Уильям Лобделл - Теряя веру Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни Страница 24

Вот что сказал мне монсиньор Юрелл: «Католичество — это в первую очередь деловая корпорация и лишь во вторую — религиозный институт. Религией мы занимаемся по воскресеньям. А сейчас у нас речь не о религии, а о бизнесе».

Два месяца спустя, не получив ответа от церковных иерархов, Прайс обратился в суд. Его обвинение публично поддержали Ларри Рехаб и еще один пострадавший. Документы раскрыли передо мной полную картину того, как обошелся с Рехабом и Прайсом диоцез после того, как они «вынесли сор из избы».

Для начала монсиньор Лоренс Бэйрд, пресс-секретарь диоцеза, гневно заявил «Оранж Каунти Реджистер», что Харрис — «образец священника». Затем основной адвокат Харриса Джон Барнетт принялся чернить обвинителей в прессе. Он называл предполагаемых пострадавших «лжецами» и «нездоровыми людьми», которых якобы интересуют только деньги. Барнетт сравнивал их обвинения с «Салемским процессом над ведьмами в 1692 году, когда двадцать девять человек в Массачусетсе были казнены по ложному обвинению в сношениях с нечистой силой». И снова никто в диоцезе не возвысил голос, чтобы сказать правду о Харрисе или защитить его жертв.

В ноябре 1994 года более трехсот пятидесяти учеников школы «Санта-Маргарита» и их родителей провели в парке возле школы 45-минутный митинг в защиту Харриса. Были среди них и родители Райана Ди Мария, еще не подозревающие о том, какую страшную роль уже сыграл Харрис в судьбе их сына. Толпа пела хором «Он отличный парень». В какой-то момент над толпой пролетел самолет с транспарантом: «Мы любим отца Харриса!» Известные люди произносили в защиту Харриса пламенные речи.

— Он — жертва клеветы! — говорила Шерон Коди, член муниципального совета Мишн-Вьехо. — Я верю: в конце концов выяснится, что он не сделал ничего дурного. Однако тяжело знать, что жизнь его уже никогда не будет прежней. Он такого не заслужил!

И снова чиновники от церкви предпочли промолчать.

Наконец, в мае 1995 года на Прайса набросились церковные юристы. По рассказу самого Прайса, его допрашивали одиннадцать дней подряд, по восемь часов в день, несмотря на его обращения в арбитражный суд с просьбами прекратить это беспрерывное испытание. В своих воспоминаниях Прайс рассказывает, как дюжина адвокатов, представляющих интересы церкви и самого Харриса, расспрашивали его о его сексуальной жизни и задавали вопросы такого рода: нравилось ли ему, когда отец Харрис трогал и сосал его член? Фантазировал ли он когда-нибудь о сексе с отцом? Сопротивлялся ли он действиям Харриса? Или охотно их принимал? Звучал и такой вопрос: «Как, по вашему мнению, относится к вашему судебному иску Бог?»

Когда суд отверг его иск за истечением срока давности, церковь, по словам Прайса, пригрозила взыскать с него 60 тысяч долларов судебных издержек. Не желая еще глубже залезать в долги, Прайс бросил борьбу — и после этого его оставили в покое.

Стратегия диоцеза — дезинформация пополам с юридическими «наездами» — сработала. Обвинители Харриса, уже эмоционально надломленные, столкнулись с гневом общества, с целой батареей юристов и перспективой дорогостоящих судебных битв. Кто решился бы продолжать борьбу со столь могущественными противниками?

Райан Ди Мария не хотел судиться с диоцезом. Он хотел лишь получить немного денег на психотерапию и извинения за то, что сделал с ним Харрис в первый год его обучения. В 1988 году Райан тяжело переживал самоубийство друга, и его родители попросили Харриса поговорить с ним. По словам Райана, Харрис повез его в Лос-Анджелес: они вместе поужинали, затем сходили на «Призрака Оперы», а после этого священник привез мальчика к себе домой и оставил ' у себя на ночь. Он предложил Райану лечь в одну постель, но тот отказался и провел ночь в другой комнате на кушетке. На следующее утро, по словам Райана, Харрис несколько раз его изнасиловал.

Следующие шесть лет Райан провел в борьбе с депрессией и с мыслями о самоубийстве. Он хотел поделиться своей тайной — но с кем? Кто поверит его слову против «Отца Голливуда»? Родители его даже ходили на митинг в поддержку Харриса. Райан поклялся, что унесет свой секрет с собой в могилу, и надеялся, что могила не заставит себя ждать. Однажды в 1996 году Райан пил всю ночь, а на рассвете позвонил отцу и сказал, что собирается покончить с собой. Стал объяснять, как получить доступ к его банковским счетам. Родные Райана примчались к нему и успели его остановить. Так правда вышла наружу.

Райан пошел к окружному прокурору; но тот отказался возбуждать дело по факту шестилетней давности (хотя на тот день, когда Райан и его родители подали заявление, срок давности по соответствующей уголовной статье еще не истек). Осенью 1996 года церковные власти провели с семьей официальную встречу, однако не предложили никаких извинений.

— Мы полагали, что оказываем церкви услугу, — рассказывала Диана Ди Мария, мать Райана. — Уже годы спустя нам стало ясно, что в это время они уже знали [о Харрисе] куда больше нашего. И их это не волновало. Они просто хотели заставить нас замолчать.

Недовольный реакцией церкви, в 1997 году Ди Мария подал гражданский иск.

стороны священников, и большинство коллег уговаривали их отказаться от дела Райана. Но они взялись за это дело и следующие четыре года вели войну с диоцезами Оранж и Лос-Анджелес. В то время выиграть у Католической церкви дело о сексуальном преступлении священника удавалось очень и очень немногим. Епископы обладали огромными ресурсами. Темные тайны их подчиненных надежно хранились в секретных церковных архивах недоступные для адвокатов истцов. Часто проблемой становился срок давности: дети — жертвы сексуальных преступлений, как правило, сообщают о том, что с ними сделали, через много лет, уже став взрослыми. Епископы, другие прихожане, даже друзья советовали, просили, требовали, чтобы жертвы и их семьи не поднимали шума и не бросали тень на Церковь.

Готовясь к суду по делу Ди Марии, его адвокаты потратили более 150 тысяч долларов — для небольшой юридической фирмы целое состояние. В ходе следствия сторона Райана делала различные предложения о соглашении: сто тысяч, сто пятьдесят тысяч и затем, уже ближе к суду, — миллион.

— Но они, попросту говоря, посылали нас куда подальше, — рассказывал Мэнли. — Ну и дураки!

Осенью 2001 года, когда начался суд — и судья дал добро на допрос под присягой кардинала Роджера М. Махони, могущественного архиепископа Лос-Анджелеса, — переговоры о соглашении возобновились. При посредничестве судьи Джеймса Грея из Верховного суда округа Оранж стороны сошлись на беспрецедентной сумме в 5,2 миллиона долларов: кроме того, по настоянию Грея и Райана церковь согласилась ввести новые правила работы с обвинениями священников в сексуальных преступлениях.

Большие споры шли вокруг двух пунктов. Во-первых, адвокаты Райана настаивали на том, чтобы Харриса лишили сана. Но священник, по-прежнему отрицавший свою вину, не желал снимать с себя сан. В результате многочасовых переговоров адвокаты Райана все же протолкнули это условие, и Харрис неохотно согласился обратиться к папе Иоанну Павлу II с просьбой освободить его от священных обетов.

Во-вторых, судья Грей захотел получить от Райана необычное обещание. Молодого человека по-прежнему одолевали мысли о самоубийстве; и судья предложил ему поклясться под присягой, что он будет жить так долго и счастливо, как только сможет. Об этом спорили почти целый день, но наконец Райан дал такую клятву.

***

Наша пространная статья под заглавием «Грехи отца» вышла в ноябре 2001 года, два месяца спустя после заключения соглашения. Мы изобразили в ней глубоко расколотого человека: человека, который большую часть времени творит дела святости, несет свет своим ученикам и их родителям; но на дне его Души прячутся неукрощенные демоны. Порой они вырываются на волю — и святой превращается в хищника.

Однако за этим сюжетом стоял иной, более глубокий и в то время мне еще не вполне понятный: реакция на происходящее епископа и его подчиненных. Они действовали не как пастыри стада Христова, а, скорее, как боссы мафии! Но я описывал их действия как единичный случай — историю одного испорченного, порочного диоцеза. История отца Харриса хранилась в отдельном «ящике» моего сознания. Да если бы и все религиозные институты полностью погрязли в пороке, думал я, не значит же эго, что Бога нет! Так думать просто смешно! Кроме того, я пока не сомневался, что в религиозных институтах как таковых ничего дурного нет — дурны лишь отдельные люди, какие встречаются в любой организации. И я сурово осуждал отдельный диоцез, забывший о своей сути и предназначении.

Я по-прежнему посещал дважды в педелю католические курсы и впитывал учение Церкви. И был уверен: ни отец Харрис и ему подобные, ни даже целый диоцез Оранж не в силах поколебать мою веру.