Мифы об инстинктах человека - Павел Соболев Страница 27

Разумные действия (действия волевые) никогда не участвовали в инстинктации. Они никогда не предшествовали инстинкту. Ибо последний (равно как и простой безусловный рефлекс) всегда формируется независимо, сам по себе — как случайная генная мутация, которая оказывается полезной в этой конкретной среде.

Данное положение необходимо твёрдо помнить, когда речь идёт об инстинктаци: из разумных и волевых действий никогда не возникает инстинкта. Поведение, основанное на разумных, волевых способностях, не передаётся по наследству, не уходит в генотип вида, именно поэтому оно и неспособно превратиться в инстинкт. Впрочем, обо всём этом ещё сто лет назад писал всё тот же Вагнер, когда упоминал о примерах, когда некоторые виды животных сначала оставляют потомство, а уже потом всегда и непременно совершают ряд инстинктивных действий, после чего их жизнь заканчивается. Но затем и само оставленное потомство, достигнув нужного возраста, осуществляет все те же инстинкты, которые, если и были выработаны их предком, то были выработаны уже после того, как всякая генная память уже была передана им, потомкам.

То есть потомству такое инстинктивное поведение передаётся ещё до того, как оно проявляется индивидуально в жизни конкретной их предковой особи. Что и говорит о том, что данное поведение не могло быть когда-то выработанным, ставшим привычкой и уже затем передаться генетически по наследству.

Об этом же (о невозможности формирования инстинкта на основании какого бы то ни было индивидуально выработанного навыка, в ряду поколений ставшего привычкой) говорил ещё в 1899 году и Чарльз Уитман в своей лекции "Поведение животных" (цит. по Гороховская, 2001). Уитман ставил в пример этой невозможности факты того, как сооружение кокона гусеницей никак не может быть результатом обучения, то есть это инстинктивное поведение в любом случае развивалось само по себе и не могло быть основано на каком-либо предшествующем опыте.

И действительно, если вдуматься, то, к примеру, сосательный рефлекс всякого новорожденного детёныша никак не мог быть выработан в ряду предыдущих поколений в результате какого-либо научения, которое затем просто стало привычкой, передаваемой генетическим путём. Единственно возможным и очевидным представлением является как раз его изначальная врождённость, его изначальная безусловнорефлекторная природа, которой никогда и ни у кого не предшествовал никакой индивидуальный опыт.

Характерно, что раздел лекции, в которой Уитман высказывал эти положения, так и назывался — "Инстинкт предшествует интеллекту". В общем, это положение обывателю необходимо твёрдо помнить: инстинкт не является результатом некой привычки, выработанной и осуществляемой многими поколениями вида подряд. Привычка никогда не превращается в инстинкт.

Теперь продолжим. Вернёмся к возникновению у наших условных ящериц безусловного рефлекса на появление комка шерсти (условные грызуны). Изначально этот рефлекс проявлялся в виде бегства в сторону, противоположной этому стимулу. Дальше отбор идёт по пути усложнения этого безусловного рефлекса. Если много поколений назад выжила та особь, у которой и обнаружился рефлекс бегства от грызунов, и она успешно дала потомство с этим же генетическим отклонением (рефлексом), то затем, в ряду многих последующих поколений, лучше выживали уже те особи, у которых, помимо безусловной реакции бегства, обнаруживался и дальнейший рефлекс — попытка вскарабкаться на дерево, если оно попадало в поле восприятия. То есть обнаруживался дополнительный ключевой стимул — всякая вертикальная поверхность. Так за неисчислимые множества поколений вида и формировалась эта цепь безусловных рефлексов — инстинкт. Сначала выжила и дала потомство та особь, у которой в ходе генетической мутации возник один полезный рефлекс, затем за многие и многие поколения улучшенные характеристики выживания продемонстрировала та особь, у которой в результате случайных мутаций к этому первому безусловному рефлексу, который благодаря размножению уже всецело распространился по всей популяции, обнаружился и присовокупился второй полезный безусловный рефлекс — переход бегства в вертикальную плоскость. Эта особь выживала успешнее многих своих соплеменников, а потому и размножалась лучше, распространяя свою полезную поведенческую мутацию. Через несколько десятков или сотен поколений данная проверенная естественным отбором цепь безусловных рефлексов упрочилась всецело у всех особей вида, поскольку все они являлись потомками той самой первой ящерицы, у которой эта полезная мутация однажды возникла.

Описанную выше схему инстинктации В.А. Вагнер (2005b, с. 84) называл уклонениями инстинктов, подразумевая такое явление, когда в инстинктивных реакциях одной конкретной особи проявляется такая специфическая особенность, которая прежде вообще не была присуща представителям этого вида животных. То есть ключевым фактором в данной схеме инстинктации является именно возникновение некоторого аспекта поведения впервые в истории вида, проявившегося сначала у одной конкретной особи.

Вагнер описывал некоторые известные ему примеры уклонений инстинктов, когда те вполне могли сыграть свою роль в формировании нового инстинкта, если бы внешние условия вдруг изменились. В норме тарантулы (Trochosa singoriensis) строят в земле обычные вертикальные норы. Но порой у некоторых единичных особей встречаются такие особенности в постройке, которые Вагнер окрестил навесами — это своеобразное сооружение из паутины с одной стороны норы, которое слегка поднимается над землёй и незначительно прикрывает нору. За многие годы изучения вопроса Вагнеру доводилось встречать разные по степени выраженности "навесы" у нор тарантулов — от едва заметных, едва выдающихся из земли до значительных по размерам полноценных навесов, которые накрывали собой фактически всю нору, делая её почти незаметной сверху. Затем Вагнер подметил закономерность: "навесы" у нор тарантулов очень редко встречались в центральной полосе России, но чем южнее, тем чаще они проявлялись и тем более существенными становились. Связано это территориальное разделение по наличию навесов, по всей видимости, оказалось с числом хищников, угрожающих тарантулам в той или иной местности, в той или иной климатической полосе — как известно, чем севернее, тем меньше у паука врагов, и чем южнее, тем их больше. А "навес", служащий своеобразным прикрытием норы с одной из сторон, в некоторой степени уменьшает число врагов, могущих заметить нору и спуститься в неё. В тех же случаях, когда "навес" вовсе достигает существенных размеров и фактически прикрывает собой значительную часть норы, то вход в неё оказывается открытым уже не со всех сторон, как прежде, а лишь с одной — где "навес" и заканчивается. То есть чем южнее, тем больше естественных врагов оказывается у паука, а чем больше врагов, тем больше "навесов" встречается у нор тарантулов — связь прямая.

Главное, на чём делает акцент Вагнер, это то, что "навесы" являются новым элементом в гнездостроительном инстинкте