Марина Рабинович - Неоткрытые открытия, или Кто это придумал? Страница 3

А вот эта история относится скорее к легендам, чем к достоверным фактам. Однажды генерал-губернатор Арсений Закревский, купив свежую сайку, увидел в ней… таракана. Вызванный на ковер булочник Иван Филиппов схватил насекомое и на глазах у изумленной публики съел, заявив, что генерал ошибся: это была изюминка. Вернувшись в пекарню, Филиппов распорядился срочно начать печь булочки с изюмом. Он и не подозревал, что они будут пользоваться спросом не один десяток лет.

Шотландский ученый Александр Флеминг в 1928 году занимался исследованием борьбы организма человека с гриппом. Вырастив в трех чашках Петри культуры стафилококков, он обнаружил, что чашки были плохо вымыты и в них поселилась плесень. Флеминг огорчился, но, приглядевшись повнимательнее, заметил, что вокруг пятен плесени погибли и стафилококки. Спустя некоторое время из плесени был выделен пенициллин, первый в мире антибиотик.

Если бы инженер Перси Гюнсер не любил шоколад, весь мир, возможно, до сих пор пользовался бы для разогрева пищи кастрюльками и сковородками. Во время Второй мировой войны на радарах союзников были установлены микроволновые излучатели. Работая около одного из радаров, Гюнсер в какой-то момент обнаружил, что излучатель расплавил шоколадку у него в кармане. Он немного расстроился, но потом задумался, а затем создал прибор, без которого, в общем, уже трудно представить нынешнюю кухню.

Диэтиламид лизергиновой кислоты первоначально интересовал ученых исключительно в качестве вспомогательного средства при родах. Однако швейцарский ученый Альберт Хофманн решил испытать новый препарат на себе. 19 апреля 1943 года он окрестил Днем велосипеда, так как под воздействием «кислоты» совершил незабываемую поездку на этом транспорте и с того дня посвятил свою жизнь изучению воздействия ЛСД на психику и сознание.

Кто бы мог подумать, что знаменитая виагра появилась благодаря попыткам изобрести средство от ангины! Мужчины всего мира, да и женщины тоже, могут благодарить жителей уэльского города Мертир-Тайдфил. Именно здесь в 1992 году пациенты мужского пола отказались возвращать экспериментальные таблетки после окончания тестирования. Руководителей компании «Пфайзер» заинтересовал такой поворот событий – и вскоре миру был представлен новый препарат.

Специально этим вопросом занимались Р. Мертон и Е. Барбер. См.: Merton R. The sociology of science. Chicago, 1973; Новиков А. С. Научные открытия: повторные, одновременные, своевременные, преждевременные, запоздалые, 2003.

Часть первая

Споры о приоритете

Феномен множественных открытий Идеи носятся в воздухе?

Итак, подойдем плотнее к явлению открытий, сделанных в разных концах света практически одновременно. Если все проанализировать, то станет ясно, что к этому нельзя относиться просто как к случайности, ведь среди них – самые фундаментальные, без которых не было бы прогресса вообще. Например, огонь, порох, ткачество появились примерно в одно и то же время в Китае, Индии и Европе. А за пальму первенства в приручении коня по сей день соперничают сразу несколько народов Евразийского континента. Как объяснить это явление? Может ли быть, что существует своего рода всеобщий планетарный интеллект – он-то и есть истинный изобретатель?

В уже обозримый и фиксируемый историей период сразу несколько выдающихся ученых приходили к одним и тем же выводам в своих разработках – так появлялись универсальные теории, законы, методы и устройства.

Считается, что теорию математического анализа сформулировал Ньютон. И действительно, Лейбниц пришел к открытию дифференциального и интегрального счислений позже на четыре года, но в публикации результатов опередил Ньютона.

Видимо, к середине XIX века идея точного (а не художественного) запечатления явлений назрела настолько, что в 1839 году Луи Дагер в Париже и Уильям Генри Фокс Тальбот в Лондоне независимо друг от друга продемонстрировали изобретенные фотографические аппараты.

В 1840 году Джеймс Джоуль сам по себе и Эмиль Ленц сам по себе открыли закон, дающий количественную оценку теплового действия электрического тока. Вот почему этот закон носит название закона Джоуля – Ленца.

В 1845 году английский астроном Джон Адамс рассчитал положение Нептуна на основании данных о небольших возмущениях в движении Урана. То же самое, используя тот же принцип, сделал и француз Урбен Леверье, только годом позже.

В 1900 году трое ученых – немец Карл Корренс, голландец Хуго Де Фриз и австриец Эрих фон Чермак, – работая независимо друг от друга, наткнулись на статью Менделя 35-летней давности, в которой описывалось открытие, сделанное каждым из них самостоятельно! Более того, в тот же год английский ученый Уильям Бейтсон тоже нашел статью Менделя и вскоре представил ее вниманию других ученых. К концу года Мендель наконец получил признание, которое заслужил в своей жизни.

Наконец, один из виднейших социологов ХХ века, американец Роберт К. Мертон, взял на себя ответственность заявить, что в науке множественные открытия – не исключение, а скорее правило. Об этом явлении Бернард Вербер в своей «Секретной книге муравьев» пишет так: «Можно подумать, что некоторые идеи витают в воздухе и что те, кто наделен особыми талантами, просто вылавливают их из атмосферы, как рыбу из пруда, и стандартизируют мировой разум!»

Но что любопытно: оказывается, речь в данном случае может и должна идти не только о науке, но и о литературе! Шарль Бодлер, много лет переводивший стихи Эдгара Аллана По, сокрушался: «Вы знаете, почему я так терпеливо переводил? Потому что он похож на меня. В первый раз, когда я открыл его книгу, я с ужасом и восторгом увидел, что в ней не просто сюжеты, которые я обдумывал, но и точно такие же фразы, какими я их формулировал. Однако он написал все это двадцать лет назад».

После публикации некоторых из стихов Э. А. По на французском это сходство настолько бросилось в глаза критикам и читателям, что злые языки не преминули заметить, мол, сборник Бодлера «Цветы зла» – это бледная копия поэзии Северной Америки. Будучи несправедливо уязвлен, несчастный Бодлер простонал: «Я потерял так много времени, делая переводы Эдгара По, и что я получил? Меня обвинили в том, что я позаимствовал у него стихи. Хотя я написал свои за десять лет до того, как познакомился с работами американца».

Удача, случайность, закономерность – можно ли свести феномен множественных открытий к одному из этих трех понятий? А есть и четвертое представление – веление времени, и пятое – зрелость общества и культуры.

Может ли быть, что открытия и изобретения, необходимые для дальнейшего движения по пути эволюции, происходят сами собой, поскольку настало их время, ибо общество созрело? А когда те или иные цивилизации близки по уровню своего развития, то и происходят эти «прозрения» одновременно в разных умах. К тому же считается, что история человечества часто состоит из давно забытых или в свое время незавершенных открытий, которые «вспоминаются» позже другими людьми. Так, словно изобретатели и ученые подхватывают у предшественников невидимую эстафетную палочку.

Выше мы упоминали об одновременном открытии теории эволюции Дарвином и Уоллесом. Толчком же для обоих послужил реферат Мальтуса «Опыт закона о народонаселении», опубликованный в 1797 году, то есть за 60 лет до их докладов в Линнеевском обществе. Так почему же это не произошло раньше, а только в 1858 году? Время пришло? Как заметил биограф Чарльза Дарвина, «больше удивляет не само совпадение открытий, а медлительность этого совпадения». К слову, когда теория эволюции была сформулирована, британский зоолог и орнитолог Альфред Ньютон признавался, что ему трудно определить: он больше раздражен тем, что сам не сделал этого ранее, хоть и пришел к тем же выводам, или все-таки больше счастлив, что об открытии наконец объявлено.

Итак, если открытие само по себе витает в воздухе и ждет только, когда время созреет, то не сводится ли роль первооткрывателей к нулю? А с другой стороны, если оно подхвачено именно этими первооткрывателями, то почему же именно ими? Как же разрешить эту дилемму?

Видимо, даже когда настало время для определенного открытия, для него все равно требуется чутье, исключительный интеллект, а иногда и благоприятный шанс его актуализировать. Необходим разум ученого, сонастроенный с грядущим открытием и созвучный с ним настолько, чтобы стать той благоприятной почвой, в которую зерно открытия согласилось бы упасть, уверенное, что прорастет в ней прекрасным цветком.

Как заметил британский писатель и журналист Артур Кестлер, «некоторые великие открытия представляют собой такие подвиги силы, что “зрелость” кажется слабым их объяснением, а “удача” вообще не объясняет их». Таким образом, «зрелость», подготовленность общества является необходимым, но недостаточным условием для открытий. «Если бы все зависело от зрелости, гений в истории играл бы роль скорее не героя, а акушера: он лишь руководил бы рождением заранее установленного закона», – продолжает Артур Кестлер.