Олег Игнатьев - Амазонка глазами москвича Страница 29

Когда на следующий день я рассказал эту легенду старику, он воспринял ее как достоверный факт.

— Да, конечно, — произнес он, — может быть, и так открыли каучук. — И неожиданно добавил: — Вероятно, светлячки — это не только души умерших белых серингейрос. Может быть, среди них есть также и индейские души. Конечно, если они до своей смерти успели принять нашу католическую веру.

Между прочим, замечание старика серингейро о том, что индейские души могут стать светлячками и если они до своей смерти успеют принять католическую веру, имеет свой подтекст. Несмотря на все старания различных миссионеров, индейцы не испытывают никакого желания принимать католическую веру и вообще избегают контакта с «цивилизаторами», особенно индейцы, живущие в юго-западных районах Бразилии, куда вот уже многие десятилетия наблюдается самый большой приток авантюристов, искателей приключений, в том числе охотников, добытчиков каучука и т. д. Встречи индейцев с этими людьми не несут первым ничего хорошего. Примером этому может служить история племени синта-ларга (длинные пояса).

По плану дорога между столицей — городом Бразилиа и столицей штата Акре должна будет проходить по землям, где живут индейцы этого племени, хотя дорога и не построена, но уже большая часть индейцев синта-ларга погибла от вооруженных нападений на них. Организовала нападения компания, которая имеет подряд на строительстве дороги.

В штате Акре синта-ларга насчитываются лишь немногочисленные группы. В основном это племя живет в муниципалитете Арипуана, в штате Мату-Гросу, от левого берега реки Журуена до левого берега реки Рузвельт, уже на территории Рондонии. В этом районе водится много дичи, земля тут плодородная, растут деревья ценных пород, говорят, что в этом районе много золота и алмазов.

Деревни индейцев племени синта-ларга располагаются в центре полей, которые они возделывают, очищая участки густых джунглей от деревьев и кустарников. Сейчас бразильские власти предпринимают попытки переселить индейцев племени синта-ларга, которых, по неполным данным, насчитывается около 5 тысяч человек, а также 5 тысяч индейцев других трех племен на территорию национального парка Арипуана, занимающую площадь в 32 тысячи квадратных километров. Что выйдет из этой затеи, пока неясно, потому что индейцы не хотят уходить с земель, искони им принадлежащих. В дальнейшем мы еще не раз будем сталкиваться с таким названием — национальный парк. Это значит, что на этой территории запрещено всякое строительство, запрещен свободный въезд на эту территорию, развитие промыслов, золотоискательские работы, сбор каучука, промысловая охота. На территории парков организуется несколько постов, работники которых обязаны наблюдать за соблюдением вышеуказанных правил. Чаше всего эти национальные парки создаются там, где живут индейские племена, с тем, чтобы сохранить их от истребления. Идея хорошая, но, к сожалению, очень часто национальные парки остаются парками лишь на бумаге.

Второй день пути прошел совершенно так же, как и конец первого. Мы пробирались через мате. Вечером, устраиваясь на ночлег, старик почувствовал себя неважно. Действительно, лицо его пылало, а он жаловался на холод. По всей видимости, у старика начинался приступ лихорадки. Это значительно осложняло наше положение, так как никто не мог ответить на вопрос: сколько осталось до реки. Тридцать с лишним часов пробирались мы по джунглям, а конца все не было видно.

Вторая ночевка прошла менее спокойно, чем первая. Не прекращавшийся ни на минуту мелкий дождь постепенно все усиливался, пока не перешел в тропический ливень. Лежать в гамаках было невозможно. Мы уселись в них и, вероятно, со стороны казались большими ночными птицами, примостившимися на нижних ветвях деревьев. Ливень шел несколько часов. Представьте, что на вас непрерывно опрокидываются ушаты теплой воды. Может быть, первый ушат покажется даже приятным, но проходит пять-десять минут, час, другой, а потоки воды все низвергаются сверху, и вы только плотнее закутываете фотоаппараты и продукты в старый полиэтиленовый мешок и постепенно приходите к мысли, что пусть лучше снова начнут кусать москиты, но только бы прекратилась водяная пытка.

Дождь кончился как-то сразу, будто сверху задвинули нужную заслонку, и лес снова зажил своей обычной ночной жизнью. Несмотря на страшную духоту, старика била лихорадка. Это совсем некстати, потому что скоро наступит рассвет и мы смогли бы, воспользовавшись отсутствием дождя, пройти быстрее оставшиеся до реки километры. Эх, знать бы, сколько осталось идти!

Азеведу берет факон и, как обычно, отправляясь на разведку пути, произносит:

— Пойду посмотрю, что и как.

На этот раз он вернулся необычно быстро и сказал только: «Мы выходим на свежую эстраду». Лучшего известия Азеведу не мог принести. Выход на эстраду означал конец нашим мытарствам потому, что, без сомнения, эстрада должна была привести к большой воде, должна была привести к реке Акре. Собрать нехитрый багаж — дело одной минуты. Старик с трудом встал на ноги. Однако самостоятельно идти он не мог. Пришлось разделить поклажу серингейро на две части и добавить к нашему грузу. Азеведу по-прежнему шел впереди, старик, еле передвигая ноги и тяжело опираясь на мое плечо, медленно тащился вслед. Подобным образом нам предстояло пройти минимум пять-шесть километров. Практически преодолеть такое расстояние можно было только за целый день. Через каждые несколько сот метров приходилось останавливаться и делать привал.

После очередной остановки Азеведу сказал:

— Давайте я пойду вперед, посмотрю, что и как. Может, быстро доберусь до дома серингейро и приведу мула для старика.

По-видимому, он принял единственно правильное решение. Мы привязали к лианам, обвивавшим толстенные пальмы, гамак, положили в него больного, и только Азеведу собрался тронуться в путь, как на эстраду из леса вышел человек, державший в руках кожаный мешок. Это, без сомнения, был серингейро, потому что такие мешки наряду с железными бидонами употребляют сборщики каучука для хранения латекса. Увидев нашу группу, незнакомец слегка попятился назад. На лице у него был написан крайний испуг. Конечно, серингейро никак не ожидал встретить в этот ранний час в глубине джунглей трех путников.

— Эй, приятель! — закричал Азеведу. — Мы идем с западного участка Параизо к Акре, чтобы ехать в Рио-Бранко. Не знаешь, сколько до реки осталось километров?

Сборщик каучука, все еще нерешительно поглядывая на нас, приблизился, но, увидев старика, видимо, успокоился и сказал:

— А, это старик Мане. Я его знаю. Опять трясет лихорадка? Сейчас мы доставим его на реку. Река-то здесь, рядом. Пойдемте по эстраде до моей хижины, там я дам вам осла, и мы перевезем Мане ко мне. Только, если хотите быстро попасть в Рио-Бранко, торопитесь, а то через полтора часа должен пройти баркас, который везет туда болас. Может быть, уговорите капитана, и он подбросит вас до города.

Не прошло и часа, как мы сидели на берегу реки, наблюдая за тремя парнями, выкатывавшими из-под небольшого навеса семидесятикилограммовые каучуковые шары — болас.

Мы пришли к большой воде. Она должна была доставить нас в мир цивилизованных людей, где существуют дома с крышами над головой, где под ногами не хлюпает мутная жижа тропических болотец, где можно не опасаться, что тысячи москитов подвергнут вас непрерывной пытке, и где есть более или менее чистая питьевая вода. Вы не можете себе представить, какую воду приходится пить во время путешествия по джунглям.

— Вы знаете, — спросил Азеведу, — куда мы пришли? Это не маржей (центральный барак). Скажи, приятель, — обратился Азеведу к нашему новому знакомому, — сколько отсюда до маржена?

— А зачем вам это нужно? — настороженно ответил серингейро. — У вас есть какие-нибудь дела к хозяину?

— Да нет, — пояснил Азеведу, — мы даже не знаем, кто здесь хозяин, просто желаем знать, сколько километров осталось до Рио-Бранко.

— До центра серингала Параизо примерно три километра. А вы находитесь на участке, который называется Капатара.

— Да ты не бойся, — вступил в разговор наш старик. — Это же не инспектора. Это хорошие люди. Они тебя не подведут.

Кто кого мог подвести, понять было не так-то просто. И только потом Азеведу рассказал, что, оказывается, три арендатора участков в тот момент, когда мы вторглись в их владения, готовились к контрабандной операции. Сложенные на берегу реки болас предназначались не для хозяина-серингалиста, а для баркаса контрабандистов — «диких» скупщиков каучука, которым можно было продать заготовленный каучук по цене, значительно большей, чем арендаторы-серингейрос могли бы получить у хозяина. Если хозяин накроет серингейрос за продажей каучука контрабандистам или впоследствии узнает о проведенной операции, то серингейрос ждет тяжелое наказание, вплоть до физической расправы.