Игорь Беленький - Мэрилин Монро Страница 19

Пустейший разговор, подумаете вы. И ошибетесь. Я имею в виду не только то, что после этого разговора представление о Норме Джин, сложившееся у ее подруг, сотрудниц и семейства Дахерти, стало постепенно исчезать, словно знакомое им всем лицо подернулось туманом, из которого начали проступать дотоле неведомые черты; и не только то, что все, сказанное Эммелайн Снайвли (а еще больше несказанное), суть азбука шоу-бизнеса, без которой были бы невозможны ни торговля в условиях свободного рынка, ни развитие моды. Все это, конечно, так, и, как увидим, разговор этот оказал на жизнь Мэрилин, на ее судьбу самое серьезное воздействие. Но я имею в виду и другое. Не напоминает ли этот разговор кое-что, нам уже знакомое? Вспомните-ка душеспасительную беседу, которую провела с пятнадцатилетней девочкой ее «тетушка» Грэйс. Абсолютная уверенность в том, что подросток в одном случае, молодая женщина — в другом суть лишь человеческий материал, а не человек, не индивидуальность, — вот что объединяет двух опытных женщин, которым судьба доверила жизнь и будущее Нормы Джин. «Тетушке» Грэйс надо было избавиться от девочки, сплавить ее в другие руки, что она делала неоднократно и что сделала и в тот раз, в 1942 году. Хорошо еще, что Джим Дахерти оказался порядочным парнем, а если бы нет? Спустя три года Эммелайн Снайвли, увидев, что называется, «свеженькую» и тотчас же учуяв перспективы и не только для юной миссис, но и для своего агентства, в свою очередь развернула настоящее наступление. Перечитайте строчки с грубой лестью насчет шарма или отметьте ухмылку старой мегеры по поводу ног и груди юного «херувимчика», и вы поймете, что, пожелай даже Норма Джин уйти в тот момент из «Блю бук моделинг», вряд ли ее так просто отпустили бы. Чего стоит хотя бы рассрочка оплаты за подготовительные курсы! Хорошо еще, что Эммелайн Снайвли содержала не публичный дом, а только рекламное агентство…

Между прочим, агентство мисс Снайвли занималось как раз тем, что, обучив, поставляло манекенщиц и натурщиц, согласно заявкам, тем или иным компаниям, заинтересованным в любой рекламе — продукции ли, собственного ли лица, словом, торговой марки. Более того, даже просто фотографам, работавшим либо на какую-то компанию, либо по собственному проекту. К последним относился Андре Де Дьенес. Выходец из Венгрии, он в начале сороковых бежал в США, где натурализовался и к 1945 году (году встречи с Нормой Джин) стал популярным фотографом мод в Нью-Йорке. Приехав в Лос-Анджелес, он поставил перед собой очень «оригинальную» задачу: найти красивую натурщицу, завязать с ней роман и сделать с нее серию «обнаженных» фотографий. Не буду дальше углубляться в творческие замыслы этого фотомодника — меня интересует другое; когда он в очередной раз созвонился с Эммелайн Снайвли, она ответила ему: «Андре, везет же вам сегодня — свеженькая девушка, и совершенно очаровательна!» Наверное, мадам телье всех эпох именно подобным образом и распределяли девушек по клиентам.

Не стану, однако, идеализировать и свою героиню: как и у каждого участника вышеизложенных событий, у нее имелись собственные планы. Разумеется, с точки зрения специалистов по рекламе, она была совершенно неопытной, и во всем, что касалось манеры улыбаться или умения ходить, ей предстояло учиться и учиться. Но что до поставленной цели (однажды, как помним, она сообщила об этой цели своему супругу), то тут никто не мог сбить Норму Джин с пути. Этого не удалось сделать Джиму Дахерти — даже и в первые месяцы замужества, когда он имел на нее, по-видимому, подавляющее влияние; не удалось этого сделать и Де Дьенесу: каким бы очаровательным ни был этот иноземец (первые-то два пункта своей «программы» он выполнил!), добиться требуемых фотографий от своей новой подружки ему не удалось — Норма Джин была тверда. Ему она сказала, что ей это ни к чему, ибо она намерена стать великой «кинозвездой». «Кинозвездой» она, как мы знаем, стала, но без «обнаженных» фотографий здесь все-таки не обошлось (правда, к разочарованию Де Дьенеса, сделать их было суждено не ему). Позднее она скажет: «Почти каждый фотограф, с которым я работала, хотел, чтобы я позировала обнаженной». Примерно определила она для себя и пути к «великой» цели — она поняла, что ей нужен сильный патрон. Разумеется, ни Джим Дахерти, ни Дэйвид Коновер, ни даже энергичный и обходительный Андре Де Дьенес на эту роль не годились. Каждый из них был хорош (если был хорош?) на своем месте и в меру своих сил, но сделать ее «звездой» они были не в состоянии. Вот почему к середине 1946 года она постепенно избавляется от них всех. (Впрочем, «избавляется», наверное, не то слово… Просто как-то так уж получается, что взаимоотношения сходят на нет, обращаются в отточие.)

Для того чтобы понять, какой Норма Джин вступала на главную дорогу своей жизни — на путь в Голливуд, я процитирую ее письмо, отправленное ею из Лас-Вегаса (штат Невада), куда она ездила в мае 1946 года по одному интересному семейному делу. Здесь встретятся несколько никому (в том числе и мне) не известных фамилий, но они не имеют никакого для нас с вами значения — их можно заменить любыми другими. Важно само письмо.

«Дорогая мисс Снайвли! Свободного времени у меня было масса, и я загорела. Очень тепло, и солнце прилежно светит весь день. Лас-Вегас действительно очень красочный город с эльдорадскими праздниками и тому подобным. Длилось это пять дней, и каждый день родео и парады. Рой Роджерс снимал в городе фильм. Я встретила его и прокатилась на его лошади Триггере. Ей-Богу, прокатилась! Что за лошадь! А дело было на той неделе, я шла по улице и увидела, как они снимают фильм, и, как и все, остановилась посмотреть. А в перерыве между съемками какие-то ребята из «Репаблик стьюдио» подошли ко мне и спросили, не соглашусь ли я встретиться с одним актером (не помню сейчас его имени — фамилия его, по-моему, была Кристи… или что-то в этом роде). В общем, он захотел встретиться со мной, и я согласилась и встретилась со многими из этой студии, в том числе с Роем Роджерсом, и так и прокатилась на его лошади. Прекрасная лошадка. Они пригласили меня пообедать с ними, а затем мы пошли на родео. Ну и денек! Я раздавала автографы и расписывалась даже на шляпах ковбоев. А когда я разъясняла этим мальчикам, что я не из кино, они думали, будто я увиливаю и не хочу давать автографы, так что я уже подписывала всем. Сейчас все ушли и здесь, в Лас-Вегасе, стало пустынно. Совершенно дикий город.

Мисс Снайвли, мне очень хочется услышать от Вас какие-нибудь новости. Передавайте привет миссис Снайвли и мисс Смит, а также Дику Миллеру (если увидите его). Надеюсь, [он] продал хоть что-нибудь из своих фото. Он ведь очень милый. Не вернулись ли в город Джон Рэндолф или Пол Парри? А как мистер Блум? Интересно, когда же «Иклестон эйдженси» мне все-таки заплатит? Рассказывал ли Вам что-нибудь обо мне мистер Уиллингер? Не знаю почему, но эти шесть недель тянутся так медленно… Я еще напишу. С любовью, Норма Джин».

Опять пустое письмо? Нет, чрезвычайно насыщенное информацией. Во-первых, надо признать, что для двадцатилетней девушки, не закончившей школу, она пишет на редкость выразительно; она наблюдательна, впечатлительна, восприимчива к окружающему настроению, равно доброжелательна ко всем — и знакомым и незнакомым. Доброжелательность и веселость, заложенные в ней, по-видимому, природой, уживаются с трезвым, деловым взглядом на взаимоотношения: о своих интересах она не забывает — не о том ли финал письма? Во-вторых, следует упомянуть цель поездки в Лас-Вегас — получить развод. Всегда зависимая от чужих людей, практически никогда не имевшая «своих», то есть семьи, родных, она относилась и к окружающим как к чужим, воспринимая их либо как помощников, либо как просто посторонних, случайных попутчиков.

Полагаю, что именно таким случайным попутчиком и оказался для нее Джим Дахерти. Однако, честно говоря, действовала она довольно бесцеремонно и даже жестоко — скорее всего, по неистребимой детскости явно не думая о том, какую боль приносит человеку, как минимум ничего дурного ей не сделавшему. Она направилась именно в Неваду, где, в отличие от других штатов, получение развода — пустая формальность, оформила соответствующие бумаги и направила официальное письмо (с уведомлением о разводе) на корабль, где служил Джим. «У меня было впечатление, — вспоминал потом Дахерти, — что я получил лопатой по голове. Какие только мысли не пронеслись у меня в те несколько мгновений, после того как я распечатал конверт». Когда же он прибыл в Лос-Анджелес и (не без труда) по телефону связался с Нормой Джин, она сообщила ему, что на киностудии никогда не заключат с ней контракт, если она не разведется. «Она сказала, что убедилась, что это как раз то, что ей нужно, но что она никогда никого не любила, кроме меня. Она хочет, чтобы я подписал документы о разводе, и будет мне очень благодарна, если я не подниму по этому поводу никакого шума». Шума он не поднял. Документы подписал, хотя и пытался убедить ее не торопиться. Таковы последствия этой поездки в Лас-Вегас, о которой столь легко и непринужденно сообщает Норма Джин своей корреспондентке.