Александр Николюкин - Литературоведческий журнал № 31 Страница 19

7. Во главе Литературного Института им. М. Горького стоит директор, назначаемый Комитетом по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР и представляемый по утверждению Президиума ЦИК Союза ССР.

8. Директор осуществляет на основе единоначалия руководство и управление научно-учебной, административно-финансовой и хозяйственной работой Института.

Директор в своей деятельности отчитывается перед Комитетом по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР.

9. Директор имеет двух заместителей, стоящих во главе учебно-методического и административно-финансового секторов, назначаемых по представлению директора Комитетом по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР.

10. Руководители отделов и кафедр, равно как и все остальные должностные лица, назначаются директором Института с соблюдением установленных законом правил.

11. Права и обязанности директора и его заместителей, заведующих кафедрами, профессоров и доцентов определяются инструкцией, утвержденной Комитетом по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР.

12. Для общего направления работы Института учреждается Совет в качестве совещательного органа; председателем Совета является директор Института, а членами – представители заинтересованных в работе Института государственных и общественных организаций, а также представители профессуры и слушателей Института. Состав Совета утверждается Комитетом по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР.

Совет рассматривает производственный план, план научно-исследовательских работ, отчет о работе Института, а также вопросы, которые найдет необходимыми поставить на обсуждение Совета директор Института.

Решения Совета входят в силу с момента утверждения их директором Института.

13. Вся работа Института строится на основании учебного и научно-исследовательского плана и программ, утверждаемых Комитетом по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР.

14. Обучение в Институте производится на основе активных методов, учитывающих особенности каждого работающего в Институте писателя, его творческие навыки и приемы.

15. Научно-исследовательское отделение Института проводит свою работу в соответствии с особой инструкцией, утвержденной Комитетом по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР56.

Положение об Институте, как видим, было приведено в соответствие с Постановлением о его организации от 17 сентября 1932 г.

Таким образом, Институт, носящий имя Максима Горького, должен был стать своеобразным филологическим, как тогда говорили, комбинатом, включавшим в себя «творческое (писательское) отделение» – своего рода курсы по повышению квалификации писателей (прообраз будущих Высших литературных курсов), зачисленные на которые приравнивались к аспирантам, «научно-исследовательское отделение» – «лабораторию по изучению художественной литературы народов Союза ССР», и просветительный (библиотека, литературный музей, публичные чтения, лекции и т.п.) центр.

К сожалению, это Положение не будет реализовано, останется только на бумаге и сохранится лишь в архиве Комитета по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР. Четыре года спустя, в 1937 г., появится новое Положение об Институте, принципиально новое…

Президиум Ученого Комитета, принимая 20 октября 1932 г. решение о разработке Положения о Литературном Институте им. Максима Горького, предложил своей Секции кадров «в 2-хдекадный срок подобрать и внести на утверждение Ученого Комитета кандидатуру директора Литературного Института им. Максима Горького»57. Такое Положение было разработано и утверждено, как мы видели, 22 марта 1933 г., а вот поиски директора, способного возглавить подобное научно-учебное учреждение, кто и должен был на практике реализовывать это Положение, растянулись почти на два года.

10 марта 1934 г. Л.Б. Каменев (Розенфельд) пишет А.М. Горькому: «Надо бы двигать идею… “Института литературоведения имени Пушкина”»58, – и сам начинает ее «продвигать», используя свои давние связи в руководстве ВКП(б), прекрасно сознавая, что без соответствующего политического решения высших партийных органов не начиналось у нас тогда никакое, сколько-нибудь серьезное дело. А создание литературоведческого Института было именно таковым.

И тут в Секретариате ЦК ВКП(б) вспомнили, что в сентябре 1932 г. было принято Постановление о создании Литературного Института имени Максима Горького, где предполагалось иметь исследовательское отделение – «лабораторию для изучения художественной литературы народов СССР». И решили новый Институт не создавать, а расширить задачи предполагаемой «лаборатории», включив в круг изучаемых в ней литератур и литературы народов других стран.

«Продвижение» Каменевым «идеи» Института литературоведения на «высоком» партийном уровне привело к тому, что именно ему и предложили возглавить этот Литературный Институт имени Максима Горького. «Сегодня, – пишет он 8 мая 1934 г. Горькому, – получил извещение о назначении меня директором Института литературы им. Горького»59, – так в Секретариате ЦК ВКП(б) решили переименовать Литературный Институт им. Максима Горького, учитывая возможность расширения его первоначального профиля и усиления в нем литературоведческой составляющей.

Назначение Каменева, о чем он и писал Горькому, было еще только политическим решением, принятом в Секретариате ЦК ВКП(б), однако все знали, что принятые там решения являлись окончательными, не подвергались обсуждению и безоговорочно принимались к исполнению. И хотя официально Каменев был назначен на этот пост только в августе, но уже с момента «извещения» о «высоком» партийном решении он имел все основания считать себя директором Института им. Горького и действовать в качестве такового.

Конец ознакомительного фрагмента.

1

Benveniste E. L’homme dans la langue // Benveniste E. Problèmes de linguistique générale. – P., 1966. – P. 231.

2

Starobinski J. La transparence et l’obstacle. – Paris, 1975. – P. 218. Вспомним в этой связи декларированные цели Руссо, которые позволяют также диагностировать логику «расследования» и возведения события к истокам, присущую Руссо: «Эти длинные подробности о моей ранней юности, верно, покажутся ребяческими, и это жаль: несмотря на то что в некоторых отношениях я от рождения был взрослым, во многих других я очень долго оставался ребенком, а в иных остаюсь им до сих пор. Я не обещал читателям изобразить великого человека, – я обещал описать себя таким, каков я есть; а чтобы знать меня в зрелом возрасте, надо хорошо знать меня в молодости. Сами предметы обычно производят на меня меньше впечатления, чем воспоминание о них; все мои мысли не что иное, как образы; первые штрихи, запечатлевшиеся у меня в памяти, остались там навсегда; те же, которые появились впоследствии, скорее длились с первыми, чем изгладили их. Есть известная преемственность душевных движений и мыслей: они последовательно видоизменяют друг друга, и это необходимо знать, чтобы правильно судить о них. Я стараюсь повсюду раскрыть первопричины, чтобы дать почувствовать связь последствий. Я хотел бы сделать свою душу прозрачной для взгляда читателей и с этой целью стремлюсь ее показать со всех точек зрения, осветить ее со всех сторон, достигнуть того, чтобы в ней не совершалось ни одного движения, им не замеченного, чтобы он мог сам судить о порождающем их начале». (Руссо Ж. – Ж. Исповедь. Пер. М.Н. Розанова и Д.А. Горбова. Часть 1. Книга 4. – М., Терра, 1996. – С. 143–144).

3

«Реальный читатель» Руссо неоднократно становился предметом изучения историков литературы и социологов. Данной проблематике, связанной с изданием, циркуляцией, рецепцией книг Руссо, посвящены многочисленные исследования, среди которых упомянем следующие: Lecercle J. – L. Rousseau et ses publics // Jean-Jacques Rousseau et son œuvre. – Paris, 1964; Gagnebin B. L’étrange accueil fait aux Confessions de Rousseau au 18e siècle // Annales de la société de Jean-Jacques Rousseau, t. XXXVIII, – Paris, 1971; Roche D. Les primitifs du Rousseauïsme. Une analyse sociologique et quantitative de la correspondance de J. – J. Rousseau // Annales, Economies, Société, Civilisation, janvier-février 1971; Roussel J. La réception des Confessions entre 1795 et 1830 // Œuvres et critique. – Paris, 1978; Darnton R. Le courrier des lecteurs de Rousseau: la construction de la sensibilité remanesque // Darnton R. Le grand massacre des chats. – P., 1985 (см. рус. пер.: Дарнтон Р. Читатели Руссо откликаются: Сотворение романтической чувствительности // Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры. – М., 2002. – С. 250–300), а также более общую работу: Chartier R. Lectures et lecteurs dans la France d’Ancien Régime. – Paris, 1987.