Мартин Форд - Роботы наступают Страница 16

Поляризация на рынке труда также продолжилась, а подъем экономики без создания рабочих мест стал нормой. В реактивных самолетах использовались все те же основные конструктивные элементы и силовые установки, что и в 1970-е гг., но благодаря применению компьютеров в проектировании и моделировании удалось обеспечить постепенное улучшение различных параметров авиатехники, включая, например, расход топлива. Информационные технологии, встроенные в авиационные системы, стали еще более сложными, а полная автоматизация управления самолетом стала обязательным элементом бортовых систем, обеспечивая взлет, перелет до места назначения и затем приземление — и все это без вмешательства человека.

Тут вы можете справедливо возразить, что нарисованная мной картина кажется слишком упрощенной, или даже заявить, что я во всем неправ. Как быть с глобализацией или, скажем, рейганомикой — разве не в них причина всех проблем? Как я уже говорил, этот нарратив задумывался как гипотетический: простая история, которая должна помочь разобраться с аргументами в пользу мнения о том, что за упомянутыми выше семью тенденциями в экономике, подтвержденными соответствующими данными, стоит именно развитие технологий. Каждая из этих тенденций была детально изучена не одной группой экономистов, пытавшихся понять первопричины, и часто технологии оказывались тем фактором, который способствовал зарождению и развитию данных тенденций, если не определял их полностью. Однако взгляд на развитие информационных технологий как на силу, обеспечившую коренной поворот в экономике, кажется наиболее убедительным, если рассматривать все семь тенденций вместе.

Наряду с развитием информационных технологий существуют еще три явления, которыми — хотя бы теоретически — можно объяснить все семь тенденций в экономике (ну или по крайней мере большинство из них). Это — глобализация, рост влияния финансового сектора и политика (под которой я понимаю такие факторы, как либерализация и упадок профсоюзов).

Глобализация

Отрицать колоссальное влияние глобализации на ряд отраслей и регионов бессмысленно — достаточно взглянуть на так называемый «пояс ржавчины» в США[18]. Но одной лишь глобализацией, даже с учетом торговли с Китаем, объяснить стагнацию зарплат большинства работающего населения США в последние четыре десятилетия невозможно.

Во-первых, международная торговля напрямую затрагивает людей, занятых в производстве конкурентоспособных товаров и услуг — другими словами, в отраслях, производящих товары и оказывающих услуги, которые пользуются спросом в других странах. Подавляющее большинство работающих американцев заняты в иных отраслях, включая государственные органы, образовательные и медицинские учреждения, заведения общественного питания и розничную торговлю. Эти люди практически никогда не конкурируют напрямую с аналогичными структурами в других странах, а значит, глобализация не может быть причиной снижения их зарплат.

Во-вторых, несмотря на то что многим кажется, будто практически все продаваемое в Walmart произведено в Китае, большая часть потребительских расходов американцев остается в США. Согласно данным анализа, проведенного в 2011 г. двумя экономистами из Федерального резервного банка Сан-Франциско — Галиной Хейл и Бартом Хобиджн, 82 % приобретаемых американцами товаров и услуг производятся полностью в США. А все потому, что американцы тратят большую часть своих денег на услуги, которые не могут быть оказаны нигде, кроме США. При этом на импорт из Китая приходится менее 3 % потребительских расходов американцев{92}.

Несомненно, верно то, что, как это показано на рис. 2.8, по сравнению с началом 1950-х гг. доля американцев, занятых в промышленном производстве, резко сократилась. Эта тенденция зародилась задолго до вступления в силу Североамериканского соглашения о свободе торговли (NAFTA) в 1990-е гг. и подъема Китая в 2000-е гг. Более того, есть основания полагать, что в конце мирового экономического кризиса это падение остановилось, о чем свидетельствуют более высокие показатели занятости в промышленном производстве, чем в целом по рынку труда.

{93}

Какая-то другая могущественная сила шаг за шагом приводила к сокращению рабочих мест в промышленности. Эта сила — развитие технологий. Даже несмотря на непрерывное уменьшение доли обеспечиваемых промышленностью рабочих мест в общем количестве экономически активного населения, стоимость товаров, произведенных в США, с учетом инфляции за это время выросла очень значительно. Мы производим все больше и больше, но при этом обходимся все меньшим и меньшим количеством работников.

Повышение роли финансового сектора

В 1950 г. на финансовый сектор приходилось около 2,8 % экономики США. К 2011 г. доля финансовых операций выросла более чем в три раза — приблизительно до 8,7 % ВВП. Сумма вознаграждения, выплачиваемого сотрудникам финансовых учреждений, также увеличилась многократно за последние три десятилетия и в настоящее время превышает приблизительно на 70 % аналогичные средние показатели во всех других отраслях{94}. Объем находящихся в собственности банков активов взлетел с 55 % ВВП в 1980 г. до 95 % в 2000 г. При этом доходы финансового сектора более чем удвоились по сравнению со средним показателем доходности для всех корпораций, составлявшим 13 % в 1978–1997 гг., достигнув 30 % в период с 1998 по 2007 г.{95} Независимо от выбранной методики измерения доля финансов в общем объеме экономической деятельности существенно выросла в США и — правда, не в столь впечатляющей степени — почти во всех промышленно развитых странах.

Главное обвинение в адрес финансиализации экономики сводится к тому, что в основной своей части эта деятельность направлена на получение ренты. Другими словами, финансовый сектор не создает реальную стоимость и не способствует росту общего благосостояния общества; он всего лишь ищет все более и более изощренные способы выкачивания прибылей и богатства из остальных секторов экономики. Вероятно, образнее всех это обвинение сформулировал Мэтт Тайбби из Rolling Stone, выступивший в июле 2009 г. с обличительной статьей, в которой обрушился с критикой на банк Goldman Sachs, обозвав это учреждение с Уолл-стрит «громадным спрутом-кровопийцей, обхватившим своими щупальцами лицо человечества и беспощадно вонзающим свое кровососущее жало во все, что пахнет деньгами»{96}.

Изучавшие феномен финансиализации экономисты обнаружили устойчивую корреляцию между ростом финансового сектора и неравенством, а также сокращением доли труда в национальном доходе{97}. Тот факт, что финансовый сектор, по сути дела, облагает остальную экономику своего рода налогом, а затем перераспределяет выручку в пользу тех, кто находится на вершине иерархии распределения доходов, является достаточным основанием для того, чтобы сделать вывод о его влиянии на ряд рассмотренных нами тенденций. Впрочем, взвалить на финансиализацию всю вину, скажем, за поляризацию и уничтожение рабочих мест, связанных с рутинными операциями, вряд ли можно.

Также важно понимать, что рост в финансовом секторе в большой степени зависит от развития информационных технологий. Практически все инновации в финансовой сфере, появившиеся в последние десятилетия, включая, например, обеспеченные долговые обязательства (CDO) и экзотические производные финансовые инструменты, не были бы возможны без доступа к мощным вычислительным ресурсам. Более того, почти две трети торговых операций на рынках ценных бумаг в настоящее время осуществляется в автоматическом режиме по специальным алгоритмам, а фирмы на Уолл-стрит обзавелись огромными вычислительными центрами, которые располагаются в непосредственной близости от бирж, поскольку это позволяет получить преимущество в скорости торговли, исчисляемое крошечными долями секунды. В период с 2005 по 2012 г. среднее время выполнения торговой операции снизилось с 10 секунд до всего лишь 0,0008 секунды{98}. При этом именно высокочастотная роботизированная торговля сыграла решающую роль в «мгновенном обвале» в мае 2010 г., когда индекс Доу — Джонса для акций промышленных компаний рухнул почти на тысячу пунктов, а затем восстановился, принеся чистую прибыль, — и все это в течение каких-то пары минут.

Если рассматривать финансиализацию с этой точки зрения, то вряд ли ее можно назвать убедительным объяснением наших семи тенденций в экономике; скорее, это — по крайней мере в некоторой степени — одно из следствий набирающего обороты развития информационных технологий. В связи с этим хочется предостеречь всех, кто думает о будущем: нет никаких сомнений, что по мере дальнейшего развития технологий в условиях отсутствия сдерживающих норм и ограничений инноваторы от финансов обязательно найдут новые возможности для извлечения выгоды, и, если судить по опыту прошлого, вряд ли можно поручиться, что это пойдет на пользу обществу в целом.