Потаённые страницы истории западной философии - Виктор Валентинович Костецкий Страница 27

Чанышев: «Парменид просто не различает предмета мысли и мысли о предмете» [Чанышев, 1981, с. 153]. Тот ход рассуждений, который Чанышев приписывает Пармениду, действительно имел место, только принадлежал он не Пармениду, а Горгию [Секст Эмпирик, 1976, с. 75]. Горгий был слушателем Зенона, но как основатель софистики, он намеренно смешивал предмет мысли с мыслею о предмете. Как известно, именно так рассуждали богословы-схоластики времен первых в Европе университетов. Если бы в самом деле Парменид рассуждал подобным образом, то с поручением Дике явно не справился бы.

Однако, доказательства Парменидом тезисов, спущенных ему «сверху», скорее всего, строились иначе. В поэме богиня Дике открывает юному философу некий факт, не замечаемый людьми: в мышлении нельзя фиксировать то, что открывается в мгновении. Человечеству мир не открыт, а приоткрыт: в этом состоит суть мгновения. Мир открывается человеку, и тут же закрывается уходом в прошлое; то же самое в следующее мгновение. В мгновении нельзя всмотреться в мир, ибо при всматривании мгновение замещается интервалом времени. Разница возникает принципиальная: в мгновении нет «движений», в «интервале времени» движение не только есть, но оно всеобще. Так возникает представление о «двух путях» и появляются две части поэмы.

В философии Парменида центральное понятие – «мгновение»; оно не выражено явно. Но, говоря гегелевским языком, мгновение есть синтез бытия и небытия, – о них и ведёт речь Парменид. Мгновение для людей есть такое настоящее, которое появляется, исчезая и исчезая, появляется вновь. Поэтому объявлять Парменида «метафизиком» (догматиком), учитывая, что его последователь Зенон оказывается «изобретателем диалектики», довольно несообразно. Еще более несообразно трактовать «бытие» как результат то ли обобщения, то ли абстрагирования. Между тем, даже М. Хайдеггер пишет, будто «… “бытие” есть наиболее “всеобщее” понятие» [Хайдеггер, 2008, с. 520]. Это тезис средневекового богословия, порожденный «проблемой универсалий». В философии Парменида понятие «бытие» возникает из анализа «мгновения», и никакого отношения к формальным процедурам обобщения и абстрагирования не имеет.

Парменида не стоит поверять и Гегелем: Гегель в изобретении своего центрального понятия «становление», что называется, хитрил ради красивого изложения «системы». Хитрость состоит в следующем. Как известно, «Наука логики» начинается с абстрактного понятия «бытие», которое Гегель якобы заимствовал в начальной истории философии у Парменида. На самом деле это не совсем так. В начале «Науки логики» Гегель подверг логическому анализу само понятие «начало». «Начало» – как понятие – означает то, что уже есть, но и то, чего ещё нет. При логическом анализе противоречивости «начала» автоматически появляются два новых понятия: «бытие» и «небытие». То есть Гегель эти понятия открыл заново. Но, поскольку авторство терминов было закреплено за Парменидом, Гегель свое открытие не стал афишировать, а обыграл в виде выстроенной антитезы под именами Парменида и Гераклита. В последствие Гераклит на фоне радикального Кратила не сильно пострадал. Пармениду повезло меньше: он стал выглядеть в свете гегелевской трактовки абстрактно мыслящим догматиком.

В отличие от Г. Гегеля, дух парменидовской философии адекватнее представлен в таких работах М. Хайдеггера, как «Бытие и время», «Время и бытие». Дело в том, что Хайдеггер, как ранее Гегель, заново открывает понятие «бытие» (не слово, не термин). Эта история известна. В зимний семестр 1921–1922 гг. Хайдеггер читал лекции «Феноменологические интерпретации Аристотеля». При изучении «Категорий» Аристотеля Хайдеггер и открыл для себя «бытие». «Довольно смутно задело меня рассуждение, – писал он, – если сущее сказывается в различных значениях, то какое сущее в таком случае имеет значение путеводное и основное? Что есть бытие?» [Артёменко, 2012, с. 6]. По иронии судьбы, Хайдеггер пришёл к толкованию «бытия» через Аристотеля, но Аристотель недвусмысленно избегал этого термина, заменяя на «сущность», «сущее». Хайдеггер скрестил парменидовское «бытие» с аристотелевским «сущим», так получилось знаменитое «бытие как присутствие» (Dasain). На первоначальном этапе хайдеггеровского философствования всё шло успешно, однако, чем более Хайдеггер погружался в свою «артистичную герменевтику» (Т.В. Васильева), тем темнее становилось «бытие»: химера взяла своё.

Очевидно, что в настоящем времени «бытие» есть «присутствие». Можно ли то же самое сказать о прошлом и будущем? Прошлое, которого уже нет, и будущее, которого еще нет, – они являют ли собой «присутствие»? В человеческом опыте – нет; «прошлое» и «будущее» сами по себе суть «небытие». Хайдеггеру в этом «общем мнении» совершенно справедливо видится подвох. Тут и уместно вспомнить парменидовское «небытия нет». В таком случае придётся признать, «прошлое» и «будущее» тоже есть («присутствуют»). Их «присутствие» Хайдеггер определяет как «четвертое измерение» времени – робко, эскизно. «Четвёртое измерение времени» в человеческом опыте проявилось в качестве «канона» = «логики». Логика не в формах человеческого мышления, а в онтологии времени.

Логика существует как такое время, которое за пределами прошлого, настоящего и будущего. Можно сказать, логика не в процессе, а в картине (мгновения, вечности). Откровение, ниспосланное богиней Пармениду, состояло в том, что мир открывается богам как картина, в которой прошлое, настоящее и будущее выстроены в один ряд и созерцаемы одновременно. Получается, что на одной картине богами созерцаются такие «исторические события», как, например, человек родился, женился, обзавелся потомками, что-то свершил, помер. И так все поколения всех людей.

У людей от возможности подобных знаний («с древа познания») возникают вопросы по поводу фатального предопределения: если есть знание будущего, можно ли его изменить? Ответ состоит в том, что для богов мир природы всегда в прошлом; для богов мир есть картина, не процесс. Наше человеческое «будущее» для богов уже «прошлое»: в прошлом ничего изменить нельзя. При взгляде «сверху» процесс (исторический) сам по себе не интересен; не интересен уже потому, что результат не содержит никакой интриги. Парменид в своей философии ищет ту точку зрения (близкую богам), с которой интересна именно картина бытия, не процесс. Например, для того, чтобы созерцать интересную картину, не обязательно последовательно наблюдать за её писанием.

Значение Парменида в философии не сводится к тому, что он изобрел странный термин «бытие» (буквально «то, что есть»), дав повод Гегелю удачно начать «Науку логики». И не в том, что последователь Парменида по имени Зенон стал «изобретателем диалектики». Значение Парменида прежде всего в том, что он выступил против антропоморфизма в философии, подобно тому, как Ксенофан выступал против антропоморфизма в религии. Надо признать, что именно с Парменида и благодаря Пармениду в западной философии возникло убеждение, что философия – это не «учения», а «точки зрения». Богиня правосудия Дике не излагает Пармениду какого-либо учения; она раскрывает только «точку зрения» богов, не людей. Парменид призывает современников признать реализм этой точки зрения, само право иной точки зрения на существование. Реальная «точка зрения» за пределами общего мнения – вот «зерно истины» западной философии, начиная с Парменида.

Из биографии Парменида