Борис Тарасов - Россия крепостная. История народного рабства Страница 22

В 1754 году орловские помещики братья Львовы, поссорившись из-за чего-то со своим соседом поручиком Сафоновым, отправились на него в поход. Вместе с дворовыми и крепостными людьми, а также крестьянами присоединившихся к походу родственников армия Львовых насчитывала более 600 человек. Кавалерию составляли сами помещики вместе со своими денщиками, приказчиками и наиболее приближенными из дворовых. Крестьяне шли пешими. Перед походом два священника отслужили молебен, а предводители произнесли вдохновительную речь, причем призывали своих ратников «друг друга не выдавать, а врага не жалеть».

Выпив для храбрости по чарке водки, выступили в путь. Сафоновских крестьян застали врасплох, окружив их в то время, как они, ничего не подозревая, мирно косили сено. В кровопролитном бою погибло 11 человек и 45 было ранено.

В этом же году под Москвой воевали генеральша Стрешнева с князем Голицыным. По приказу госпожи ее крестьяне во главе со старостой, вооружившись дубинами, косами и ружьями, напали на голицынскую вотчину. Хозяина упустили, но захватили в плен 12 человек княжеской дворни, отвезли с собой и посадили в цепях в погреб.

Неизвестно по каким причинам генеральша Стрешнева оставалась дома, пока громили усадьбу ее врага, потому что в то время дворянки не отказывали себе в удовольствии лично командовать военными действиями. Например, в 1755 году помещица Побединская напала сразу на двух соседей — помещиков Фрязина и Леонтьева. Несмотря на отчаянное сопротивление, оказанное этими господами, их крестьяне рассеялись, не выдержав натиска воинственной соседки и ее доморощенной армии, а сами дворяне были убиты в схватке.

Ожесточенным сражением закончился земельный спор князей Долгоруковых и князей Несвицких. Вражда между ними вспыхнула из-за лесного участка, ранее принадлежавшего Долгоруковым, но половина которого решением суда была передана Несвицким. Бывшие владельцы не смирились с этим и вооруженной рукой решили восстановить свои имущественные права.

Несвицкие распоряжались полученным участком, начав там рубку леса, но одновременно, зная о настроениях соседей, готовились дать отпор. Их крестьяне отправлялись на работу вооруженными, с предосторожностями, как на враждебную приграничную полосу, и обязательно под предводительством одного из князей.

Однажды, приехав на делянку, они встретили там крестьян Долгоруковых во главе со старостой. Дело началось, как в старину между двумя дружинами, с едких насмешек, скоро переросших в перебранку и затем в грубую ругань. Затем схватились врукопашную. Драка превратилась в ожесточенное кровавое сражение. Князь Несвицкий отчаянно сражался впереди своих крестьян, а долгоруковских мужиков подбадривал староста. Пробиваясь к предводителю противников, он кричал своим: «Бей всех до смерти! Бей князя до смерти в мою голову!»

Наконец сторона Несвицких дрогнула. Самого князя едва успели унести с поля битвы в изорванной и окровавленной одежде. Он был сильно изранен: голова пробита в нескольких местах, вышиблен глаз. Тех из его войска, кого смогли захватить в плен, обезоружили и привязали к деревьям.

Сражаясь с соседями, не останавливались и перед нападением на представителей власти. Когда спустя несколько дней в усадьбу к Долгоруковым явились чиновники арестовать виновных в лесном побоище и изъять захваченные вещи, князья велели ударить в набат и приказали собравшимся крестьянам гнать судейских прочь и бить дрекольем. Уездное начальство едва спаслось немедленным бегством.

Но в результате за барские забавы и сумасбродство приходилось расплачиваться их крепостным. Исправники и стряпчие возвращались с подкреплением, и тогда крестьян нещадно пороли, ссылали на каторжные работы или «брили лбы». Для помещиков, затеявших драку, как правило, все кончалось только тем, что им делали словесное внушение и одновременно выдавали на руки рекрутские квитанции за вынужденно изъятых из их собственности рабов.

Герцен отозвался как-то о господах и их домашних слугах, что «разница между дворянами и дворовыми так же мала, как между их названиями». Действительно, в основе происхождения и одного и другого слова заключено напоминание о служебных обязанностях человека «при дворе», а значит — при хозяине. Дворянин на Руси изначально — это один из княжеских или боярских слуг, нередко из холопов, т. е. несвободных лично людей. Постепенно расширялись права дворянина, его образ приобретал черты «благородства», а его обязанности почти целиком сосредоточились на военной службе, но все же русский дворянин принципиально отличался от своего европейского собрата. Он не обладал никогда и малой долей независимости, личной или имущественной, и служил и воевал он всегда не для себя и не за себя, как европейский рыцарь, а как подневольный «государев» человек. И все его привилегии были простой платой за службу.

Императорский дворец, особенно при первых женщинах-правительницах — Екатерине, Анне и Елизавете, — напоминал собой большую помещичью усадьбу, и нравы, принятые там, мало чем отличались от быта обычного дворянского поместья того времени. Только в роли слуг выступало «благородное российское шляхетство», и венценосные господа обращались с ним без лишних церемоний. При дворе жило множество «дураков», «дур» и шутов, среди которых встречаются князья Волконский, Голицын, граф Апраксин, княгиня Голицына. Они должны были потешать императрицу, драться друг с другом для смеха или напиваться допьяна, рассказывать на ночь сказки или чесать пятки госпоже. Анна Иоанновна, когда ей делалось скучно, открывала дверь в соседний покой, где сидели ее фрейлины, и запросто командовала «А ну, девки, пойте!» — и девицы из родовитых семейств послушно затягивали какую-нибудь песню и не смели умолкнуть до следующего распоряжения. А Елизавета могла запросто на придворном балу подойти к знатной даме, как это было, например, с Е. Лопухиной, и на глазах у всех закатить ей оплеуху только за то, что та посмела одеть слишком красивое платье и выглядеть более эффектно, чем сама императрица.

На первый взгляд, и в дворянской усадьбе все то же самое: крепостные чешут пятки барыне, поют хором, когда барину грустно. Такова Маланья Павловна из тургеневских «Старых портретов»: «До страсти любила Маланья Павловна всё сладкое — и особая старушка, которая только и занималась, что вареньем, а потому и прозывалась варенухой, раз по десяти на день подносила ей китайское блюдечко — то с розовыми листочками в сахаре, то с барбарисом в меду или с ананасным шербетом. Маланья Павловна боялась одиночества — страшные мысли тогда находят — и почти постоянно была окружена приживалками, которых убедительно просила: "Говорите, мол, говорите, что так сидите — только места свои греете!" — и они трещали, как канарейки. Будучи набожной… она очень любила молиться; но так как, по ее словам, она хорошо читать молитвы не выучилась, то и держалась на то бедная вдова-дьяконица, которая уж так-то вкусно молилась! Не запнется ни вовек!.. Состояла при ней другая вдовушка, та должна была рассказывать ей на ночь сказки». Французский мемуарист так описывает досуг русской помещицы: «Дама, лежащая на диване или софе, часто бывает окружена толпой рабынь; одна из них ей рассказывает что-нибудь, другая чешет голову или пятки, а шут смешит ее…» И здесь же провинившимся или замешкавшимся в исполнении приказания щедро раздаются пощечины, тычки и удары «калиновым подожком», или щекобиткой — изобретением крепостной эпохи.

Но, конечно, даже отдаленно сравнивать положение придворных и дворовых помещичьих людей совершенно невозможно. Дело было в том, что царивший в стране дух невежественного грубого деспотизма абсолютно всех подданных, даже самых родовитых и богатых, делал немного рабами, но крепостные были рабами целиком и вполне, без всяких условностей или преувеличений.

Дворовые среди крепостных занимают особое место. Существование такого характерного явления, как помещичья «дворня», придало крепостному праву именно тот вид, какой оно имело в истории. Без дворни невозможно представить себе ни дворянского быта, ни самой эпохи.

Дворовые художники, ремесленники, шуты, учителя, архитекторы, официанты и повара, музыканты, артисты, вышивальщицы, дворецкие и, наконец, просто «девки» и «казачки» наполняли дворянские дома и сопровождали господ во всех передвижениях. Независимо от того, отправляется помещик в далекое путешествие или в гости в соседнее имение — он берет с собой немалую часть своей дворни. Многочисленность окружающих русского помещика рабов свидетельствует о его могуществе, вызывает уважение и подобострастие.

Каждый шаг господина и его близких сопровождают домашние слуги, обязанные предугадывать любую их прихоть, избавлять от необходимости самостоятельно выполнить самое ничтожное усилие или действие. Наташа Ростова, например, вызывает к себе в комнату дежурную горничную только для того, чтобы погасить на ночь свечу, хотя она горит непосредственно рядом с изголовьем, и молодой графине достаточно просто протянуть руку, чтобы достать до нее. Примечательно, что этот эпизод написан Толстым без всякого намерения обратить особое внимание читателя на него. Напротив, это совершенно обычная бытовая подробность, и тем одним еще более красноречиво характеризующая особый тип «господского» сознания и писателя, и его героини.