Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1994 год Страница 23

Мало-помалу я замечаю, что начинаю делиться как бы на три сущности — физическую, эмоциональную и рациональную. Для моряка-одиночки разговаривать с самим собой или с воображаемым собеседником — дело обычное. Постепенно ты начинаешь думать и рассуждать как другой человек и обретаешь совершенно новое мировоззрение. Когда мне угрожала опасность или я получал травму, все мои чувства сосредоточивались на страхе, тогда как физически я испытывал боль. Однако инстинкт всякий раз подсказывал, что разум в конце концов возьмет верх и над болью, и над страхом. Со временем я научился управлять не только своими чувствами, но и физическим состоянием. Я стал больше доверять надеждам и мечтам — они были моим единственным убежищем от невзгод. Фантазии, как ничто другое, помогали мне скрасить безрадостное существование.

Так, в вахтенном журнале я, к примеру, пишу: «Вокруг меня снуют и плещутся прекрасные макрели. Одну из них я прошу выйти за меня замуж. Но родители морской красавицы и знать ничего не желают. Я, мол, лицом не вышел. Надо же, думаю, и среди рыб попадаются задаваки, в точности как у людей. Мало того, чудо-рыбки еще уверяют, что впереди меня ждет далеко не блестящее будущее. Что ж, вздыхаю, в этом они, похоже, правы...»

Наблюдать за мечущимися туда-сюда рыбами — жестокое искушение. А в рыбной ловле мне по-прежнему не везет. Не успею я загарпунить рыбину, как она, растреклятая, начинает неистово биться, вспенивая воду, срывается со стрелы и уплывает восвояси.

Но вот после долгих усилий цель наконец поражена — похоже, наверняка. Я подтягиваю гарпун с увесистой добычей. Корифена мечется, как сумасшедшая, и судорожно молотит хвостом по воде. Я напрягаю все силы, пытаясь удержать гарпун на весу, — и вот рыба на плоту. Радости моей нет предела: то, что я продержусь еще дней двадцать, это уж точно.

Когда же заработал мой последний опреснитель — все прежние оказались никуда не годными, — я поверил в удачу окончательно и бесповоротно. Теперь у меня в запасе еще полтора литра пресной воды... Спустя одиннадцать дней надежды на то, что я выживу, кажется, начинают сбываться. Одна беда — опять не дают покоя акулы. Меня пугают не только их челюсти, усеянные несколькими рядами острых зубов. Кожа у этих тварей что наждак. Пройдись акула чисто случайно спиной или боком по днищу плота — пиши пропало. Но бестии, словно внимая моим заклинаниям, щадят и меня, и мое убежище...

Я ложусь на спину под животворные лучи солнца, погружаюсь в полудрему и придаюсь сладостным мечтам, представляя, как меня подбирает корабль или как я лежу на травке у пруда возле дома моих родителей.

И вдруг плот начинает ходить ходуном. Болтанка быстро выводит меня из мира грез. Я вскакиваю на колени и всматриваюсь в морскую глубину. И вижу, как какое-то серое, с округлой плоской головой существо, кружась и извиваясь, чистит шкуру о днище плота, которое за две недели обросло ракушками и водорослями. Здравствуйте вам, пожалуйста, — опять она, акула. Гляжу и глазам своим не верю: корифены и макрели, как ни странно, совершенно не пугаются твари и не бросаются врассыпную. Напротив, они окружают ее, как бы приглашая к столу: «Давай-давай, дескать, подплывай поближе к нашей кормушке и отведай вон ту большую черную ракушку». Акула не спеша описывает круг и направляется к корме плота — если можно так выразиться, — а потом ныряет под днище. Перевернувшись на бок, она надувается и начинает кусать кармашки для балласта, сотрясая плот своим мощным трехметровым телом. Бог с ними, с кармашками, только бы не прокусила днище. Я смотрю на акулу и думаю: подстрелить ее, что ли, или, может, не стоит рисковать, а то потеряю гарпун? А хитрая бестия выписывает пируэты перед самым моим носом. Наконец я решаюсь — и стальной гарпун поражает хищницу точно в спину. Однако такое ощущение, будто он угодил в камень. Акулу передергивает, точно от неприятного прикосновения, и она неспешно и чинно уплывает прочь. А я провожаю ее долгим настороженным взглядом.

Я надеялся, что о приближении акул меня будут предупреждать корифены и макрели — прежде при виде хищниц они всегда исчезали. Но теперь понимаю, что на них мало надежды — они будто сдружились с акулами и совершенно их не боятся. Больше всего я беспокоюсь о газовом баллоне и шланге, по которому воздух поступает в надувные несущие отсеки плота. Шланг проходит как раз под днищем. Что будет, если акула перекусит шланг, пускай даже случайно? А может, эти твари покушаются на баллон? Неужто он такой аппетитный на вид?.. Ох уж мне эти нескончаемые заботы! С тревожными мыслями я отхожу ко сну каждую ночь и с ними же просыпаюсь по утрам...

Однажды ночью плот вдруг приподняло и резко повело в сторону, будто чья-то огромная нога поддела его снизу. Спросонья я никак не пойму, в чем дело. Хватаю гарпунное ружье и всматриваюсь во тьму. Так и есть: ко мне снова пожаловала она — акула. Я пристально вглядываюсь в черную маслянистую глубину океана — но ничего не вижу. Наверное, тварь кружит сзади. Надо дождаться, когда она появится впереди плота. Вскоре акулий плавник возникает передо мной, распарывая, точно ножом, застывшую гладь, которая вдоль линии разреза вспыхивает мириадами фосфоресцирующих огоньков. Акула описывает полукруг — как видно, готовясь к новому заходу. И вот бестия уже подо мной. Я шлепаю по воде руками. Проклятье, тварь никак не реагирует. Я понимаю — действия мои небезопасны и могут спровоцировать грозную атаку. Акулий плавник снова возникает на поверхности, совсем рядом. Хищница неумолимо приближается и проскальзывает под днищем, проходясь по нему, точно теркой. Я хватаю ружье, прицеливаюсь и бью в шлейф мерцающих брызг. Попал! Вода вскипает и бурлит. Темный плавник-нож снова на поверхности. Резкий рывок — акула бросается в сторону, описывает большой круг и уходит прочь. Где она теперь? Я слышу только, как в наступившей тишине неистово колотится мое сердце. Похоже, это единственные звуки, раздающиеся на всем протяжении между океаном и звездами. Я в тревожном напряжении жду.

Отхлебнув глоток воды, устраиваю ложе у самого входа и рядом кладу ружье, чтобы при первом же сигнале вступить в очередную схватку с акулой. Проходят часы, прежде чем я наконец забываюсь беспокойным сном...

В течение следующих нескольких дней на небе не видно ни облачка. В сутки преодолеваю четырнадцать-пятнадцать миль. От голода меня буквально выворачивает наизнанку. Во рту горит. Единственная радость — опреснитель выдает чуть больше полулитра воды каждый день. На спокойной воде поле визуального обзора значительно расширяется. Если неподалеку будет проплывать корабль, он непременно должен заметить блестящий оранжевый навес плотика. До судоходных линий, лежащих далеко на западе, не меньше двух недель дрейфа.

За тринадцать дней плавания я съел всего лишь полтора килограмма пищи. Живот втянуло, скоро он и вовсе прилипнет к позвоночнику. Движения сделались медленными, скованными. Жировых складок как не бывало. Мускулы стали «пожирать» сами себя. Чувства притупились, кроме боли от нестерпимых резей в желудке. А еще осталось ощущение безмерной тоски и горечи, но и оно, вижу, скоро пройдет.

К борту подплывает несколько рыбешек. Я прицеливаюсь и стреляю. Гарпун, на удивление, поражает цель с первого удара. С трудом втаскиваю рыбу на плот. Это — золотая макрель. Она хватает ртом воздух, издавая при этом странные звуки, похожие на кваканье. Глаза дико вращаются. Склонившись над рыбой, я приговариваю: «Еда, еда, теперь у меня есть еда!» Словно понимая меня, макрель неистово бьется, молотя хвостом по днищу. Я пытаюсь оглушить ее, ударив по голове рукояткой ракетницы. Но голова у нее крепкая, как бетон. Только ножом удается пробить твердую чешую. Рыба последний раз судорожно бьет хвостом — и затихает. А у меня на глаза наворачиваются слезы. Мне жаль и рыбу, и себя. Но голод сильнее жалости. Я хватаю макрель обеими руками и жадно вгрызаюсь в ее тело...

Окончание следует

Стивен Каллахан, американский мореплаватель Перевел с английского Ю.Супруненко

Робинзоны с мыса Саханин

Предлагаем вторую страницу из блокнота «Школа выживания» нашего специального корреспондента (первая была опубликована в № 1/94) и напоминаем, что по-прежнему ждем, уважаемые читатели, ваши воспоминания об экстремальной ситуации, которая выпала на вашу долю во время путешествий.

И х было двое. Орнитолог Владимир Калякин, кандидат биологических наук. И Юрий Плец, физик-атомщик. На мыс Саханина, один из многих каменистых мысов на юге Новой Земли, их занесло по разным причинам. Но в тот момент они представляли экспедиционный отряд Научно-исследовательского института охраны природы, которому впервые за долгие годы запретов было разрешено провести в этих местах авиаучет гнездящихся и прибывающих на линьку птиц, а также обследовать птичьи базары.