Петр Романов - Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II Страница 16

Как всегда, точнее всех попал в яблочко Ключевский, называвший Сперанского «Вольтером в православно-богословской оболочке». Во всяком случае, парадоксальность оценки равнозначна в этой формуле неординарности самой личности.

Реформатор побывал и на самой вершине государственной власти, и в жестокой опале. Его часто ценили люди, принципиально расходившиеся с ним во всем другом. Участники дворянского восстания 1825 года – декабристы – в случае своей победы планировали включить Сперанского в кабинет министров. А с другой стороны, его же наградил орденом Андрея Первозванного Николай I, подавивший это восстание, причем в знак особого расположения к реформатору снял орденскую ленту со своего плеча.

Сперанский являлся блестящим знатоком международного права, великолепно знал, как функционирует государственная машина в крупнейших европейских странах, детально изучил их конституции. Однако, зная глубинную природу болезней Российского государства, Сперанский прекрасно понимал, что автоматическое применение в России западного опыта необходимых результатов не даст. «Тщетно писать или обнародовать общие государственные статуты или конституции, если они не основаны на реальной силе в государстве», – замечал Сперанский.

Его принципиальной позицией была необходимость учитывать не только «внешнюю конституцию» государства – то есть свод формально изданных законодательных актов и наличие тех или иных учреждений, но и «конституцию внутреннюю» – то есть реальное положение в обществе. Если положения конституции «внешней» не согласуются с конституцией «внутренней», то самые замечательные законы не будут исполняться и останутся мертворожденными.

Для Сперанского, способного грамотно и быстро подготовить любой документ, не представляло большой сложности составить самую передовую в мире конституцию. Куда сложнее было написать основной закон, пригодный для использования в тогдашней России. С учетом ее тяжелобольной «внутренней конституции».

«Я нахожу в России два класса: рабов самодержца и рабов землевладельцев. Первые называются свободными только по отношению ко вторым. В России нет истинно свободных людей, не считая нищих бродяг и философов», – ставил диагноз Сперанский.

И еще. Как полагал реформатор, «истинная сила правительства состоит: 1) в законе, 2) в образе управления, 3) в воспитании, 4) в военной силе, 5) в финансах».

Из этих необходимых государству элементов «три первые», по мнению Сперанского, в России практически не существуют.

Исходя из этого нелицеприятного диагноза, Сперанский не раз ставил перед Александром I ряд жестко увязанных между собой вопросов, настаивая на том, что, либо государь в реформе обязательно учтет все элементы предлагаемого плана, либо план обречен на неудачу. План государственного переустройства должен быть всеобъемлющим, затрагивать всю политическую систему и общество: исполнительную, законодательную и судебную власть, центральные и местные учреждения.

К тому же, учитывая умонастроения российского общества, нужно точно знать не только «что делать», но и когда начинать реформы. Для России и самих реформаторов одинаково опасно как забежать вперед, так и отстать. И наконец, не менее важен вопрос о том, кто будет реализовывать намеченные планы. Самый прекрасный проект могут легко загубить бездарные исполнители. На это Сперанский обращал внимание постоянно:

Все чувствуют трудности управления… К сему присовокупляется недостаток людей. Тут корень зла; о сем прежде всего должно бы было помыслить тем юным законодателям, которые, мечтая о конституциях, думают, что это новоизобретенная какая-то машина, которая может идти сама собою везде, где ее пустят.

На предложения Сперанского император, как главный заказчик проекта, реагировал по-разному, в чем-то с ним соглашаясь, а в чем-то нет, то есть изначально разрушал общий замысел реформатора. Соглашаясь, например, с мыслью Сперанского о необходимости точно выбрать момент начала реформ, император расходился с ним в оценке конкретной исторической ситуации. Александр больше боялся забежать вперед, чем опоздать. Его не убеждали даже апокалиптические предсказания Сперанского, который пытался воздействовать не столько уже на разум государя, сколько на его эмоции. Если Александр не решится пойти на реформы, писал императору Сперанский, то он может вызвать «бурю народных страстей»:

Произвол и анархия будут казаться единственными средствами получить свободу… Падение сего колосса [империи] не может не быть ужасающим. Реки, текущие кровью виновных и невинных жертв, понесут будущим поколениям память об этом событии.

Зная, что произошло в дальнейшем, можно сказать, что предсказания Сперанского относительно того, что медлить с реформами в России крайне опасно, сбылись. И даже дважды. Многое из истории падения Российской империи в 1917 году и последовавшей затем Гражданской войны соответствует апокалиптическим картинам, нарисованным Сперанским. Падение советской империи, к счастью, не сопровождалось «реками крови», но и оно имеет свой собственный мартиролог.

Вместе с тем вопрос о выборе приемлемого для начала глубоких реформ момента столь сложен и неоднозначен, что было бы неверно упрощенно упрекать Александра I в нерешительности, а из Сперанского делать радикала, каким он на самом деле никогда не был. Тот же Сперанский в своих рассуждениях не исключал, что между подготовкой конституции и ее обнародованием может пройти полстолетия, в ходе которых власть должна постепенно готовить общество к столь важному шагу.

Легко заметить, насколько изменились в сторону большего консерватизма многие первоначальные оценки Сперанского. Поздний Сперанский не отказался от своих основных идей, но стал осторожнее в рекомендациях. В какой степени это диктовалось горьким личным опытом и конъюнктурой, а в какой более взвешенным и трезвым под старость взглядом на жизнь, сказать сложно.

Общий план преобразований Сперанский подготовил очень быстро, практически за год. Работа началась в конце 1808 года, а закончилась в октябре 1809 года. Коротко и емко этот план изложил Ключевский:

Сперанский заплатил в своем плане щедрую дань политическим идеям XVIII века о воле народа как истинном источнике власти… План его излагал основания уравнения русских сословий пред законом и новое устройство управления: крестьяне получали свободу без земли, управление составлялось из тройного рода учреждений – законодательных, исполнительных и судебных. Все эти учреждения сверху донизу… имели выборный характер. Во главе этого здания стоят три учреждения: законодательное – Государственная дума, состоящая из депутатов всех сословий, исполнительное – министерства, ответственные перед Думой, и судебное – Сенат. Деятельность этих трех высших учреждений объединяется Государственным советом, состоящим из представителей аристократии…

Ключевский заключает: «Это была политическая мечта, разом озарившая два лучших светлых ума в России». То есть Сперанского и Александра I.

Реализовалась эта мечта вопреки пожеланию Сперанского не целиком, а отдельными частями и в разное время.

Сослужил своей стране Сперанский и еще одну службу, хотя сами русские по достоинству ее до сих пор не оценили. В годы нашествия Наполеона реформатор находился уже в ссылке, а потому мало кто догадывается о том немалом вкладе, что внес Сперанский в победу над французами. Просто свои баталии он начал раньше других и воевал не на поле боя, а за письменным столом, приводя в порядок вконец расшатанные российские финансы.

К 1810 году главной проблемой для императора Александра I стало найти министра финансов, поскольку от должности отказывались все. И было из-за чего. С одной стороны, неумелое управление, а с другой – ряд войн и невыгодная российской экономике континентальная блокада Англии, навязанная Наполеоном, привели к тому, что государственный долг России достиг катастрофической черты. Бюджет на 1810 год вскрыл, что страна имеет 125 миллионов дохода, 230 миллионов расхода, 577 миллионов долга и ни малейшего резерва или хотя бы идеи, как получить дополнительный доход. Если учесть, что на политическом горизонте все отчетливее просматривалась полномасштабная война с наполеоновской Францией, а государству не хватало денег, чтобы прокормить армию, понятно, что ситуация являлась катастрофической.

На помощь призвали Сперанского. За два месяца, опираясь на идеи Адама Смита, он и разработал план выхода из финансового тупика. За короткий период, остававшийся до 1812 года, чуда Сперанский не совершил, но из кризиса страну вывел и позволил ей подготовиться к войне. Реформатор просто грамотно применил на русской почве западный опыт: установил жесткий контроль над государственными расходами, приступил к изъятию из обращения ассигнаций и образованию капиталов для их погашения, предпринял ряд мер по развитию внутренней и внешней торговли, ввел новые налоги и т. д.