Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1995 год Страница 25

Я без устали брожу по площади и замечаю, что прошел час, и еще один, и третий только тогда, когда два бронзовых мавра звонят в колокол на Башне Часов. С конца XV века двигаются стрелки часов, сработанных мастерами из Пармы, показывая сезоны года, фазы Луны, движение Солнца от созвездия к созвездию и, конечно, время. Вот пробил еще час...

Площадь Сан-Марко остается у меня за спиной, я иду в глубь жилых кварталов — по узким улицам, меж трех-четырехэтажных домов, взбираясь на мостики над каналами, иду вдоль каналов и снова по сумрачным переулкам, которые выводят к солнечной площадке — а на ней собор или дворец и прекрасные скульптуры... Улицы затягивают, ну вот, говоришь себе, до очередного мостика — и все, но за мостиком открывается новая церковь, а за ней прорезанный солнечными полосами проулок на берегу канала — и все начинается сначала. Заблудиться здесь невозможно: на многих домах нарисованы стрелки и надпись «P.S.Marco».

Когда немного свыкнешься с городом, приблизишься к нему вплотную, начинаешь замечать новые детали: чувствуешь запах гниющей в каналах воды, видишь радужные масляные пятна на ней, подмытые и поросшие водорослями фундаменты домов, белые полосы на стенах — следы частых наводнений. И тогда до тебя доходит то, что за всем увиденным великолепием ты просто забыла: город же стоит на островах, на воде, посреди моря!

Каждый год здесь бывает до 130 наводнений из-за ветра сирокко и приливных волн, и каждый год город уходит в море на три-пять миллиметров. Рассказывают, что во время наводнений на площади Сан-Марко и даже в соборе для приезжих гостей настилают деревянные мостки. А специалисты уже какой год думают, как спасти Венецию от наступающего моря. Даже в Петербург приезжали, знакомились с дамбой. И еще масса других проблем преследуют город на воде: куда сбрасывать мусор — ведь сброс в море запрещен, вот и хиреют, зарастают грязью каналы; заболачивается лагуна; штукатурка на домах держится не более пяти-шести лет и так далее и тому подобное.

...В тот день пластиковые черные мешки с мусором лежали в переулках возле каждого подъезда: сборщики мусора бастовали. Но в остальном жизнь текла своим чередом. Какая-то женщина, увешанная сумками, взмахом руки остановила проплывающую по каналу лодку, как останавливают такси, и она понесла ее к Большому каналу. Гондольер пел баркаролу (наконец-то!), и стоявшие на мостике люди аплодировали ему. Витрины магазинов ломились от товаров, но больше всего было сувениров — венецианское стекло с острова Мурано, венецианские кружева с острова Бурано и, конечно, маски, маски, маски. Венеция готовилась к карнавалу. Он должен был состояться через месяц, но — увы! — уже без нас.

Наше соприкосновение с Италией было, конечно, мимолетно и скоротечно. Но многое из того, что мы знали о ней, помогало порой пробиться сквозь эту мимолетность, и тогда мы в который раз убеждались: искусство и история Италии сливаются с улицей, с самой жизнью, и это — главный дар итальянцев заезжему человеку. Дни, проведенные в Италии, не исчезают бесследно.

Гроттамаре — Флоренция-Венеция

Лидия Пешкова, наш спец.корр. Фото Юрия Абрамочкина — РИА Новости и Ивана Подшивалова

К югу от мыса Ява. Часть VIII

Роман. Продолжение. Начало см. в №№ 7, 8, 9/1995.

Глава XI

Николсон медленно встал но ноги, сжимая рукоятку «кольта». Кивнул на распростертую фигуру священника: — Этот человек мертв. — Его спокойный голос тихо вторгся в нависшую тишину. — У него в спине нож. Кто-то в этой шлюпке убил его.

— Мертв! Вы сказали, он мертв? Нож в спине? — Лицо Фарнхольма потемнело, он дернулся вперед и опустился на колени рядом с Ахмедом. Когда он снова был на ногах, его рот превратился в тонкую белую полоску на темном лице. — Он действительно мертв. Дайте-ка мне пистолет, Николсон. Я знаю, кто это сделал.

— Оставьте пистолет в покое! — Николсон твердо отстранил Фарнхольма. — Простите, генерал. Пока с капитаном не все в порядке, этой шлюпкой командую я. И я не могу позволить вам взять закон в свои руки. Кто это сделал?

— Сайрен, конечно! Только взгляните на эту паршивую собаку: сидит ухмыляется.

— «Улыбка ж скрывала кинжал под плащом», — проговорил Уиллоуби. — Голос его был слабым и хриплым, но сон, вероятно; повлиял на него благотворно.

— Ни под каким он ни под плащом, — сухо произнес Николсон.

— Он торчит в спине Ахмеда. И все из-за моей преступной забывчивости, — добавил он с горечью внезапного понимания. — Я совсем забыл про нож, бывший наряду с двумя топориками в оснащении шлюпки номер два... Но почему Сайрен, генерал?

— Господи всемогущий, приятель, конечно, это Сайрен! — Фарнхольм показал на священника. — Мы ищем хладнокровного убийцу, не так ли ?

Николсон посмотрел на генерала:

— И это все?

— Что значит «это все»?

— Вы прекрасно меня поняли. Если нам придется застрелить его, я пролью слез не больше вашего. Но давайте сначала поищем хоть какие-нибудь доказательства.

— Какие же еще вам нужны доказательства? Ахмед сидел лицом к корме, не правда ли? И был зарезан в спину. Значит, убийца находился позади него. А в шлюпке к носу от него располагались только три человека — Сайрен и двое его головорезов.

— Наш друг переутомлен, — раздался голос Сайрена, бесстрастный и ровный. — Слишком много дней в открытой шлюпке делают с человеком ужасные вещи.

Фарнхольм сжал кулаки и двинулся вперед, но Николсон и Маккиннон схватили его за руки.

— Не будьте идиотом, — грубо сказал Николсон. — Насилием делу не поможешь, да и не можем же мы затевать драку в столь маленькой шлюпке. — Он задумчиво посмотрел на человека на бушприте. — Возможно, вы и правы, генерал. Я действительно слышал, как кто-то передвигался по шлюпке прошедшей ночью, и слышал нечто похожее на глухой удар. Позднее я уловил всплеск. Однако я оба раза проверил, и все оставались на своих местах.

— Всплеск, говорите? — Фарнхольм заглянул под банку, на которой сидел священник. — Его ранец исчез, Николсон. Интересно, догадываетесь ли вы куда? Они убили Ахмеда, забрали его ранец и выкинули за борт. Дважды, услышав шум, вы видели Ахмеда сидящим прямо. Кто-то, должно быть, поддерживал его в таком положении — вероятно, при помощи торчащей в спине рукоятки ножа. И кто бы это ни был, он должен был сидеть за Ахмедом, на бушприте. А там сидело только трое этих псов. — Фарнхольм тяжело дышал, не сводя глаз с лица Сайрена и стиснув кулаки.

— Похоже, вы правы, — признал Николсон. — И что же за всем этим кроется?

— Кроется за чем?

— Вы прекрасно знаете за чем. Не ради же тренировки они его убили. Какие у них мотивы?

— Да откуда же я, черт побери, знаю?

— Послушайте генерал, мы не совсем тупицы. Несомненно, вы в

курсе. Вы немедленно заподозрили Сайрена. Вы ожидали, что с ранцем Ахмеда может что-нибудь случиться. К тому же Ахмед был вашим другом.

Лишь на мгновение в глубине глаз Фарнхольма мелькнула смутная тень, заставившая Сайрена напряженно сжать губы. Солнце еще не взошло, и Николсон не был уверен, что эти двое обменивались взглядами. Однако всякое подозрение о сговоре между ними выглядело бы абсурдным — будь у Фарнхольма пистолет, и от Сайрена остались бы одни воспоминания.

— Полагаю, вы имеете право знать. — Фарнхольм, казалось, твердо держал себя под контролем, в то время как его мозг неистово работал, выдумывая историю, которую предстоит вынести на суд. — Теперь это более не опасно. — Он отвел взгляд от Сайрена, посмотрел на лежавшего у ног мертвого священника, и выражение его лица смягчилось: — Вы сказали, Ахмед был моим другом. Да, был, но весьма недавним, и только потому, что отчаянно нуждался в товарище. Его звали Ян Беккер. Он соотечественник Ван Эффена. Жил на Борнео — Голландском Борнео, — неподалеку от Самаринды, долгие годы. Представитель крупной амстердамской фирмы, он инспектировал целую сеть речных каучуковых плантаций. Кроме того, занимался и другим.

Он замолчал, и Николсон подтолкнул его:

— То есть?

— Я точно не уверен. Он работал в качестве агента на голландское правительство. Я знаю только, что несколько недель назад он пошел на риск и выявил прекрасно организованную японскую «пятую колонну» в Восточном Борнео, десятки членов которой были немедленно расстреляны. Он также умудрился завладеть полным перечнем всех японских агентов в Индии, Бирме, Малайзии и Ост-Индии. Этот перечень находился в ранце и стоил бы для союзников бешеных денег. Японцы узнали, что Беккер похитил секретнейшие данные, и назначили за его голову фантастическую цену — за живого или мертвого, — предложив подобное же вознаграждение за возвращение или уничтожение списков. Все это мне рассказал сам Беккер. Сайрен же каким-то образом узнал о содержимом ранца. Он заработал свои деньги, но, клянусь Богом, ему их не получить.