Гуру Мадхаван - Думай как инженер. Как превращать проблемы в возможности Страница 19

Мишра также тяготел к науке, хотя и был недостаточно подготовлен к учебе в восьмом классе. В местной школе его не хотели принимать, но юный Мишра переубедил директора школы. Парень учился прекрасно. Позже, поступив в университет, он специализировался на гражданском строительстве и строительстве и эксплуатации коммунальных сооружений, причем страстно увлекся гидромеханикой (изучением движения жидкостей и газов). В итоге он получил степень доктора философии в этой области, стал профессором и заведующим кафедрой в Бенаресском индуистском университете, одном из ведущих учебных заведений Индии (сейчас это подразделение Индийского технологического института).

Инженерное образование в совокупности со статусом жреца принесло Мишре глубокое понимание причин и возможных решений проблемы ужасающего загрязнения Ганга. Вооружившись сочетанием фактов, веры и общественной активности, Мишра приступил к работе по очистке реки. «Ганг – не самая могучая и не самая длинная река, – сказал Мишра, подкрепляя слова жестами, – но она дает средства к существованию и поддерживает традиции одной двенадцатой части человечества. Есть ли в мире другая река, с которой у людей были бы такие отношения?»

В июле 1876 года Сэндфорд Флеминг путешествовал по Ирландии. Он приехал на станцию Бандоран около пяти часов вечера, чтобы сесть на поезд до Лондондерри. На билете было написано: «5:35», и Флеминг решил, что поезд вскоре прибудет, но потом все же понял, что ждать нужно до 5:35 утра. Флеминг заночевал на станции и опоздал на паром, на котором должен был плыть в Англию.

Современник Флеминга с раздражением писал: «Часы путешественника только вводили его в заблуждение; часы на станциях, висевшие рядом, открыто противоречили друг другу или местному времени, и все они были в вопиющем несоответствии с часами путешественника, что не поддавалось сколько-нибудь разумному объяснению». Такой сумбур считался нормой, пока не появилась универсальная 24-часовая концепция суток, предложенная Флемингом.

Флеминг разработал свою идею в духе модульного системного мышления. Часовые пояса были им методично разделены на одночасовые сегменты для облегчения поиска координат в разных странах. Каждые 15° долготы приравнивались к одному часу; таким образом, обогнув земной шар за 24 часа, можно было покрыть 360°. Впоследствии начальный меридиан с долготой, равной нулю, был проведен через обсерваторию в Гринвиче (Англия). На железных дорогах стали внедрять идею Флеминга и воплощать ее на практике в 1883 году. Благодаря установлению часовых поясов открылись новые возможности для тех, кто работал в области астрономии, метеорологии, производства электроэнергии, а также служил в сухопутных войсках и на флоте – ведь все эти сферы нуждались в систематизации времени.

Представители истеблишмента восприняли идею Флеминга на ура. Но нашлись и критики, которые называли его коммунистом (как вы помните, позже аналогичную реакцию вызвали ZIP-коды). Неожиданно концепция Флеминга приобрела влиятельного покровителя в лице президента США Честера Артура. По его указанию в 1884 году в Вашингтоне была проведена Международная меридианная конференция. А в 1885-м поясное время было введено во всем мире.

Может быть, время – действительно «кровожадный дикарь», как выразился биограф Флеминга Кларк Блез; но поясное время было представлено общественности в виде идеи и внедрено мирным путем. Для того чтобы установить глобальную систему исчисления времени, не понадобилась война или власть доллара. Безусловно, идея Флеминга была такой же глубокой, как и другие способы отсчета времени нашей жизни: 24 часа в сутках, 7 дней в неделе, 12 месяцев в году, 365 дней в году. Поясное время – это «время нашей культуры».

Она ждала смерти – сидевшая с похоронным видом, всеми покинутая вдова лет восьмидесяти. Похоже, она страдала болезнью Паркинсона. Правую половину ее очков с очень толстыми стеклами пересекала трещина. Это было в импровизированном хосписе в невзрачном, ветхом здании в Варанаси.

На темно-сером бетонном полу там и сям зияли трещины, а в стены буквально въелась копоть. Я встал на колени и спросил у женщины, как ее зовут. Она откашлялась, но ничего не сказала. Я дал ей 300 рупий (примерно 6 долларов), чтобы, когда придет время, она смогла купить дрова для своей собственной кремации. Женщина отложила в сторону четки и положила дрожащие ладони мне на голову. «Да благословит тебя мать Ганга», – сказала она на хинди.

Варанаси для многих людей – всего лишь город, который стоит посетить. А для некоторых, как, например, для этой старой женщины, – конечный пункт на жизненном пути. Маникарника-Гхат – «великое место кремации» – вот их последняя остановка. Многие индуисты верят, что кремация в этом месте прерывает цикл рождений и смертей, обеспечивая кратчайший путь к спасению души. «В Каши [Варанаси] не боятся смерти, – пишет Диана Экк, специалист из Гарварда по теологии и сравнительному религиоведению. – Смерть в Каши – это смерть, которую знают; ей смотрят в лицо, ее преобразуют и над ней поднимаются».

Шива – гробовщик в Маникарника-Гхат – видел трупы всевозможных типов. Я случайно познакомился с ним недалеко от места, где проводятся кремации. Этот мужчина лет сорок пяти или, может, немного за пятьдесят, с закопченным лицом, табачными пятнами на зубах и босыми ногами согласился рассказать мне о деятельности Маникарника-Гхат с точки зрения профессионала. Шива говорил на хинди скрипучим голосом и иногда вставлял пару слов на английском, которые узнал от посетителей.

«Вон то тело, завернутое в белую ткань, – старик», – сказал Шива, указывая на погребальный костер, горевший метрах в трех от меня. «Женщин постарше заворачивают в одежды золотистого цвета, а молодых – в красные, – продолжил он. – Если умирают маленькие дети, саньяси[13], беременные женщины и люди, которых укусила кобра, их опускают в Ганг, не кремируя. Водная кремация. Прямое спасение души».

Я шел за Шивой, глядя по сторонам, а он объяснял, сколько требуется времени, чтобы тела превратились в пепел. Еще он рассказал, как он и его коллеги по цеху справляются с очередью тел, уготованных для спасения души. Пепел и обугленные останки опускают в воды Ганга. «Все попадает в Ганг. Мы все в конце концов окажемся в Ганге», – произнес Шива со спокойствием и уверенностью, которые приобрел за долгие годы совершения этих ритуалов. По его словам, каждый день кремируется до 400 человек – на рассвете и закате, в дождь и солнечную погоду, во время наводнения и засухи.

Потом Шива провел меня мимо штабелей дров. Если бы женщина, встреченная мною в хосписе, смогла собрать достаточно денег, ее могли бы кремировать на погребальном костре из древесины манго – это путь к спасению души в «экономклассе». Древесина нима (маргозы) – это «бизнес-класс», а с сандаловым деревом проводятся кремации по высшему разряду. Альтернативой для той женщины мог бы стать электрический крематорий, расположенный примерно в километре вверх по течению, но там ежедневные перебои с подачей электричества, так что это ненадежный вариант. Она жила, чтобы умереть ради этой реки. Я вспомнил строки поэта Дина Янга:

Это не река,

Это – объяснение реки,

которое заменило саму реку.

Шива подвел меня к небольшой часовне с горящим в ней вечным огнем. «Этот огонь горит уже тысячи лет», – сообщил он, добавив слово nonstop на английском. Из часовни вышел мужчина средних лет с открытой грудью и бритой головой; он держал горящий пучок сухой травы, чтобы разжечь погребальный костер для своей матери. Шива взял возле огня немного пепла и помазал им мой лоб.

«Желаю вам достичь мокши[14] в Маникарника-Гхат», – сказал он.

В тот же день, когда я вернулся в Тулси-Гхат, Вир Бхадра Мишра представил меня своему другу, 80-летнему Г. Д. Агарвалу, пояснив: «Он посвятил свою жизнь защите Ганга».

Агарвал в свое время получил степень доктора философии в области экологической инженерии в Калифорнийском университете в Беркли, а затем вернулся в Индию. Впоследствии он стал профессором и заведующим кафедрой гражданского строительства и экологической инженерии в одном из подразделений Индийского технологического института. За несколько лет до нашей встречи холостяк Агарвал отрекся от материальных благ и стал отшельником. На нем было одеяние цвета охры, а на шее висели четки. Протестуя против решения правительства построить гидроэлектростанцию в Гималаях, Агарвал объявил голодовку и довел ее до победного конца; об этом писали все СМИ в стране.

Мишра и Агарвал молчали, явно чего-то ожидая от меня. С некоторым колебанием я начал рассказывать об увиденном в кремационном комплексе Маникарника. Агарвал согласился, что очистка Ганга – весьма трудная задача. «Это очень сложная система, – произнес он хрипловатым голосом. – Нужно мыслить в глобальных масштабах, а действовать на местном уровне».