Инна Перс - Принцип яйцеклетки: науч-поп-гид по физиологии и психологии от первого лица Страница 26

Фиолетовый неподвижен. Грим красно-фиолетовой маской сковал его лицо. Примерно так раскрашивали себя индейцы, выходя на тропу войны. Жидкая полуметровая черная бородка клином сужается книзу. Он принимает стряхивания как должное. Ноги на ширине плеч, голова высоко посажена, взгляд в никуда. И только фиолетовые рукава взлетают к небу. Раз в пять секунд. В унисон с колокольчиками. В противоположность фиолетовому – манеры зеленого персонажа. Его болотный лик не находит покоя. Каждый щипок юэцинь-мандолины в форме луны пробегает судорогой по его телу. Начиная с переноса веса тела с одной ноги на другую и заканчивая резким выбросом зеленых рукавов вперед.

Я заинтриговано. Папа тоже. Мама рассказывает нам, что «Пекинская опера» – это слияние всех жанров театрального искусства, от оперы и балета до пантомимы и акробатики. Оркестром управляет барабанщик, издавая бамбуковыми палочками самые различные звуки, выражая чувства героев в точном соответствии с актерской игрой. Краски выражают характер, а длинные рукава являются способом передать чувства героя. Если знать каноны, то интерпретация происходящего на сцене проста: зеленый – зол, с фиолетовым только что произошло несчастье, но белая дама его сильно уважает. Красновато-фиолетовые лица у благонравных и знатных персонажей, зеленые лица указывают на героев упрямых, импульсивных и полностью лишенных самообладания.

– Ну, если так, то мне больше нравится фиолетовый. Благородный генерал!

– Дорогой, они оба положительные герои. С обоими можно жить.

– Жить, милая, можно только со мной. С другими можно сотрудничать.

– Ну, ты же понял, что я имела в виду. Подумаешь, не тот глагол использовала. Сразу насмехаться. Ты вообще один язык только и знаешь. Истинный англичанин!

– Конечно, я тебя понял, потому что люблю тебя. А вот зачем эти каноны придумали, я не понимаю. Полное отсутствие воплощения индивидуального видения. С таким же успехом можно марионеток выпускать. Негде развернуться таланту артиста!

– В этом и суть. Все строго по правилам. Каждый шаг согласно канону, любой взмах рукава в соответствии с традицией. Ноль интерпретаций. Гарантирует абсолютно точное понимание зрителем задуманного автором.

– Все равно не понимаю. К чему такие сложности? Сколько можно ходить по кругу втроем с флажками в руках? Не вижу, что там на флажках нарисовано. Круги? Колеса?

И я не понимаю. Зачем загримировывать самое выразительное средство общения, доступное человеку? Новорожденный и тот способен отразить на лице радость или грусть, отвращение или наслаждение. Врожденная мимика международного потребления. Никаких интерпретаций или усилий. Зачем человечество выстроило искусственные барьеры общения? Языки, символы, условности, традиции, культуры. Где же тут интуицию услышать? Или собеседника понять? Или себя самого? Искусственно созданный цивилизацией блок. Зачем усложнять простое? Родители живут вместе, на одном языке говорят, а по-прежнему с взаимопониманием проблемы. Папа честно признался, что понимает маму только потому, что любит.

Любовь – проводник информации? Переводчик? Любовь как надстройка над вербальными и невербальными способами общения? Романтическая интуиция? Или наоборот? Мама права. Усовершенствование коммуникаций просто требует создания кристально четких канонов и военной дисциплины. Никаких эмоций. Только набор звуков и жестов. А где же личный опыт и самовыражение? Где возможность проб и ошибок? Создание своего неповторимого и единственного? Где развернуться таланту? Может, конечно, будущее и за канонами, но это не мое будущее. Я не для этого тут развиваюсь из последних сил, чтобы потом по правилам и в дисциплине. Любовь мне ближе. Вот и проверим, как они меня любят, когда рожусь бессловесный и бескультурный. Как они мои желания угадывать будут.

Мне пятнадцать недель. Мой вес сто сорок граммов и рост – одиннадцать сантиметров. Теперь я вешу больше, чем плацента, а размерами сравнимо с ладонью. Плацента, бывшая на первых неделях тонкой оболочкой с хориальными ворсинами, сформирована, покрыта густой сетью кровеносных сосудов, через которые поступают питательные вещества и выбрасываются продукты отработки. А вот мои коммуникации в том же зачаточном состоянии, как и в горах. Я начинаю обрастать коричневым жирком. Даже не представляю, как бы Я справлялось с нагрузками, если бы не замедление роста. Открытия и звуки бомбардируют меня со всех сторон. Заставляют вздрагивать, подпрыгивать, отвлекаться. Я теперь не сплю, а грежу. А порою даже брежу.

Глава 17

Альтернативные способы общения

Начало шестнадцатой недели из отведенных мне на преобразование в человека. Я – узник замка Амниона. Приговор будет объявлен если не в конце этой недели, то в начале следующей. Оглядываясь на прожитую жизнь, Я удовлетворено. Мне было много дадено. Руки, ноги, голова. Мое краткое существование было заполнено событиями. Я дышало, глотало, нюхало и даже танцевало с шестом. Мне нечего стыдиться. Честно трудилось, не жалея сил, не обременяло маму без причины и достойно отстояло честь семьи в борьбе с иглой. Терпеливо сносило все, что посылала мне судьба, будь то мамина прыть, свет в глаза, сыр в нос или опера в ухо. Я – достойный плод своих родителей, и если меня все же и абортируют, так только по вине генных аномалий, унаследованных от предков, а никак не по моим недоработкам. Совесть спокойна.

А вот душа – нет. Если мне суждено быть абортированным, то у меня осталась всего неделя. Семь дней! Можно еще что-нибудь успеть. Больше всего на свете Я хочу взаимопонимания! Хочу, чтобы меня услышали и поняли. Ну, хотя бы только один разок. Я устало разыгрывать воображаемые диалоги, надоели попытки гормонального террора, не радуют удачные совпадения и скоростное физическое развитие. Могу строить рожицы, вставать в позы, пукать и икать, высовывать язык. Могу даже цвет поменять с красного на бордовый, если надо. Может даже и фиолетовый. И кто это видит? Родители про меня знают. И что? Они доверяют науке, полагаются на физиологические критерии. Мне слова не дано. Мое мнение никому не интересно. Я есть, но меня как будто нет.

Ведь даже в «Пекинской опере» работают маски, краски, рукава. Даже клетки моего мозга и те группируются в специализированные зоны, как люди в сообщества. Образуют связи. Разделяются на левое и правое полушария. Миллионы сформированных нейронов все полноценнее обеспечивают общение между мозгом и мышцами. Мысль – ощущение – движение. Один сказал – другие услышали. Мои движения синхронизируются с внешними раздражителями, и формируются специфические реакции. Мои персональные реакции. Запах – сморщился, звук – вздрогнул, игла – увернулся. Не случайно. Нет. По собственному желанию. Согласно нажитому опыту и наработанным связям. Только никому это не надо. Абортируют и слезы не уронят!

– Тошнит, голова кругом, в глазах темно. Все уплывает куда-то.

Мама? Что с тобой?

– Похоже, дама сознание потеряла. Хорошо, что я ее догадалась на кушетку положить, прежде чем кровь брать. И нашатырь куда-то подевался как назло.

– Что делать будем? Ты мне ее давай скорее в себя приводи!

Медсестра в растерянности. А действовать надо срочно. Мне? Может, гормончиков? У меня как раз начали функционировать надпочечники и вилочковая железа. Попробуем компенсировать недостаточность деятельности пострадавших эндокринных желез мамы. Впрыскивание. Не работает? Мама лежит в обмороке. Медсестра кудахчет. Мне тоже кислорода уже не хватает. Что делать? Только не паниковать. Хоть что-то, но делать. Прямо сейчас. Я изо всех сил начинаю дергать руками, ногами, головой. Сжав кулаки, пробиваюсь сквозь стенки плодного пузыря. Карабкаюсь на стену амниона, но пальцы соскальзывают, не нащупав опоры. Сжимаюсь комочком и резко распрямляюсь в полный рост, раскидывая руки и ноги в разные стороны. Я пинаюсь, брыкаюсь и прыгаю. Вокруг меня бурлит плодная жидкость. Мое сердце вот-вот выпрыгнет, но удушья больше нет.

– Что это было со мной? Обморок?

Здравствуй, мама! Пришла в себя. Умница.

– Очнулись! Это у вас понизилось содержание сахара в крови, потому что не ели перед анализом. У меня есть банан. Сейчас мы вас покормим, и все будет в порядке.

Сейчас-то уж с мамой точно все в порядке. По себе чувствую. Кислород пошел.

– Что же это все-таки было, доктор? Я словно побитая вся изнутри.

Извините за неудобства, мама. Это Я, яйцо, тебя в чувство приводило, пинками. Церемониться некогда было. Боролось за выживание.

– А может это малыш?

– Ну что ж. Ему же шестнадцать недель. Самое время для первых толчков.

– Так это ты, зайка, маму в чувства привело? Спасибо тебе, малипусик!

Я в шоке. Меня услышали. Меня благодарят. Если не общение, то что это? Так вот оно какое – взаимопонимание! Грудь выпячивается. Плечи распрямляются. Я герой! Не хватает только фанфар. Меня понимают. Да мне для тебя, мама, ничего не жалко. Чем тебе еще помочь? Рожусь и буду посуду мыть. Знаю, что это твое самое ненавистное занятие. Мне маму жалко. У нее болит спина. Ноет, как надоедливый больной зуб. Ходит – болит, сидит – болит, засыпает – болит, просыпается – болит. И суставы ломит. Мамина прибавка в весе достигла пяти килограммов. Норма. Только не по ее стандартам! Она уверена, что слишком активно набирает вес. Она страшно нервничает, представляя, как она будет возвращаться в прежние размеры после родов. Впереди еще больше половины пути. Но мама меряет не временем. Килограммами. Впереди еще десять. Как минимум. Покупаем бандаж! Для поддержки живота? Вот это мотивация! Нет, не чтобы облегчить нагрузку на спину или предотвратить межпозвонковую грыжу. Не для моего удобства. Или безопасности. Нет, все для красоты. Для фигуры. Чтобы живот не отвис!