Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1995 год Страница 21

Около шести часов мы двинулись в путь. В половине девятого, совершенно неожиданно, на возвышенности перед нами появились два всадника на верблюдах. Вскоре их было уже около полутора десятка, молчаливо стоявших и смотревших, как мы приближаемся, но не предпринимавших никаких действий, — ни дружелюбных, ни враждебных, хотя их неподвижные фигуры выглядели угрожающе.

Наши, шедшие немного впереди, проводники бегом вернулись к нам с возбужденными криками, и Амин перевел их местный диалект, который я плохо понимал. Всадники на верблюдах оказались туарегами. Все они были в масках и голубых бурнусах. В памяти всплыло, что именно так одеваются представители этого рассеянного кочевого племени, скитающегося от оазиса к оазису в глубине Северной Африки, нападая на плохо вооруженные караваны и убивая мирных торговцев.

В пустыне действует закон силы. Готовясь к экспедиции, мы помнили об этом и не рассчитывали на пощаду, если дело дойдет до схватки с бандой головорезов. Поэтому захватили с собой оружие и боеприпасы: у каждого из четырнадцати арабов было по современной винтовке, а у нас с Гарри еще и пистолеты.

Говорили, что туареги непревзойденные снайперы, они пользуются длинноствольными ружьями старинного образца, нося их на плече, так что ствол торчит выше головы на целый фут. Однако в случае столкновения нам не составило бы труда отогнать их магазинными винтовками.

Я выстроил машины полукругом, и мы с оружием в руках приготовились встретить атаку. Но ее не последовало. Самый высокий из туарегов тронул своего верблюда, развернулся и поскакал с холма вниз, и вскоре вся банда исчезла так же таинственно и молчаливо, как и появилась.

Мы с некоторыми предосторожностями двинулись в путь и, когда тремя часами позже расположились на отдых, выставили двух часовых. Мы едва начали разбивать лагерь, как один из часовых увидел двигавшийся в нашу сторону большой караван. В бинокли мы смогли разглядеть верблюдов, груженных огромными тюками, и белые бурнусы всадников; по всем признакам, караван принадлежал миролюбивым торговцам.

Через полчаса к нам подъехал возглавлявший караван, благородного вида пожилой человек и дружелюбно приветствовал нас: «Ассалям алейкум!», на что мы в той же манере ответили: «Мархаба, мархаба!» Представившись шейхом Абу Харизом из оазиса Фарафра, он велел своим людям разбить лагерь рядом с нашим.

Среди мирных путешественников в пустыне существует обычай оказывать безграничное гостеприимство, и, когда встречаются два каравана, они всегда делятся друг с другом всем, что у них есть. Мы немедленно предложили гостю воспользоваться нашими запасами, а он тут же сделал подобный жест со своей стороны. Но, как оказалось, в обоих караванах ни в чем не ощущалось недостатка, поэтому церемония приветствия свелась к обмену подарками. Мы послали шейху много чая и сахара, зная, что последний особенно ценится в пустыне и считается одной из форм денег. В ответ нам прислали банановую ветвь с двенадцатью гроздьями бананов и очень вкусный щербет.

Когда караван приблизился, Сильвия вместе с Клариссой удалились в палатку, и, учитывая религиозный фанатизм жителей пустыни, к трапезе вышли, подобно египтянкам, в длинных барраканах из хлопка и с закутанными лицами. Этой одеждой Сильвия запаслась специально, и, как выяснилось, они с Клариссой ехали так через оазисы Дахла и Харга.

Шейх пригласил нас на чай, и, преодолев песок, разделяющий оба лагеря, мы сели рядом с ним и двумя его сыновьями.

Для арабов-бедуинов чаепитие заменяет кино, бега, танцы и почти все прочие развлечения. Этот торжественный ритуал начинается с того, что слуги берут большой чайник, наполовину наполняют его сахаром, еще на четверть засыпают чайным листом и заливают доверху водой. Затем эту смесь кипятят, переливают в другой чайник, и добавив воды, опять кипятят и переливают обратно. И так до тех пор, пока чай не приобретет нужный вкус. Его пьют из маленьких чашечек, смакуя и шумно втягивая губами, чтобы показать удовольствие.

Во время чаепития хозяин и гости неторопливо и любезно беседуют на всевозможные темы, а когда распорядитель церемонии чувствует, что пора отправляться в путь, то добавляет в чайник немного мяты, и гости, выпивая последнюю чашечку ароматного напитка, воспринимают это как знак прощанья.

Шейх сообщил, что его караван направляется на юг, в маленький оазис Балла, находящийся в сотне миль от его дома, и, чтобы сократить путешествие, срезает путь через Великое песчаное море. Арабы довольно часто поступают так, но он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь пересекал эту огромную пустыню целиком.

Мы провели почти два часа у гостеприимного шейха, и, после многочисленных прощаний и пожеланий безопасного и удачного путешествия с обеих сторон, караваны расстались. Через полчаса верблюды шейха скрылись за грядой низких песчаных холмов, и мы остались одни.

На третий день пути от оазиса Дахла мы оказались в настоящих песках. Ранее песчаные участки перемежались скалистыми формированиями, возвышавшимися здесь и там. Теперь же только дюны вздымались волна за волной, и с возвышенности, случайно оказавшейся на пути, было видно, что их бесконечные гребни расстилались до самого горизонта. Но чаще поле зрения ограничивалось близлежащей дюной, пока мы пересекали очередную неглубокую ложбину.

Двигаться, как раньше, зигзагом, из одной ложбины в другую стало невозможно, валы дюн тянулись на многие мили, под углом к направлению нашего движения. В некотором смысле ехать было легче, так как поверхность дюн ровнее склонов вади, и мы могли ориентироваться по компасу, но зато приходилось взбираться на каждый гребень и спускаться с него. Более того, склоны очень часто оказывались чересчур круты для грузовиков, и приходилось разгружать один из них, чтобы использовать его как буксир, а затем вновь загружать.

День за днем мы бороздили нескончаемые пески, преодолевая дюну за дюной, чтобы вновь увидеть лишь вздымающиеся песчаные гребни. Иногда удавалось проехать за день двадцать миль, иногда — сорок, в зависимости от времени, затраченного на откапывание застрявших автомобилей, и песчаных бурь, налетавших с юга. Несколько раз на нас обрушивался джибли, как называют в Ливийской пустыне южный ветер, несущий огромные массы песка. Каждый раз приходилось останавливать караван и закрывать окна автомашин, но песок проникал в мельчайшие щели, золотистая пыль тонким слоем покрывала нашу одежду и все предметы внутри, вызывая кашель и причиняя массу других неудобств. Мы беспокоились, как бы не засорились двигатели, хотя, уезжая из Луксора, запаслись специальными защитными чехлами, пока не подводившими. Все бури оказывались непродолжительными, кроме одной, начавшейся с появления полудюжины «песчаных дьяволов» огромных вращающихся столбов песка, с колоссальной скоростью несущихся над песчаными холмами и впадинами.

Увидев их, мы немедленно остановили караван, закрыли машины, а лица обернули тканью. Буря бушевала больше часа, и все это время видимость была хуже, чем в самом густом лондонском тумане. Песок несся с такой силой, что действовал подобно наждачной бумаге. Когда мы наконец смогли выйти из машин, оказалось, что с наветренных бортов начисто содрана краска.

На пятый день мы обнаружили первые следы погибшей армии Камбиза. Около десяти часов утра один из наших проводников указал в сторону большого пятна на склоне дюны. В первый раз за последние два дня мы видели какое-то образование, отличающееся от монотонно-желтого цвета песка, и решили осмотреть его.

К нашему великому восторгу, это оказались остатки одного из громадных складов, в котором интенданты Камбиза запасали кувшины с водой для своей армии, и участок длиною более мили был усеян глиняными обломками, частично засыпанными песком.

Мы провели более часа в надежде отыскать что-либо еще. Но нам не удалось обнаружить ничего, кроме бесконечных осколков. Однако эта стоянка безоговорочно подтверждала истинность записанного Геродотом рассказа, а сам факт, что последними и, возможно, единственными людьми, стоявшими до нас на этом самом месте, были те самые персидские воины, ночевавшие здесь много столетий назад, подействовал на всех нас возбуждающе.

Надо сказать, Сильвия заметно оттаяла после того, как я поведал о своих злоключениях. Она больше не позволяла себе саркастических острот в мой адрес, и оказалось, что уживаться с ней значительно проще, чем я думал. Она не отличалась особой эрудицией ни в чем, кроме египтологии, но я подозревал, что и это было результатом длительной совместной работы с отцом. Однако она была очень сильной физически, обожала разнообразные упражнения, и жизнь в пустыне, казалось, вполне устраивала ее, позволяя проявить все свои лучшие качества.