Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1994 год Страница 17

И еще в ту встречу в Мак-Мердо я рассказал Гордону о флагштурмане Юре Робинсоне и его летчиках, летавших из Мирного на станцию Восток и видевших в центре Антарктиды и ее ледяного щита, на поверхности, какие-то странные, темные, размером в несколько километров пятна. Эти пятна — Юра называл их «озерами» — были видны всегда в одних и тех же местах, и он даже использовал их для навигации. К сожалению, Юра Робинсон, написавший об этих своих озерах несколько строк в научном журнале, уже никогда ничего не скажет. И его ни о чем не спросишь. Он погиб в Охотском море, не долетев на своем самолете совсем немного до Магадана. Я предложил Гордону слетать туда, где он обнаружил озера своей радиолокацией, и попытаться увидеть их сверху. Гордон принял мое предложение с энтузиазмом. Поэтому уже через несколько часов тишину разрывал рев четырех прогреваемых моторов огромного военно-транспортного «Геркулеса».

Я никогда не забуду тот полет. Мы с Гордоном сидели в пилотской кабине, позади летчиков, повторявших маршрут, на котором удалось обнаружить воду под ледником... Перекрывая гул моторов, надсадно ревела сирена. Это автомат предупреждал летчиков, что они летят на слишком малой, опасной для такого самолета, высоте. Дублируя звук сирены, горели тревожным красным огнем, крича о том же, штурвалы обоих пилотов. Но в этот раз никто не обращал внимания на эти сигналы. Все всматривались в белую, нет, в лиловую, розоватую и голубоватую, а то и сероватую поверхность льда под нами, надеясь увидеть среди этих эфемерных переходов одного тона в другой след таинственных процессов под толщей льда...

Но мы вернулись ни с чем.

Прошло двадцать лет, и наземный след самого большого озера был обнаружен учеными из английской космической лаборатории, которая занимается обработкой данных, полученных радиовысотомерами американского спутника. Волей судьбы это озеро расположено как раз около станции Восток. Неудивительно, что названо оно англичанами — озеро Восток. Это огромное озеро, площадь его равна одной пятой площади Байкала, покрыто оно вечным льдом толщиной в три с половиной километра и расположено в тысяче километров от ближайшего берега Антарктиды, недалеко от Южного полюса относительной недоступности... И вот я здесь, в Кембридже, в Полярном институте Скотта, буду заниматься научной работой, которая, если говорить популярно, может быть названа так: «Изучение озера Восток — самого недоступного озера мира».

Конечно, живя в Кембридже, я не мог не попытаться узнать, как жил здесь за полвека до меня мой знаменитый соотечественник Петр Леонидович Капица. Когда я уезжал из Москвы, Анна Алексеевна Капица дала мне несколько рекомендательных писем. Одно из них было адресовано члену Королевского общества в Лондоне Дэвиду Шенбергу. Тому самому Шенбергу, который был одним из соавторов-редакторов английской книги о Капице, что показывала Анна Алексеевна у себя на даче на Николиной Горе. Она говорила, что Шенберг работал с Петром Леонидовичем в Кембридже.

Я позвонил ему, сказал, кто я и зачем в Англии, и вдруг человек на том конце провода заговорил по-русски почти без акцента.

— А, вы из Москвы! Зовите меня просто Дэвид. Давайте встретимся прямо завтра. Встретимся у библиотеки университета. А оттуда пойдем пешком в мой колледж. Я приглашаю вас на ланч. Вы легко узнаете меня на стоянке. Моя машина — огромный красный старый «вольво».

Я пришел к библиотеке в назначенный час и увидел, как на стоянку медленно въехал действительно большой старый красный автомобиль, из которого начал медленно вылезать тоже большой, старый человек в сером твидовом пиджаке. Посмотрев по сторонам, он увидел меня, и мы пошли друг другу навстречу.

— Вы Игорь?.. Ну пойдемте. В Кембридже, особенно в центре, парковаться негде. А здесь у меня свободная парковка. Я ведь один из старейших членов колледжа и академик по-вашему. Поэтому имею право на привилегию.

Разговаривая, мы неспешно шли по местам, которые вполне сошли бы за окраины города. Там и сям лужайки, на которых паслись ленивые тучные коровы, между лужайками островки больших старых деревьев, и только за ними вдалеке виднелись прекрасные, дворцового типа строения.

— Мы с вами находимся сейчас в низине по левую сторону от реки Кем, — говорил Дэвид. — Правая сторона реки много выше, поэтому город начал строиться там. И все основные старые колледжи тоже там. А на этой стороне реки, которая называлась Бакс, что по-русски значит «Зады», было так топко, были такие болота, что здесь долгое время ничего не строили.

Мы шли по высокой насыпной дороге, обрамленной с обеих сторон тенистыми деревьями и заполненными водой канавами. Вот мы и на горбатом каменном пешеходном мостике через реку. Остановились посмотреть на странные плоскодонные, похожие на длинные корыта лодки с тупыми носами. В каждой из них сидели девушки, а молодой человек стоял на корме или в середине лодки, упираясь в дно, отталкиваясь длинным шестом. И снова Дэвид по праву хозяина занимал меня объяснениями — как плавают по реке Кем с шестом вместо весел. Этот способ хоть и старинный, но не такой простой. Когда вы, рассказывал Дэвид, находясь в середине лодки, начали отталкиваться от дна и лодка пошла вперед, а вы с шестом, перешагивая сиденья, быстро пробираетесь к корме, рано радоваться. Дойдя до кормы и пробуя вытащить шест и чувствуя, что лодка уходит из-под вас, вы можете вдруг обнаружить, что дно очень топкое и шест не хочет вылезать. И у вас остается доля секунды, чтобы решить, нужно ли продолжать держаться за шест, ведь лодка, которую не остановить, уйдет из-под ваших ног. Поэтому, если долго постоять у моста, где много лодок, всегда можно дождаться, что кто-нибудь повиснет на шесте, а потом и рухнет с ним в воду. Вообще-то есть один секрет быстрого плавания с шестом в этих местах. Когда-то, когда основные перевозки грузов в Англии шли водным путем, баржи с товарами тянулись по реке Кем одна за другой. И шли они волоком, бечевой, но с конной тягой. А ведь берега-то такие топкие! Зато глубина реки небольшая. И вот дно на большом протяжении было выстлано каменными плитами, по которым могли идти лошади, тянущие баржи. Подводная дорога из этих плит дожила до наших дней. И если знать, где она находится, и упираться шестом как раз в эту дорогу, ваш шест не будет утопать...

Дэвид посмотрел вперед в сторону зданий по ту сторону реки:

— Теперь вы понимаете, почему место, откуда мы пришли, называется Зады, то есть Бакс. Это действительно земля задов тех колледжей, которые находятся на той стороне реки. Кстати, там и мой колледж. Ой! Что это? На флагштоке над моим колледжем наполовину приспущен флаг. Это значит, что кто-то из членов колледжа, по-видимому, старых членов, вроде меня, умер. В обычные дни флагов нет...

Мы замолчали и некоторое время шли молча. А потом Дэвид заговорил снова, но теперь о себе. Оказалось, родители Дэвида родом из южной России, отец — еврей, бежал в начале века оттуда, спасаясь от еврейских погромов; мать — русская, жена тоже русская, ее зовут Катя, поэтому семья сохранила русский язык и интерес к России. — Глядя на то, что переживает сейчас ваша страна, ваша наука,— размышлял Дэвид, — я вспоминаю историю Кембриджа, который за много веков своего существования знал и взлеты, и падения. Она учит смотреть на историю науки в перспективе. И с такой точки зрения, то, что творится сейчас в России, — это всего лишь песчинка в масштабе времен, в которых работает Большая История. Все пройдет почти без следа, и через десятки лет о тех трудностях, которые испытывает ныне ваша наука, все забудут. Надо только не бросать ее, хотя бы немногим остаться верным ей. Этому учит опыт Кембриджа.

Вот так, незаметно, беседуя, подошли мы к старинной стене с маленькой калиточкой — боковым входом в колледж Дэвида.

Как член колледжа, Дэвид и здесь имел некоторые привилегии. Большинство из них носит в какой-то степени несовременный, скорее средневековый, символический характер. Например, если вы увидите, что по стриженому газону в центре каре зданий колледжа идет человек, — это значит, он член колледжа. Всякий другой, идя по такому же газону, совершает большое (по местным меркам) преступление. Другие привилегии очень даже существенны. Например, если вы в старости оказались в одиночестве, вам всегда кров и еда в колледже обеспечены. Если хотите, можете жить здесь до смерти и будете иметь три раза в день питание, включая фешенебельный ужин, никто не возьмет с вас ни пенса. Раньше многие ученые были одинокие люди, они же были монахи. Ну а сейчас мало кто пользуется этой привилегией...

— Так вы хотели бы разузнать, как жил здесь Петр Леонидович? — неожиданно спросил Дэвид. — Посоветую купить для начала нашу книгу о Капице. Она продается сейчас в одном очень маленьком магазинчике, правда, почему-то в Кембридже мало покупают такие книги.