видимо-невидимо, похоже, они пробрались через неплотно завязанный вход. Термиты не опасны, но спать в живом месиве жирнобрюхих насекомых решительно невозможно. На мой невольный призыв о помощи ребята, сушившие у костра вещи, откликнулись неохотно. Подумаешь, термиты, эка невидаль!.. Они, видимо, не поняли, сколько их здесь. Делать нечего — зажав в кулаке портянку, начинаю расправу. Очень скоро пол палатки покрывается вязкой, жирной массой — оставшиеся в живых несколько десятков термитов вряд ли смогут причинить серьезное беспокойство. И вот наконец я забываюсь мертвым сном.

Над сельвой

Анатолий все же вывел нас из болот. Под ногами уже более или менее сухо. Слышится пение птиц. Гнилое место осталось позади.

Мы проходили через довольно четко выраженные пояса растительности. Типичная сельва перешла в непроходимые заросли, напоминающие молодой осинник, который, в свою очередь, уступил место роще диких банановых пальм, однако их плоды, к сожалению, оказались несъедобными. Затем мы вступили в чащобу травянистых растений почти трехметровой высоты. И снова чудо: под ногами то тут, то там стали попадаться дикие ананасы, размером не больше яблока... Теперь мне кажется, что я в жизни не ел ничего более вкусного, чем эти невзрачные с виду плоды, созревающие где-то далеко-далеко — у самого подножия Гвианских гор...

Гора появилась внезапно, сельва вдруг расступилась — я невольно прикрыл глаза от ослепительного света, но все же увидел серую гранитную стену, уходящую вверх под углом около тридцати пяти градусов.

Оставив часть груза у подножия стены, начинаем подъем — он довольно тяжел, но передвижение по открытому пространству доставляет наслаждение. Можно снять опостылевшие куртки и подставить задыхающуюся кожу солнцу и ветру.

И вот наконец мы на вершине. Кстати, как ни старались, мы не смогли отыскать на карте эту, возвышающуюся над сельвой метров на триста, каменную глыбу, хотя на карте были довольно точно отмечены даже стометровые высотки. Наносим ее на карту — гору Нежданную.

Хижняк с Белоусовым ушли осматривать небольшой лесок на противоположном склоне. Я остался один. Описать переполнявшие меня чувства невозможно, но я все же попытаюсь. Чтобы представить себе, что такое сельва, ее надо увидеть сверху. Когда ты внутри нее, взгляд выхватывает лишь отдельные детали, но из них нельзя сложить единый образ — он виден только с высоты птичьего полета. Орлы — зоркие, мрачные стражи амазонских лесов — легко кружат над зеленым ковром, из которого наподобие залпов салюта вырываются кроны гигантских деревьев, покрытые яркими цветами. Вдалеке — гряда гор, а вокруг, насколько хватает глаз, до самой линии горизонта, — зеленый океан, поражающий своей бесконечностью и великолепием. «Бог велик — а лес больше». Только здесь, на Нежданной, я уяснил для себя смысл этих слов.

Птичий суп

Спустившись по противоположному склону, погружаемся в настоящую первичную сельву. Двигаемся легко и буквально через два километра, следуя вдоль небольшого ручья, натыкаемся на заброшенную индейскую стоянку. Судя по всему, индейцы покинули ее месяца три назад. Пальмовые листья крыш местами обвалились, но каркасы, связанные полосками коры, пока стоят. Решаем остановиться здесь на ночь.