Александра Матвеева - Геополитическая концепция истории России П. Н. Савицкого Страница 17

Новая система власти по Устрялову и Савицкому сводилась к формуле: изменение экономической политики большевиков, в сторону «обуржуазивания», при сохранении их политического аппарата, государственной «надстройки», продемонстрировавшей в годы Гражданской войны, свою созидательную силу[299].

Но если Н. В. Устрялов полагал, что основной причиной этого перерождения советской власти в национал-большевистскую будет «экономический Брест большевизма», который потом повлечет эволюцию «стиля государственных устремлений» советской власти к «наполеонизму»[300], то П. Н. Савицкий считал это всего лишь следствием. Как было показано выше, еще в 1919 г. он представил уникальную геополитическую теорию, обосновывавшую неизбежность термидора в Советской России, а потом и в СССР. Основная причина такого перерождения заключалась в географически обусловленной «исторической необходимости» определенной внутренней организации пространства бывшей Российской империи. Собирая имперское пространство, большевики были вынуждены подчиниться этим законам, в частности, создать себе социальную опору, по примеру столыпинской России, в виде крепкого собственника[301]. Именно эта геополитическая основа в оценке исторического процесса будет выделять евразийство на фоне других пореволюционных течений, в том числе и от сменовеховства; разграничивать взгляды Устрялова и Савицкого.

Сам Петр Николаевич это подчеркивал всегда. Так, в одном из писем своему единомышленнику А. А. Суркову, он отмечал: «Особенность евразийства заключается в сочетании (вообще говоря, смело сказать, редком в истории) напряженного мистико-историософского порыва с не менее ярко выраженной конкретно-исторической, даже географической установкой»[302].

Термин «большевизм» Савицкий, как и Устрялов, считал подлинно народным, определяя его как «систему, имеющую упор в большинстве и удовлетворяющую его потребностям»[303]. В этой связи, национал-большевизм евразийцев, по его мнению, проявлялся в стремлении к восстановлению национального образа России в большевистском лоне[304]. Путь к достижению данной цели проходил через устранение интернационалистических компонентов в политике советской власти, «при сохранении конкретных задач международной политики», и через восстановление прав «лично-хозяйственного начала» в рамках государственной социалистической экономики[305]. В этой связи, Савицкий за 3 года до кламарского раскола позиционировал себя как одного из самых левых национал-большевиков[306].

Отношение к позиции «Смены Вех» у идеолога евразийства было иным. Савицкий изначально не хотел «примазываться» к «сменовеховцам», поскольку не был уверен в «бескомпромиссности» всех представителей этого движения[307]. В письме к Н. С. Трубецкому и П. П. Сувчинскому 1926 г. Савицкий выделил принципиальные отличия между особенным «евразийским национал-большевизмом» и сменовеховским его вариантом. Так, он подчеркивал, что евразийцы не являются сменовеховцами, поскольку «Вехи» 1907 г. для них не имеют значения: «в том, что «Вехи» обличают в фантастическом (но в то же время, и героическом) революционном интеллигентстве, имеются черты, которым в некотором формальном смысле, должны поучиться евразийцы»[308].

Отношение к более поздним пореволюционным движениям было несколько пренебрежительным. Считая, что «подлинно, существенно, пореволюционно» лишь евразийство, он рассматривал другие общественно-политические группировки этого же направления (национал-максималистов, группы «Третьей России», «Нового града» и т. д.), как второстепенные, точнее, производные от «хронологически первого среди пореволюционных течений» (т. е. евразийства)[309]. Савицкий подчеркивал, что все эти движения вышли из евразийства, поскольку их программы построены на заимствованных у евразийцев идеях.

Пожалуй, только Н. В. Устрялов был единственным теоретиком, чьи пореволюционные установки Савицкий воспринимал, как национал-большевистские, близкие евразийству. Но евразийство эволюционировало очень прогрессивно. Оно переходило от задач познания и осмысления исторических процессов к цели участия в них, управления ими.

С марта 1923 г. евразийство начинает оформляться как политическая организация, начинаются первые евразийские съезды и через П. С. Арапова, племянника Врангеля, устанавливаются связи с «Трестом»[310]. П. Н. Савицкий будет входить в состав всех управляющих органов: «Три П» (куда также входили еще два тезки Савицкого П. П. Сувчинский и П. С. Арапов), с 1924 г. в «Совет Пяти», затем «Совет евразийства», «Совет нефти». Как будет показано ниже, решения именно Савицкого в этих организациях играли ключевую роль, определяя вектор политической и идейной эволюции всего разнородного евразийского движения.

Как отмечал сам П. Н. Савицкий, перед евразийством были две альтернативные возможности: первая – «укрепиться в образе немноголюдного общения избранных», разрабатывать «новые ценности русской культуры» и «добиться личного влияния на тех или иных деятелей современной России»; второй путь – превращение евразийства в мощную организованную группу, став основой широкого социального движения[311]. Первый вариант был путем Устрялова, но Савицкий, как политический лидер евразийства, избрал второй. По этому поводу позже Савицкий подчеркивал, что «евразийцы» не являются «устряловцами»: Устрялов – человек сегодняшнего, мы – люди завтрашнего дня»[312].

Во многом, этому способствовали контакты с «Трестом», мощной военной организацией, с которой евразийцы стали связывать надежду на возможность захвата власти в СССР. Связь с «Трестом» повлияла на изменение не только собственно политических установок Савицкого, но и его исторического мировоззрения. Он, будучи политическим лидером, хотел принять участие в «пластическом процессе истории». А для этого, необходимо познать ее закономерности.

Неслучайно Савицкий подчеркивал, что «проблема русской революции есть тот основной стержень, около которого движется их (евразийцев – А. М.) мысль»[313]. Анализируя события 1917–1922 гг., П. Н. Савицкий выявил «основные закономерности революции»: «Процесс осуществившейся революции связан со сменой правящего строя. В первой фазе революции происходит эта смена, во второй – протекают перегруппировки в пределах уже сложившегося слоя»[314]. Но при этом, своеобразная «эволюция» революции должна была получить импульс извне, от внешней силы, которая должна проникнуть в ряды правящих верхов. Такая историческая конструкция имела вполне очевидную идейно-политическую заданность.

С середины 20-х гг., евразийцы меняют свою национал-большевистскую установку – теперь капиталистическое перерождение советского строя их не устраивало. В письме Н. С. Трубецкому (сентябрь 1925), Савицкий утверждал следующую политическую установку евразийства: «Конечный результат произведенной коммунистами «революции» евразийцы признают подлежащим ниспровержению»[315].

В 1925 г. Совет евразийства, куда входил Савицкий, выработал новую концепцию тактических действий и стратегию по захвату власти в СССР. Согласно ей, евразийство позиционировалось как «движение революционное, культурные задания которого могут быть выполнены лишь промышленным[316] путем» и брало установку не на борьбу с революцией, а на «использование ее для своих целей» при условии устранения коммунистической верхушки»[317].

В своей программе 1927 г. евразийцы подчеркивали, что под воздействием этого процесса «компартия оказалась бессильной и выпустила из рук дело широкой социальной помощи и оставляет низшие слои одинаково городской и сельской бедноты в самом беспомощном и бедственном состоянии»[318]. «Прозревая глубокий смысл революции», Савицкий вместе с евразийцами собирался «готовить следующую ее фазу»[319]. Так, в письме В. В. Дейтриху от 5 января 1928 Савицкий заявлял, что «включенность во внутренние процессы есть действительно первейшая задача, и мы имеем шансы ее разрешить, ибо поняли закономерность второй фазы революции[320]. «Естественный» процесс «саморазложения» компартии предлагалось ускорить, организовав в советской России «противокоммунистическое движение», но при «экономии народных сил»[321].

Таким образом, от пассивной политической позиции ожидания самостоятельной внутренней эволюции большевистского режима в национал-большевистский Савицкий пришел к идее о необходимости внешнего воздействия на политическую верхушку Советской России, идее о своеобразной евразийской прививке национал-большевизма. Этот процесс очень метко охарактеризовал П. Н. Милюков, в своем докладе, сделанном в Праге в 1927 г., когда заметил, что «устряловщину национал-большевистская стихия уже переросла»[322].