Николай Барсов - Славянский мир Начальной летописи Страница 19

Отдельность земель сама по себе заставляет предполагать, что они были более или менее точно разграничены между собой, имели более или менее определенные межи, рубежи, пределы и грани. Нет сомнения, что исконные поселения славян были расположены по рекам и проточным озерам, представлявшим удобнейшие пути сообщения. Все исторически известные поселения славян и следы древнейших их обиталищ – городки и городища – мы находим именно на таких речных и озерных побережьях, тогда как сама Начальная летопись также распределяет расселения восточнославянских ветвей по рекам и озерам. Теми же водными путями должно было идти и дальнейшее распространение населения вследствие его естественного размножения. Это открывается, между прочим, в том любопытном факте, что и теперь еще многие реки, сближающиеся между собой устьями или истоками, носят одинаковые названия, очевидно, перенесенные расселявшимся племенем с одной на другую. Таковы: Буг Западный и Буг Восточный; две Случи, из которых одна впадает в Припять с севера (Минской губернии), другая – с юга через Горынь, с которой сливается в недальнем расстоянии от Припяти (Волынской губернии); две Березины, правый приток Немана и левый приток Днепра; две Нерли в Поволжье; в соединительных водах между бассейном Западной Двины и южной частью Озерной области мы встречали уже несколько одноименных рек и озер[124]. Образование волостей и их слияние в земли и княжения шло также вдоль водных путей. Лесистые, часто болотистые волоки между реками, водоразделы, оставаясь незанятыми, составляли естественные пределы между группами тяготевших друг к другу родов и волостей и затем между возникшими из них землями, расположенными на разных речных системах. То были единственные естественные пределы на Восточно-Европейской равнине[125], где судоходные и спокойные реки не разделяли, а сближали между собой побережное население. Исключение составлял многоводный и широкий Днепр, который в среднем течении своем отделял поселения радимичей и северян с одной стороны от дреговичей и полян – с другой; тогда как верхнее течение его по обеим сторонам было занято обширной кривской ветвью. С течением времени, с размножением населения, волоки стали заселяться. В глуши их лесов стали прокладываться пути, чиниться гати, делаться росчисти, на которых возникали селения, может быть, те же дворища, которые мы видим в белорусских лесах позднее, в XVI веке. Но уходившее в глубь лесов население не теряло связи со своими сородичами и земляками. Таким образом, с двух противоположных сторон волока сближалось население разных волостей и земель, и здесь естественным путем устанавливались между ними грани, межи и рубежи[126]. Такое сближение могло вести соседившие племена к распрям и столкновениям, память о которых сохранила Начальная летопись в преданиях об обидах, нанесенных древлянами полянам[127]. В силу того здесь, на волоковых порубежьях и сумежьях, возникли ряды сторожевых укреплений, даже городков, о которых хотя и не сохранилось прямых летописных известий по их незначительности в последующем ходе русской исторической жизни, но следы которых явны и теперь в названиях волоковых урочищ и населенных мест, как, например, Стража, Стражница, Стражник и т. п., Рубежевичи, Межи, Городок и т. п. Из них наибольшего внимания заслуживают места с названиями Сутень или Сутеск[128], а также Ворота, Твердь и Осек. Термином Сутень, Сутеска (Сутейск и, может быть, Хутиска, Хучиска, Утиска, Ситина и др.), как кажется, обозначались первоначально вообще порубежные места, позднее, после сложения Русского государства, после того, как созрело сознание его единства и целостности, получившие названия украин (въкраин; Ипат., с. 170). Ворота исторически известны на поземельных порубежьях, где сторожевые и укрепленные пункты естественно должны были устраиваться с большей заботливостью и в больших размерах. По точному смыслу летописного определения Ворота были не что иное, как проезжий путь на рубеже, укрепленном природой – лесами, болотами, реками, и, может быть, искусством – засеками и завалами, – может быть, оберегаемом стражей. Летопись указывает их на рубеже галицко-лядском, как кажется, по дороге от Решова (милях 2,5 от него) в Судомир, где теперь видим селение Пржевратно (Приворотье); затем на рубежах галицко-угорском и волынско-ятвяжском. Память о Воротах[129] могла сохраниться в знаменитых «богатырских заставах» народного эпоса, а также в подобноименных названиях местностей, которые встречаются именно там, где, на основании положительных исторических данных, можно провести древний земельный рубеж (Воротново, Привратно и т. п.). Почти то же надо сказать об Осеке и Тверди[130]. Твердь мы видим на галицко-угорской границе. Осеки[131] указываются летописью в XIII веке в Польше и у ятвягов. То были, как кажется, окопы, устраивавшиеся в лесах, где окрестные жители в случае нападения находили себе убежище. Известий о таких укреплениях на Руси летописи не представляют, но многие урочища и населенные места с названиями Осек указывают их в русских пределах и именно там, где проходило порубежье, где, по меньшей мере, есть другие основания предполагать его. Все подобные местности могут служить некоторым руководством и указанием к восстановлению древних земельных или племенных рубежей. Сверх того, нельзя не заметить, что сходившееся с двух противоположных сторон волока население различных ветвей, племен, земель, сближаясь между собой, охотно давало своим поселениям и урочищам, занятым и возделанным им, свои племенные и земельные наименования. Иначе трудно было бы объяснить на порубежных волоках хорографические и типографические названия, очевидно происходящие от древних племенных или земельных названий восточного славянства. Так, мы видим кривские и дреговские названия селений и урочищ на водоразделе Припяти, Березины и Немана; хорватские и дулебские – по Днестру и Бугу; на левой стороне среднего течения Днепра – северянские названия, сливающиеся с кривскими и вятичскими. Там, где восточное славянство сходилось с инородческим населением, это явление выступает резче и крупнее. Многочисленные факты такого рода из географической номенклатуры мы будем иметь случай увидеть ниже.

Зачатки государственного строя у восточных славян, которые обнаружились к IX веку довольно сильно в образовании земель, нашли себе могущественную опору в русских князьях и в объединяющих элементах, которые они внесли в жизнь славян, то есть в самом понятии княжеской власти, в княжеской дружине, члены которой сетью раскинулись по всей Русской земле как органы вновь возникшего, общего для всех земель правительства, в духе общих для всех земель предприятий, и из них особенно в борьбе с инородцами, которая наиболее способствовала росту общенародного сознания, наконец, в христианстве и его учреждениях. Обособленность земель не могла устоять при наплыве таких сильных объединяющих элементов. Не вдаваясь в рассмотрение вопроса о племенном происхождении руси, которую, как мы видели, летопись причисляет к варягам, нельзя, однако, не заметить, что многие данные заставляют признать за ней скорее славянское, чем германо-скандинавское происхождение и что в ряду этих данных видное место занимает легкость, с какой в самое непродолжительное время – в течение почти одного столетия – на таком огромном пространстве Русское государство могло не только возникнуть, но и сложиться, произведя при этом существенные перемены в возникавшем политическом строе всего славянства. Ясно, что в лице руси действовала родственная сила, поднявшаяся из среды самого славянства, с пониманием как его нужд и потребностей, определенных предшествовавшим ходом его жизни, так и ближайших средств их удовлетворения. Возникновение Русского государства тесно связано с освобождением славянских земель от зависимости и даннических отношений к сильным инородцам – варягам на севере, хазарам на юге и, так вероятно, ляхам на западе. По прямому смыслу летописного предания, у восточных славян в одно и то же время возникли два русских государства, два государственных центра (862 год): на севере – Новгород, к которому тяготели кроме новгородских славян полоцкие кривичи и колонизационное славянское население Поволжья (Ростов, Белоозеро) и Нижней Оки (Муром); на юге – Киев. Первый центр возник после того, как соединившееся население восстало на своих поработителей – варягов («изъгнаша варяги за море и не даша им дани») вследствие внутренних смут, поднявшихся после освобождения, когда явилось сознание необходимости поискать себе князя «иже бы володел нами и судил по праву» (Лавр., с. 8). Второй южнорусский центр образовался вследствие недовольства населения зависимостью от полукочевых хазаров. Летопись говорит, что первые южнорусские князья (Аскольд и Дир) господствовали только над Польской (Полянской) землей, которая позднее действительно по преимуществу называлась Русью, Русской землей, но если принять в расчет – не говоря уже о свидетельствах мусульманских и византийских источников – наши известия об обширных предприятиях Южной Руси на Византию, а также предания об Аскольдовых войнах с болгарами, печенегами и о влиянии, какое имел в то время Киев на Северо-Западную Русь, не без вероятия можно допустить, что власть первых киевских князей распространялась гораздо шире, не ограничивалась одними полянами и если не могла распространяться на восток от Днепра, где господствовали хазары, то утвердилась на западном берегу его над дреговичами и волынянами (дулебами)[132]. Через двадцать лет после образования этих двух русских государств они сливаются в одно, причем Северная Русь одержала верх над Русью Южной, но значение центра во вновь возникшем государстве осталось за Киевом. При этом в состав его вошла обширная земля собственных кривичей, остававшаяся прежде независимой и от Новгорода, и от Киева. Затем область Руси увеличивалась на счет славянских земель почти с каждым годом. К 883 году летопись относит покорение древлян, в следующие два года было подчинено население восточного побережья Днепра – северяне (884 год) и радимичи, платившие до того дань хазарам. К началу X века (907 год) уже весь восточнославянский мир, за исключением улучей и вятичей, соединился под властью русских князей для общей исторической жизни, а к концу того же столетия не только были подчинены земли, остававшиеся еще непокоренными, но даже прекратились всякие стремления и попытки отдельных земель возвратить свою независимость. Исключение составляли только вятичи, окончательно подчинившиеся в последней четверти XI века. К эпохе введения христианства Русское государство, по крайней мере извне, географически, было уже сформировано.