Николай Непомнящий - 100 великих тайн Нового времени Страница 2

Еще рассказывают, что у кладов Степана Разина слишком трудны условия заговора.

Много мест связаны с именем атамана Степана Разина, особенно на правом берегу Волги, и туристам экскурсоводы часто показывают «Стенькины бугры».

Стоя на палубе теплохода, можно слышать: «Тут Стенька станом стоял. Здесь, по преданию, шапку оставил. Так и зовут это место: “Стенькина шапка”. На том бугре Стенька стольничал, говорят, там клад положен».

Например, близ деревни Банновки, между селом Золотым и устьем Большого Еруслана в Саратовской области, есть обрыв на Волге, который называют «Бугром Стеньки Разина». Местные жители уверяют, что еще в начале XX в., при закате солнца, когда тени длинные, на бугре можно было различить очертания ямы, где якобы была у Разина «канцелярия». Костей человеческих много в ней находили. По преданию, Разин долго жил на этом бугре в роскошном шатре с ватагою. Жилье у него было богатое – все дорогим бархатом да шелком обито.

А на самом «шихане» кресло стояло с насечкой из слоновой кости. С него, бывало, Разин высматривал купцов на Волге и расправу чинил. Большой, как уверяют, здесь клад зарыт.

В путеводителе 1900 г. есть такие строки: «Выше Камышина, верст за сорок, показывают еще “Бугор Стеньки Разина”. А верст на восемь выше слободы Даниловки лежит ущелье “Стенькина тюрьма”, иначе называемая еще “Дурманом”.

В старые годы оно окружено было густым лесом, в котором легко было заблудиться. Здесь, неподалеку, имеется множество пещер и Уракова-разбойника гора (близ колонии Добринки). Это высокий, в 70 сажень, бугор, где, по преданию, Разин зарубил Уракова, после чего тот семь лет зычным голосом кричал проходившим по Волге судам: “Приворачивай!” – приводя людей в трепет».

Теперь уместно задать вопрос: есть ли достоверные сведения о найденных кем-либо кладах Степана Разина? В «Донской газете» за 1875 г., № 88, помещена была заметка под названием «Старинные отыскиватели кладов». В ней сообщалось о попытке раздобыть клад Степана Разина.

«Донос наказного атамана Кутейникова на бывшего атамана Иловайского, который обвинялся в употреблении казаков на работы по своему мнению и для рытья клада под надзором новочеркасского полицеймейстера Хрещатицкого.

Из дознания обнаружилось, что действительно, рытье клада производилось в 1824 г. с июня по октябрь. Поводом к тому послужила жалоба двух лиц Иловайскому на одного казака, не дозволявшего рыть клад.

Казака вызвали к атаману. Оказалось, по рассказам старожилов, сокрыты в давние времена разбойниками Стеньки Разина в подземных погребах разные сокровища.

Оказалось об этом кладе-де есть предание. Еще до взятия Астрахани на том месте, где нынче сад казака Масленникова, жило 9 партий охотников-разинцев. Добытые ими сокровища они спрятали в тринадцати (?!) погребах, вырытых на глубине 16–17 саженей. Среди них под землей же устроена была церковь, в которой висела атаманская булатная сабля с 24 драгоценными камнями в ней, освещавшими церковь и погреба.

Это предание увлекло и самого Иловайского. Он велел рыть в земле коридоры, полагая, что открытые таким образом сокровища были бы весьма хорошею услугою государю императору. Рытье клада остановлено было Кутейниковым».

С конца XIX в. кладами Степана Разина интересовался И.Я. Стеллецкий, который сделал интересные записи:

«Одного помещичьего добра схоронил Разин близ своего утеса на 10 млн рублей. В 1914 г. в Царицыне близ церкви Троицы провалилась гора на 4 м в глубину. На дне провала оказались гробы и скелеты. Обнаружилось, что этот провал над тайником Степана Разина, идущий от названной церкви до самой пристани на Волге, куда приплывали “расписные Стеньки Разина челны”, груженные драгоценной добычей».

Следует сказать, что в материалах архива И.Я. Стеллецкого, ныне находящихся в ЦГАЛИ, есть и другие записи о попытках раскопать клады Разина.

А вот, можно сказать, недавний эпизод. Участник Великой Отечественной войны капитан 1-го ранга Г.И. Бессонов поведал, что во время жарких и зимних боев в районе Сталинграда, после налета бомбардировщиков Геринга, осыпался берег Волги. Случайно кто-то из бойцов обратил внимание, что вверху обрыва оголилось несколько старинных чугунных пушек, сложенных плотно в ряд.

Дульная часть одной из пушек, сильно проржавевшей, скололась, и из нее по откосу высыпались золотые браслеты, серьги, жемчуг, перстни, серебряные и золотые предметы, которые довольно быстро разошлись по рукам. Прошел слух, что это клад «волжских разбойников», а возможно, самого Стеньки Разина. Кое-кто попытался извлечь пушки из мерзлого грунта, но это оказалось трудным делом. К тому же участок простреливался противником. А скоро после очередной бомбежки берег осыпался, обильно пошел снег…

Бои шли тяжелые. Вскоре началось наступление на группировку Паулюса, и о кладе забыли.

Следует сказать, что в рассказе фронтовика присутствует важная историческая деталь: достоверно известно, что часть добытых драгоценностей атаман прятал в старые «порченные» пушки, забивал ствол кляпом, закапывал на берегу Волги, ставился памятный знак или ориентир, и само место и описание его заносилось в «грамотку», дабы при необходимости это место можно было отыскать.

(По материалам Льва Вяткина)

Трагедия боярыни Морозовой

В 1911 г., когда разбирали архив Тайного приказа царя Алексея Михайловича, были обнаружены документы, касающиеся церковного раскола, и в частности – дела опальной Феодосии Морозовой.

Среди вороха полуистлевших бумаг была найдена одна, о которой тут же доложили по начальству. Реакция последовала незамедлительно: разбор документов до высочайшего распоряжения приостановить, архив засекретить. Письмо, которое столь переполошило правившую династию, касалось личной жизни Алексея Михайловича, вошедшего в русскую историю под именем «Тишайший».

Так кто же она – Феодосия Прокопьевна Морозова?

Вряд ли найдется человек, не видевший картины В.И. Сурикова «Боярыня Морозова». Но не каждый расскажет о ней хоть что-то!

Родилась она в семье окольничего П.Ф. Соковнина, родственника М.И. Милославской – первой жены царя Алексея Михайловича. В 17 лет выдали ее замуж за боярина Г.И. Морозова, родного брата «царского воспитателя». После смерти мужа в 1662 г. 30-летняя вдова оказалась одной из богатейших женщин Московского государства, у которой насчитывалось почти 8000 крепостных. Московский дом утопал в роскоши. Выезжала она в карете с «мусиею и сребром», запряженной «аргамаками многие, 6 или 12, с гремячими цепьми». Выезд сопровождали 200, а то и 300 слуг…

Но, овдовев, Ф. Морозова предалась подвигам благочестия и даже носила власяницу. Дом ее стал одним из центров старообрядчества.

Боярыня Морозова. Художник В.И. Суриков. 1887 г.

Вернувшись из сибирской ссылки, мятежный протопоп Аввакум нашел здесь кров и пищу. А после того как его вновь сослали на Мезень, боярыня Морозова и ее родная сестра княгиня Е.Л. Урусова уже открыто выступили в защиту старой веры.

Не помогли увещевания архимандрита Иоакима, уговоры самого царя. Алексей Михайлович приказал отписать на себя половину вотчин боярыни, но и это не сломило ее. А власти довольствовались «малым лицемерием» Морозовой: она иногда, ради приличия, посещала богослужения по новому обряду.

Все резко изменилось после ее тайного пострига. Если боярыня Феодосия, живя в миру, могла кривить душой, то инокиня Феодора не имела права лицемерить. Она стала уклоняться не только от религиозных обязанностей по новому обряду, но и от мирских, связанных с ее положением при дворе.

В январе 1671 г. боярыня Морозова отказалась присутствовать на царской свадьбе, где ей предстояло «в первых стояти и титлу царскую говорити»; она сослалась на болезнь: «ноги ми зело прискорбны, и не могу ни ходити, ни стояти».

Это был прямой вызов, и Алексей Михайлович принял его как личное оскорбление. 16 ноября 1671 г. ее вместе с сестрой арестовали, а через несколько дней повезли на допрос в Чудов монастырь. Именно этот момент изображен на картине В.И. Сурикова: проезд мимо царского дворца.

Ни уговоры, ни соблазны не заставили сестер отказаться от старой веры. Даже мягкий нравом патриарх Питирим озверел и «ревый, яко медведь» закричал: «…яко пса чепию за выю (шею) влачише… отсюду!» Вытаскивали боярыню так, что она сосчитала головой все ступеньки.

Морозову заключили на подворье Псково-Печерского монастыря на Арбате, а Урусову в Алексеевском монастыре на Чертолье. Вскоре схватили и единомышленницу, жену стрелецкого полковника, пытавшуюся бежать на Дон.

В тоске по матушке умер сын Морозовой – Иван, последний отпрыск именитого рода. Руки у царя оказались развязаны: конфисковав все имущество, он «отчины, стада, коней разда болярам… а вещи все – златые и сребряные, и жемчужные – все распродати повеле». Алексей Михайлович разрешил пытать узниц.