Виктор Тен - ...из пены морской. Инверсионная тeория антропогенеза Страница 28

Эта неистовая деятельность самопознания, проявляющаяся в патогенезе у психически больного человека, безусловно, имеет филогенетические корни. После третьей инверсии, когда социальное начало довлеть и требовать своей дани в виде соблюдения условностей общественной жизни, она — эта деятельность самовосприятия, полная необычных чувствований, — попала в разряд патологии наряду со многими другими видами первичной психической деятельности.

Понятие «устойчивого патологического состояния», широко используется психиатрами для обозначения самых разных форм хронического помешательства. Н.П. Бехтерева отметила его парадоксальность. «Устойчивое патологическое состояние — один из важнейших факторов адаптации организма к среде, процесс биологически положительный — играет в лечении роль осложняющего фактора, - пишет она. - Это один из многих парадоксов в диалектике проблем жизни, определяющих общие принципы здоровья, выживания, болезни и смерти!» (1, 81).

Н.П. Бехтерева старается обходиться без упоминания традиционных нозологических форм, как-то шизофрения, паранойя, олигофрения... Для нас важно подчеркивание ею адаптационного значения УПС (устойчивого патологического состояния). И она совершенно справедливо отмечает парадокс, связанный с этим, потому что на той биологической основе, которая подразумевается в качестве филогенетического фундамента психики человека — будто «потихоньку-постепенно» из узкоспециализированного мозга обезьяны величиной с локоток образовался мощный универсальный инструмент мыслительной деятельности человека разумного (без перелома, превращения в «свое иное», отрицания отрицания), — остается ссылаться только на парадокс.

Именно тем, что психиатры в своей работе постоянно сталкиваются с необъяснимым парадоксами и можно объяснить высказывания вроде следующего: «Психиатрия знает только совокупность симптомов, происхождение их знает приблизительно, а механизма не знает совсем» (Гризингер, 6, с.9).

Устойчивое патологическое состояние, на мой взгляд, потому имеет такое адаптационное значение, что в филогенезе оно представляло собой именно адаптацию к изменению условий функционирования головного мозга в связи с тем, что функциональная асимметрия полушарий у наших предков приказала долго жить. Имея глубокие филогенетические корни, патологическое состояние чрезвычайно устойчиво и эта устойчивость становится при лечении осложняющим фактором. При такой интерпретации феномен УПС, отмеченный Бехтеревой, становится понятен и парадокс снимается.

Устойчивое патологическое состояние психики, т.е. хроническое безумие в самом широком смысле слова, берет начало в архаической форме адаптации пресапиенсов к изменившимся условиям функционирования их психики на стадии первой инверсии, а у людей проявляется, как рецидив. «Вспомнившись», оно пытается вернуть себе утраченные «права» и заместить собой нормальное самосознание. В таком качестве оно проявляется, как форма адаптации, что и затрудняет лечение.

Н.М. Белый отмечает, что все эти «Мани», «Кати», «Вити», будучи признанными по суду людьми, не имеющими личности, обладают при том очень яркой индивидуальностью, в которой безумие странным образом сочетается с инстинктивным здравым смыслом. Именно поэтому они не безлики, к ним легко прилипают клички, отражающие их странные индивидуальности. Они очень дорожат своими индивидуальностями.

Именно поэтому легче бывает вылечить «буйного», чем «тихого». Устойчивое патологическое состояние психики в большинстве случаев является не болезнью, равнозначной по последствиям соматическим заболеваниям. Болезнь не может быть способом адаптации, а психопатология в устойчивом состоянии, - может. В известном смысле это даже не заболевание, а эволюционный сбой, представляющий собой «соскальзывание» с той эволюционной горы, на которой зиждется шар сознания (вспомним аналогию с настольной игрой). И там, куда пришлось скатиться, в известном смысле легче жить. Точно так же на пути эволюции выигрывали те, кто скатывался в отстойник узкой специализации. Они выигрывали в онтическом комфорте, потому что для них облегчалась адаптация к тем условиям, которые имеют быть здесь и сейчас.

Задача врача заключается в том, чтобы «вкатить шар» обратно в гору, при том, что он не хочет катиться вверх и постоянно стремится скатиться в свой полуживотный уют. Можно представить себе, какой это Сизифов труд.

Теряя перспективы, «психохроники» не осознавали этого и были вполне счастливы. Человек без перспектив не может быть счастлив. Сознание — величина векторная, а устойчивое патологическое состояние психики — скалярная. Идиот не потому идиот, что не умеет читать и писать, а потому, что он счастлив в том, что нормальный человек с ужасом отвергает: в тупике без всяких перспектив. Однако сам идиот этого не понимает и подсознательно прикладывает усилия к тому, чтобы его не вывели из состояния устойчивого патологического равновесия. Он адаптирован, он приспособлен, он живет, даже не зная, что живет. И это, если хотите, высший комфорт. Ибо знание о жизни подразумевает параллельное знание о смерти.

Если бы УПС было болезнью, ни о какой адаптации не могло быть и речи. Болезнь — это нечто приобретаемое, устойчивое патологическое состояние представляет собой нечто восстановленное, является рекапитуляцией после-животного и не-до-человеческого. Это нечто такое, с чем вполне можно жить и если бы не современные представления о нормали, данная аномалия была бы высшей формой психики, чем она некогда и являлась. У животных в принципе не может наблюдаться УПС, потому что им нечего рекапитулировать, для них любая психическая аномалия - это болезнь, приводящая в конечном счете к гибели (например, бешенство). Только у человека может наблюдаться устойчивое патологическое состояние, как фактор адаптации к среде.

2. Синтез сознания

Вторая инверсия должна была сопровождаться морфологическими изменениями, смысл которых должен был заключаться в сближении двух «автономий» одной ЦНС, из которых вначале должна была образоваться «конфедерация», потом «федерация», потом унитарное «государство» и даже деспотат. О «тирании» приходится говорить, памятуя о том трансфере, который обеспечивает единство нашей психики, а источником его является деспотическая требовательность доминирующего «Я».

«Полушария обмениваются информацией через скопление нервных волокон, называемое мозолистое тело» (41, с. 120).

Мозолистое тело является главной кортикальной комиссурой. Оно наличествует у всех млекопитающих, за исключением самых низших представителей класса. Плотность волокон, составляющих этот сгусток, одинакова у животных и человека, а вот их число чрезвычайно вариабельно. В связи с одинаковой плотностью волокон можно судить о степени развития мозолистого тела по площади сечения. У ежа оно 1,85 мкм2, у крысы 4-5 мкм2, у человека 753 мкм2. Общее число нервных волокон в мозолистом теле мозга человека достигает астрономической цифры 200-350 миллионов (Блинков, Глезер, - 7, с.222).

Еще немного анатомии. Выше говорилось о том, что в последнее время морфологи пересматривают традиционные представления об архитектонике мозга, которые базировались раньше, в основном, на иерархии нейронов. Считалось, что уровень сложности устройства самих нервных клеток и дендритных систем является основным показателем уровня интеллекта. Начиная с Лешли, начался пересмотр старых представлений, источником которых являлся лабораторный микроскоп.

Специалисты начали говорить о том, что самым «отчетливым признаком уровня развития животного» является «величина соотношения саггитальных сечений мозолистого тела» при том что, плотность волокон, образующих мозолистое тело «примерно равна у человека и животных (400 тысяч в 1 мкм сечения)» (7, с.222).

Немалую роль в пересмотре старых представлений сыграла психология, изучавшая поведение животных, а также этология, особенно развившаяся во второй половине 20 в. Практика, являющаяся, как известно, критерием истины, показала неистинность лабораторных классификаций. Сложность нейронов зачастую отражает не уровень интеллекта, а их — нейронов - узкую специализацию, совершенно не влияющую на интеллект. Наступило время следующих заявлений «узких» специалистов-мозговедов:

«Внутренняя структура неокортекса в целом является более единообразно построенной, чем предполагали раньше, и отличие в цитоархитектонике и функциях коры мозга отражает специфику организации связей» (7, с.224).

Или: «антропогенетическая перестройка мозга касалась прежде всего обогащения и качественной реорганизации систем связей» (8, с.113).

Делаем вывод: уровень интеллекта определяется не специализацией нейронов, а их общим количеством и качеством связей. Процесс становления сознания человека — это прежде всего развитие системы связей на уже имеющейся клеточной базе.