Фридрих Гернек - Пионеры атомного века (Великие исследователи от Максвелла до Гейзенберга) Страница 26

Рентген понимал поведение своего сотрудника. "Бывший до сих пор моим приват-ассистентом д-р Иоффе, - сообщал он в декабре 1906 года из Давоса Цендеру, - не возвратился на летний семестр в Мюнхен по политическим причинам, хотя наша работа, которая ведется уже очень длительное время, не закончена. Для этого он сейчас приехал в Мюнхен из России на несколько недель, и, чтобы продолжать работу, я взял его с собой. Мы хотим ежедневно несколько часов советоваться и писать, так что примерно в конце следующей недели он опять возвратится домой".

Умерший в 1960 году на восьмом десятке лет крупный советский ученый А.Ф. Иоффе, известный своими исследованиями в области физики кристаллов и полупроводников, в книге воспоминаний "Встречи с физиками" подробно описывает свои отношения с Рентгеном. Его воспоминания относятся к источникам сведений о Рентгене.

В политическом отношении Рентген был врагом клерикализма и реакционных партий. Он не принадлежал и к защитникам монархии. Иоффе называет его сторонником буржуазного либерализма. Это определение верно. В политических вопросах Рентген был так же недальновиден и легковерен, как и большинство естествоиспытателей его времени. Письма свидетельствуют о том, что летом 1914 года Рентген не поддался военной истерии и осуждал ура-патриотизм своих коллег. Но под давлением царивших в обществе настроений он тоже поставил свою подпись под националистическим воззванием немецких ученых и художников "К миру культуры", в котором старательно маскировалась разбойничья военная политика немецких милитаристов и оправдывалось противоречащее международному праву вторжение немецких войск в нейтральную Бельгию.

Как и Планк и Эмиль Фишер, Рентген позднее сожалел о своей подписи. В одном из писем 1920 года говорится: "Недавно я получил из Брюсселя статью одного бельгийского ученого, читать которую мне было поистине неприятно; в ней опять обсуждается известное "Воззвание 93 интеллигентов", которое я, как и многие из поставивших свою подпись, глупейшим образом подписал, следуя советам и под резким давлением берлинцев, не удосужившись прежде его прочесть".

Однако в то время, как Оствальд в своих монистических "Военных проповедях" набрасывал планы "Европы под немецким руководством", а Геккель в своей книге "Мысли о мировой войне" отдавал Германии чужие территории от Балтики через Ла-Манш до Гибралтара, Рентген все же сохранил трезвый взгляд на вещи. Он надеялся на спасение отечества от "тяжелого бедствия" и стремился к "разумному миру", причем выразительно добавлял: "Не на пангерманский манер и не в оствальдовском смысле".

Подобно всем немецким "патриотам", Рентген праздновал победы фельдмаршала, которому народоубийственная война казалась увеселительной прогулкой. Но он все же решительно осуждал жестокие и бесчеловечные методы ведения войны. "В концентрационных лагерях русские должны, как мухи, умирать от сыпного тифа, ужасно!" Так говорится в одном из писем 1915 года.

Справедливость и бескорыстие ученого особенно примечательно проявлялись в условиях нужды военных лет. Он строго придерживался рациона, который полагался ему по продовольственной карточке, и всерьез сердился, когда ему замечали, что он мог бы получать больше. Ни за какую цену он не хотел жить лучше, чем другие, я не желал принимать ничего сверх положенного в ущерб ближним. Он даже ходил в кухню и с весами проверял, не получил ли он слишком большую порцию.

Физик Фридрих Дессаузр, работавший с рентгеновскими лучами, сообщая все это, описывает впечатление, которое производил тогда Рентген: "Это было в голодные годы войны. Я вошел в дом на Принцрегент-штрассе, позади могучего Максимилианэума, где жил Рентген, с робостью, но и с надеждой в душе. Меня провели в рабочую комнату. Большой и заметно исхудавший человек поднялся из-за своего маленького письменного стола, который, когда Рентген встал, стал казаться еще меньше. Потом начался разговор, и я с удивлением обнаружил, что Рентген прочитал мои работы от начала до конца, особенно последнюю, объемистую работу. При всей его дружелюбности, он все же устроил мне маленький экзамен".

Как и большинство немецких интеллигентов, Рентген был в ноябре 1918 года ошеломлен военным поражением Германской империи. Еще полгода назад он считал возможным, что немецкое военное руководство приведет страну к благоприятному миру, который гарантирует спокойствие Германии на долгие времена. "Если эта надежда исполнится, - писал он (как же далеки от реальности были его надежды!), - то я буду рассматривать войну как необходимое целительное средство, удержавшее нас на наклонной плоскости".

Теперь он был глубоко разочарован в господствующих силах, которые обманули народ и привели его на край пропасти. Однако это не помогло ему осудить антикоммунистическую травлю, разжигавшуюся после крушения немецкой монархии теми кругами, которые были виновны в развязывании войны.

В ноябре 1918 года Рентген с тревогой спрашивает в одном из писем: "Не возьмут ли верх ультрарадикальные течения большевистского толка?" Он не считал вероятной такую "опасность" в Баварии. Несколько недель спустя борьба рабочего класса, вставшего на защиту своих революционных завоеваний, охватила также и Баварию. Весной 1919 года в Мюнхене была создана Советская республика.

Вряд ли можно было ожидать, что старый ученый, выросший в традициях буржуазного немецкого национализма и никогда глубоко не занимавшийся политическими вопросами, поймет историческое значение этого события лучше, чем юный Гейзенберг, который со своими школьными друзьями оказывал помощь "отрядам порядка", вспомогательной службе контрреволюции, или чем Макс фон Лауэ, который в апреле 1919 года вступил в баварский добровольческий корпус, чтобы сражаться против "большевизма", или Вилли Вин, который создавал в Вюрцбурге такой корпус.

Величайшая глупость нашей эпохи, как спустя четверть века назвал антикоммунизм Томас Манн, очень рано распространилась в Германии и сбила с толку даже гуманистически настроенные умы.

Лауэ передает характерный эпизод из жизни Рентгена тех дней. В автобиографии он пишет. "В 1919 г. я еще раз разговаривал с Рентгеном. Я зашел к нему в институт как раз в тот момент, когда он готовился опять ехать в Вейльгейм. Я сопровождал его пешком до вокзала. Но он говорил не о научных вопросах; он выражал свою радость относительно признаков восстановления порядка и с явным восхищением рассматривал действительно в высшей степени изящные системы трещин, окружавшие дырки от выстрелов на стеклах витрин".

Антисемитизму Рентген не сделал ни малейшей уступки.

Антисемитизм после первой мировой войны и поражения рабочего баварского правительства открыто заявил о себе именно в Мюнхене. Уже через несколько лет этот город стал исходным пунктом и "столицей" одного из самых преступных антисемитских движений, когда-либо существовавших в Германии.

Рентгену еще довелось стать свидетелем начала фашистского расового безумия. Он резко осудил его. В мае 1921 года он писал своей старой знакомой в Вюрцбург: "То, что Вы пишете об антисемитских инцидентах в Вюрцбурге, действительно прискорбно; здесь не лучше; так, например, едва ли можно прочесть квартирное объявление для студентов университета, на котором бы не было помечено: "Евреи исключаются", и мне известен случай, когда некая дама сказала студенту, который осматривал у нее комнату и назвал свое по-еврейски звучащее имя: "Я евреев не принимаю". То, что порядочный человек может быть так грубо оскорблен неполноценной личностью, - печальная примета времени".

В 1920 году 75-летний ученый был освобожден от своих административных обязанностей профессора и директора института. Вилли Вин, который после ухода Рентгена был профессором в Вюрцбурге, теперь вновь стал его преемником.

Руководство Фиэико-метрономическим собранием оставалось за Рентгеном, и он все так же регулярно приходил в институт, где мог располагать двумя комнатами для собственных исследований. В 1920 году он опубликовал свою последнюю работу - обширную рукопись по физике кристаллов, которая обобщала исследования, начатые им совместно с Иоффе. По мнению Иоффе, этот монографический труд является образцом того, что Рентген понимал под "изложением фактов".

После окончания войны знаменитый ученый остался в полном одиночестве Приемная дочь, племянница его жены, больше не жила у него. Спутница его жизни, за которой он самоотверженно ухаживал во время ее многолетней мучительной болезни, умерла в 1919 году. Рентген тяжело перенес эту утрату. Осенью 1921 года он писал другу: "Кончается месяц октябрь и приближается день, в который я потерял свою любимую. Я все больше ощущаю, как она была мне необходима, даже в труднейшее время ее болезни; в механизме моего существования не хватает незаменимой части"

Десятого февраля 1923 года Рентген, обессиленный истощением, умер от рака. Его прах был погребен в Гисене. "Моя жизнь кажется мне такой бесцельной!" - писал за несколько месяцев до своей кончины близкому сотруднику исследователь, прежде умевший так радоваться бытию, всегда обращенный лицом к природе и жизни.